Алла Чернец - Гоадарай: приключения Ангелины Страница 6

Далее он писал о том, что Лика забеременела. Эта новость для Карла была одной из самых счастливых, но только потому, что он видел, какой радостью наполнились глаза его возлюбленной. Уже дважды отец, уже убеленный сединами, Карл и не помышлял о том, что в его жизни появится младенец, но ради Лики он отбросил все сомнения и твердил: «Дети – это прекрасно». К сожалению, все оказалось не таким радужным, как вначале. Уже после третьего посещения врача Лику попросили задержаться и сообщили ей, что по результатам анализов и обследования они могут с уверенностью сказать, что у ребенка обнаружена патология. Они настаивали на прерывании беременности. Лика была категорически против. Она даже не смела произносить слово «аборт». Однако когда Карл поговорил с наблюдающим Лику доктором, тот убедил его вмешаться. И Карл после двух бессонных ночей решился на разговор с Ликой. Он писал, что то время для него было покрыто серым туманом. Лика поддалась уговорам. Она больше не была беременна. Но она больше не была и влюблена. Более того, ее сердце было переполнено болью и обидой. Карл писал, что женщина, которую ты любишь, так легко переносит тебя из рая в ад, что это парализует волю. «Я жил в потоке ненависти. И пришло время, когда я ощутил, что буду погребен под этим потоком навечно. В тот же вечер я уехал, попрощавшись с Ликой».

Ангелина была потрясена, – от письма веяло такой безысходностью, таким густым туманом неопределенности, что Ангелина не знала, какие слова Карл надеялся от нее услышать.

Она написала ему очень короткий ответ: «Не веря, что можно войти в одну реку дважды, я все же верю в то, что после ночи мрак рассеивается, и наступает утро. И для тебя, и для Лики». Карл, как она думала, исчез из ее жизни навсегда.

Аэропорт

Краем глаза Ангелина заметила, что ее и Егора зарегистрировали на соседние места. Перед ней вдруг пронеслись события, которые заставили ее запомнить имя Егора. Ангелина в прошедший год очень редко вспоминала Карла, – она отнеслась к их несостоявшемуся браку, как к проекту, затраты на запуск которого не оправдали бы себя. Она удивилась причудливым поворотам судьбы, – история Егора была важна для нее, и она бы и сама не сумела объяснить себе, почему. Она посмотрела на него: высокий, короткие немного вьющиеся черные волосы, тонкие черты лица, заметная линия скул. «Печорин», – подумала Ангелина, но тут же одернула себя, – она романтизировала его образ из-за того, что знала, какую драму ему довелось пережить. Самым поразительным было даже не то, что она столкнулась с ним при таких неожиданных обстоятельствах, а то, что он выжил, более того, ничто в его лице не выдавало страшного опыта, который едва не стоил ему жизни. Ангелина заметила, что Егор вопросительно смотрит на нее, – она, забыв о манерах, сначала уставилась на его билет, а теперь – на него самого.

– Простите, – пробормотала она.

Егор улыбнулся.

– Я заметила, что наши места будут рядом.

Это прозвучало так нелепо, что Ангелина, качнув головой, вдруг сказала:

– Егор, я знаю, что с вами произошло год назад, и я рада, что вы живы.

На его лице не осталось и тени улыбки, глаза его враз потемнели, однако он ничем не выдал своего потрясения. Спустя мгновение он посмотрел на Ангелину и сказал:

– Я никогда вас не встречал. Я бы вас обязательно запомнил, хотя…Ваше лицо мне кажется знакомым.

– Нет, Егор, вы не могли меня видеть. То, что мне стало известно – это совершенно невероятная история. Простите меня за то, что я так на вас уставилась.

– Прошу вас, расскажите мне. Мне будет любопытно. Я уже отвык от невероятных историй.

Объявили посадку. Впереди были два часа полета. Егор повернулся к Ангелине и спросил:

– Откуда же вы узнали обо мне?

