Арина Ларина - Принц б/у Страница 6

– Шампанского-то хоть выпить можно? – убитым голосом поинтересовалась Маргоша.

– Ни в коем случае! – отрезала Татьяна. – Он может тебе туда что-нибудь подсыпать!

– Подсыпать? Что? Слабительное или крысиный яд?

Рита поняла, что романтический вечер будет совершенно не таким, как мечталось. Николай уже воспринимался не как желанный мужчина, а как агрессор, с которым необходимо грамотно провести дипломатические переговоры. Ей очень хотелось, чтобы хоть в чем-то Таня ошиблась, поэтому Риточка и уцепилась за предположение о том, что он ей якобы может что-то там подсыпать.

– Завьялова! Не спорь со специалистами. Вряд ли его целью является расстройство твоего пищеварения. Есть множество препаратов, один миллиграмм которых может совершенно снести тебе башню! И ты будешь вести себя хуже, чем нажравшийся в хлам сапожник.

– А это ему зачем? – Маргоша перестала верить разошедшейся подруге.

– Что у трезвого на уме, у пьяного – на языке. Не исключено, что он намерен выяснить всю твою подноготную. Кстати, это часто делают, очень многие мои подруги попали в такую же ситуацию.

Упоминание о подругах окончательно добило Маргошу. Она почувствовала себя Штирлицем на вражеской территории. Любовь медленно, но верно отходила на второй план. Маргоша даже на мгновение пожалела, что запланировала на день рождения рандеву с Николаем, а не обычную вечеринку с друзьями.

Глядя на ее перевернутую физиономию, Татьяна успокоилась. Все складывалось наилучшим образом.

С утра Маргошу колотило от волнения. Предстоящая встреча с Колей расценивалась юной студенткой как важнейшее испытание судьбы. Риточка заготовила речь и тихо повторяла ее, осторожно высовываясь из-за занавески, чтобы не пропустить приближение кавалера. Стол был накрыт, оставленное мамой горячее разогрето, хлеб нарезан. Даже воду она заранее налила в вазочку для цветов. Маргоша казалась самой себе чрезвычайно предусмотрительной и взрослой.

Когда новая подруга пригласила его домой, Николай сначала струсил. У девчонки был настолько торжественный вид, что он вдруг подумал, уж не с родителями ли она собирается его знакомить. Это в планы Николая категорически не вписывалось. Украшать свою жизнь молодой женой он не планировал, поскольку к последней непременно прилагалась какая-нибудь крикливая крупногабаритная мамаша, она же – теща, тесть, мнящий себя полководцем и раздающий направо и налево ценные советы, и в недалеком будущем выводок шумных сопливых отпрысков, из-за которых нельзя будет спокойно посмотреть футбол, поехать на шашлыки и, вообще, пожить в свое удовольствие. Коля рассуждал так: одиноких женщин намного больше, чем непристроенных мужчин, соответственно, на его век баб хватит. Связывать свою жизнь с какой-то одной, которая начнет предъявлять определенные требования, а именно: прибить полочки, отдать зарплату, починить кран, вынести мусор и прочее – было бы неразумно. С годами женщины вянут и выдыхаются, как дешевое пиво, а мужики становятся все ценнее, как выдержанный коньяк. Он уже имел счастье убедиться, что только в первые недели совместной жизни с молодым задором и энтузиазмом гладятся рубашки, варятся борщи и моются полы. За первым этапом самоотдачи наступает этап прозрения. Дамы начинают выражать собственное мнение, ходить по дому в мятом халате и чувствовать себя хозяйками положения. В тот момент и нужно прекращать отношения, мотивируя это несходством характеров или длительной командировкой в Заполярье. Николай не был альфонсом, он искренне любил женщин, выпивал их, как цветок пьет влагу, с восторгом и благодарностью, после чего отбывал к более свежему источнику. Он никогда не приглашал женщин к себе и не заводил близких отношений с сослуживицами, помня о своем первом неудачном опыте с Марией Михайловной из отдела кадров.

Машенька, как ее называли сотрудники, была слегка перезрелой барышней ближе к сорока. Она походила на большой астраханский помидор предельной степени спелости, вслед за которой должна была наступить стадия второй свежести, то есть когда овощ уже красив только в салате по причине сильной помятости бочков. Коля стал ее лебединой песней. Напевшись дуэтом, они заняли прямо противоположные позиции: Николай заинтересовался молодой лаборанткой, а Маша собралась за него замуж и пожелала познакомиться с мамой. Ее родители жили под Владивостоком, поэтому планировалось вызвать их непосредственно на свадьбу. Правда, это планировалось только наивной Машей, а Коля уже вовсю паковал вещи. Отвязаться от кадровички оказалось задачей практически непосильной. Она никак не желала понимать, что любовь прошла, напирая на то, что у него, может, и прошла, а у нее – нет! Готова была любить за двоих, прощать, носить на руках и угождать. В ночных кошмарах Коля видел, как на его горле смыкаются пухлые Машины пальцы, унизанные кольцами. Ходить на работу стало невыносимо: весь НИИ был в курсе происходящего, что, кстати, Марию совсем не смущало. Утром она подстерегала Николая у проходной, после чего весь день возникала у него на пути, заставляя вздрагивать и передвигаться по территории трусливой рысцой.

Спасла ситуацию мама. Если бы Коленька надумал жениться, то его мать могла бы стать изумительным образчиком свекрови из анекдотов. Она до безумия обожала сына и была из породы склочниц, про которых говорят: «К вечеру сама себя укусит». Обладая сухонькой фигуркой воробья, Елена Сергеевна орала, как портовый грузчик, значительно опережая представителя данной профессии по богатству и неординарности лексического запаса.

Когда Маше надоело охотиться на пугливо избегавшую ее дичь, она решила познакомиться с будущей родственницей сама, здраво рассудив, что в этом деле ей без союзников не обойтись. Мария совершенно справедливо полагала, что наличие собственной жилплощади, хорошего оклада и оранжевого «москвичонка» подкупит любую мать, переманив ее на сторону невесты. С точки зрения здравого смысла, Маша была права, но для любого правила всегда имеются исключения. Елена Сергеевна была уверена, что нет на земле женщины, достойной ее Колясика. Кстати, Коля тоже был в этом уверен. Так и жили они с мамой душа в душу, и только визит Марии Михайловны омрачил их безоблачное счастье. Но ненадолго. Елена Сергеевна вопила так, что в курсе событий оказались все соседи, мирно отдыхавшие после рабочего дня за закрытыми дверями. Причем с ситуацией невольно ознакомились даже те, кто никогда не участвовал в жизни подъезда и не припадал ухом к замочной скважине, дабы обогатить свое бедное впечатлениями существование. Маша узнала о себе столько нового и обидного, что на ее застарелый комплекс старой девы гроздьями понавешались десятки новых мелких и крупных комплексов, начиная от чрезвычайно оскорбительного описания ее фигуры и заканчивая возмутительной характеристикой перспектив ее личной жизни. Она бегом принеслась домой, собрала остатки Колиных вещей и с остервенением вышвырнула чемодан на лестницу.