– От американца, который работал с вами на проекте.

Полет

– От Карла… – Егор задумался. – О, так вот откуда я знаю ваше лицо. Он показывал ваше фото. Хвастался, – презрительно-снисходительно сказал Егор. – У вас была приличная разница в возрасте с ним. Но ему нравилось, что у нас в России никто не закатывает глаза, если женщина намного моложе. Он еще говорил, что в Америке его бы прозвали sugar daddy. Он всем нравился. Очень открытый. И всегда улыбался. Что с ним? Я потерял из виду всех, кто был связан с моим сибирским временем.

– Я не знаю, Егор. Сибирь с тех пор для меня еще более суровый край, чем представлялся раньше, хотя Карл часто присылал мне фотографии с пейзажами неземной красоты. Мы с ним расстались. На то было много причин. Но в наш последний разговор мы говорили о вас. Он проявил искреннее сочувствие и возмущался звонком из Москвы…

– Да, как только я пришел в себя, первое, что узнал, – что потерял работу.

Егор невесело улыбнулся.

– Наверное, прокаженные на острове чувствовали себя так же скверно. Хотя нет… Я же мог скрывать перед незнакомыми людьми, что на самом деле записан в прокаженные.

– Егор, но вы живы. Более того, вы производите впечатление благополучного человека.

– Нет, это не впечатление. Я и есть вполне благополучный человек. Я и лечу-то этим рейсом, потому что другого на это время не было. Иначе я бы путешествовал бизнес-классом, – пожав плечами, добавил он. – Вы знаете, Ангелина, я не верю в такие случайности. Наверное, мы должны были сегодня вот так неожиданно пересечься. И, наверное, это для того, чтобы я оглянулся на этот самый странный год в своей жизни.

– Если вам тяжело говорить об этом, я ни в коем случае не настаиваю.

– Ангелина, вы будете первой, кто узнает о секретах, которые я бы предпочел похоронить.

Ангелина вдруг почувствовала, что задыхается от серьезности. То, что они обсуждали такую тяжелую тему, казалось, накаляло воздух грозовыми разрядами.

– Егор, я понимаю, что я старше, но мы можем перейти на «ты».

Ангелина с облегчением услышала, как Егор рассмеялся:

– Я и не подозревал, что младше тебя.

Ангелина улыбнулась в ответ.

– Спасибо.

Егор выдержал долгую паузу и, наконец, нарушил тишину.

– То, что произошло со мной, заставило меня по-другому смотреть на жизнь.

– Может, потому что ты понял, что тебе дан шанс жить вместо умереть?

Егор задумчиво кивнул.

– Я часто спрашивал себя, зачем мне нужен был такой жестокий урок. Почему другие обходятся без того, чтобы почти перешагнуть черту? Потом я понял, что в таких вопросах нет никакого смысла, – я не знаю о других ничего, кроме того, что они готовы открыть миру. Я не знаю, что привело их к неудаче или успеху. Такое знание мне дано только по отношению к себе. И то время, которое я потрачу на сравнения и ненужные размышления, я с большей пользой потрачу на то, чтобы быть честным с собой.

Ангелина втянула голову в плечи, – в словах Егора была холодная правда, отрезвляющая, как холодный душ. Что может быть проще, чем свалить все свои ошибки на невезение? А еще лучше, – подумать обо всем попозже, перетекающее в никогда.

– Да, наверное, я понимаю, о чем ты говоришь.

– Но я забежал вперед. То, что произошло, случилось не в один день. Я долго испытывал судьбу на прочность, прежде чем она лишила меня сил. Когда я приехал в Сибирь, я был уже четко работающим механизмом, запрограммированным на взрыв. В Москве оставались жена и мой сын. Собственно, все и началось после его рождения. У меня так блестяще складывалась карьера, все происходило, как будто само собой, – университет, сразу после окончания отличный контракт, потом встреча с будущей женой, – красавица и умница, как принято у русских женщин. Волна удачи. И в какое-то мгновение я поймал себя на мысли: «Что-то слишком солнечно, без адреналина». Наверное, в тот самый момент я и соскочил со светлой волны удачи, даже не заметив этого.

Ангелина сказала:

– Я когда тебя рассматривала, решила, что похож на Печорина. Но сейчас вижу, что скорее ты Кай, а значит, – должна появиться Снежная Королева.

Егор засмеялся:

– Только у наших барышень воображение перенаселено книжными персонажами. Но, Ангелина, ты действительно попала в самую точку, хотя ты сейчас поймешь, почему я рассмеялся… Мы отправились с женой в Дубаи. С нами была еще одна пара, – и мы, и они оставили детей с родителями. Я и задумывал эту поездку ради жены, – хотел, чтобы она после рождения малыша немного отдохнула. Чувствовал себя полубогом. Щедрым, дающим. Моя жена даже сделала мне замечание, – сказала: «Егор, ты стал таким напыщенным, до смешного. Если все дается тебе легко, будь вдвойне благодарен». Я только вспылил и обвинил в неблагодарности ее. Тот вечер мы решили провести отдельно, – жены отправились в торговый центр, а мы с другом – в клуб. Дальше все происходило с невероятной быстротой. С нами познакомились две чернокожие проститутки. Из Эфиопии. Та, которая понравилась мне, немного говорила по-английски. У нее в глазах было такое невинное выражение, что это меня и погубило. Тело при этом она имела совершенно роскошное, – тонкие руки, безупречные ноги, линия шеи, – черный лебедь, а кожа такого нежного оттенка, что казалось, что перед тобой шоколадный десерт, покрытый тончайшей молочной глазурью. Что я могу сказать? Эфиопки считаются одной из самых красивых африканских наций не напрасно. Но меня это не оправдывает, конечно. Я не собирался с ней спать, – мне хотелось убить время. Я смеха ради начал расспрашивать ее, как она дошла до жизни такой. И она мне рассказала, что очень рада тому, что жива, что многие ее друзья умерли еще в лагере. Каком лагере? В лагере, в который собрали годовалых детей, оставшихся круглыми сиротами: в то время в Эфиопии бушевала война. Она с гордостью сказала, что она, как и русские, православная, и меня это тронуло, пусть даже это было все, что она знала о русских. Я спросил, давно ли она в этом бизнесе, – нет, недавно, но она снова подтвердила, что на судьбу не жалуется, потому что в Африке бы точно умерла. Она, конечно, была очень невежественна, потому что не имела возможности даже в мало-мальски приличную школу ходить. В общем, возвращаясь к твоим словам, сам того не зная, в тот момент я встретил свою Снежную Королеву. Черную Королеву. Нищую, плохо образованную, продающую себя. Она назвала себя Лидией. В пятнадцать лет Лидия начала жить с каким-то эфиопом и безропотно работала в его лавке за еду, потом его семья начала использовать ее в свободное время, как няньку и прислугу. А потом он, видимо, пресытившись ее юностью и неопытностью, убедил ее отправиться в Дубаи, как он сказал, горничной. Когда она приехала сюда, на следующий же день она поняла, какого рода работа ей предстоит. Плакала она только от обиды, ведь ей пришлось посмотреть правде в глаза и принять, что мужчина, которого она любила, продал ее, как наскучившую собаку. Однако ей в какой-то степени повезло, потому что чернокожие проститутки тут ценились очень низко. Она же попала к хозяину, который заботился о своем товаре, а она из-за своей красоты попала в положение привилегированных, – ей разрешалось работать только четыре раза в неделю и только в баре этого клуба, одного из самых дорогих в городе. Как она относилась к тому мужчине, который распорядился сначала ее невинностью, а потом женской судьбой? Православие призывает к прощению.