Ольга Тимошина - Больше не зови меня Страница 6

Эта безысходность заставила меня взять в руки карандаш и бумагу. Ночью я тихонько сбежала из нашей кровати и на цыпочках пробралась в столовую. За окном, освещенный яркой луной, под россыпью миллиона звезд холодным светом мигал в заливе маяк. Я забралась на стул и положила голову в свои ладони. Передо мной лежали белые, чистые маленькие листы.

Они были моим последним шансом поговорить с Андреем. Я писала без остановки, пока звездное небо, разбуженное поднимающимся из-за линии горизонта солнцем, не начало светлеть и не погас огонь маяка.

За окном зарождался день. И я тоже почему-то почувствовала себя по-новому. Я освободила себя от мыслей, которые загрузили меня и не давали возможности жить, не думая о нем, каждый день, каждую минуту… Я собрала листки и вложила в книгу Андрея. Возможно, что он никогда их не заметит, не захочет заметить, и не будет читать. Ну и пусть. Я сказала все, что Андрей упорно не хотел слышать…

7

Я проснулась к вечеру. Андрея не было. Спустилась на кухню и налила себе полную чашку горячего шоколада; поглощая его огромными глотками, я смотрела на распыляющийся закат, и мне нестерпимо захотелось найти мои краски.

Андрей сидел в саду, углубившись в чтение книги, которая так поглотила его, что он не заметил, как я взяла кисти и начала рисовать его. Я работала тихо и быстро. Все, что я хотела передать – это атмосфера и цвет. Солнце уходило, прячась за гору, и я торопилась, времени оставалось немного, и я боялась потом не вспомнить теней и красок, боялась перепутать детали и ошибиться.

Я вдруг нестерпимо захотела его сфотографировать. Потом он сделает это фото своим любимым и, глядя на него, будет вспоминать о своей молодости, о море и, возможно, обо мне.

Он сидел в профиль, погруженный в свои мысли, которые, как мне показалось, не были связаны ни с работой, ни с нашими отношениями. Мне польстила бы идея, что столь задумчивый вид вызван его глубокими мыслями о моей персоне. Но зная, что этот мужчина не позволяет себе ни думать о женщинах, ни воскрешать их у себя в памяти, я догадалась, что он размышлял о себе. Половина его лица была залита светом от садящегося за горы солнца, отчего пространство позади, казалось, не существовало. Эта картина полной гармонии и загадочности напомнила мне его детские фотографии. Я любила рассматривать лица детей потому, что они были искренни и не виновны… Не виновны в моем разбитом сердце.

Я сбегала за фотоаппаратом и сделала снимок исподтишка. Андрей как всегда ничего не заметил. Я продолжала рисовать, пока закат не окрасил небо в малиновые тона, и воздух начал приобретать ту размытость и туманность, которая появляется в горах с наступлением вечера. Я смотрела на него и вдруг отчетливо поняла: он – чужое счастье. Не мое!

Я отложила краски и подошла к нему. Мне не хотелось забыть эти минуты, потому мне нужно было обязательно чем-то закрепить мою память, которая в последнее время стала сильно подводить меня, запутавшись в моих отношениях с этим мужчиной и самой собой. Я забралась к нему на колени и отняла книгу. Он, приняв меня и усадив поудобнее, вытянул ее обратно.

Я не хотела ничего забыть, только крепко обняла руками и положила голову ему на плечо, уткнувшись в теплый пушистый ворот кофты. Ничего не потерять. Ни цвет пурпурного неба, расчерченного следами самолетов. Ни тени кипарисов, как свечей торчащих на фоне моря. Ни запаха дыма, валящего из каминной трубы соседей. Ни красоты, ни чувства.

– Я не хочу потерять тебя, – прошептала я в себя, чтобы он не услышал.

– Ну, я вроде никуда пока не собираюсь, – вдруг отозвался он.

А мне так не хотелось говорить. Я почему-то начала привыкать к мысли, что нам не быть вместе, и ее принятие благотворно повлияло на мою нервную систему. Я стала спокойнее и медленнее. Я стала получать удовольствие от каждой секунды, проведенной с Андреем. Это как будто знать, что скоро произойдет что-то неизбежное. Сначала бесишься, пытаешься бороться, сопротивляешься. А потом просто начинаешь медленно жить, смакуя и запоминая настоящий момент, вытягивая из него все удовольствия и раскладывая детали в памяти, на заранее приготовленные для этого места, чтобы дать потом этому место название и поставить дату.

– Так почему ты думаешь потерять меня? – вдруг снова спросил Андрей.

– Это же очевидно. Скоро мы расстанемся.

– Вот только не надо меня пугать. Я пока не планирую с тобой расставаться. Может, ты чего задумала? – ни с того ни сего начал он разговор, который никак не мог состояться.

Это была такая игра – называлась она жизнь. Хочешь поговорить, он найдет сто отговорок, чтобы избежать выяснений, вопросов и обещаний. И когда вдруг тебе в голову приходит мысль, что он не единственный мужчина в мире, с которым можно поговорить, он тут же вызывает тебя на выяснение отношений. Значит, меня он тоже планирует как совещание или отпуск. Он всегда делает и говорит тогда, когда надо ему.

Я начала раздражаться, что проявилось нервным смешком, который заставил его оторвать руки от моих плеч. Ему не нравился такой смех. Он вообще не любил, когда у меня было чувство юмора. Его разрешалось иметь только Андрею. Сейчас все начнется заново и будет испорчено по старому отработанному сценарию. Этот вечер, закат… прощайте.

Мне безумно захотелось позлить Андрея. И я продолжила тихонько смеяться.

– И что же тебе так весело? – язвительно произнес он, вдруг закипая изнутри. Я чувствовала, как стучит его сердце, как открываются легкие и набирают огромную порцию воздуха, при этом его сдержанность не позволяет телу демонстрировать эту тревогу и нетерпение.

– А ты знаешь, что всего пару лет назад я жила в Париже. Встречалась, с кем хотела, и вообще делала, что хотела. И была свободная… А потом вдруг появился ты, и где я теперь?

– Теперь ты сидишь в одной из самых дорогих вилл на юге Франции и пьешь самое шикарное вино на коленях у одного из самых завидных холостяков! – пошутил он, протягивая мне свой стакан…

Я вскочила с его колен и громко засмеялась. Ну, все, я теряю тут время. Надо уходить. Похоже, что он еще лет 20 будет ощущать себя перспективным женихом, пробуя на вкус всех желающих на такое, по его мнению, почетное и свободное место невесты. Я вдруг вспомнила об американском молодящемся актере, чей возраст давно перевалил за 50, однако факт своего старения, ярко выраженный в его внешнем виде, начиная с седых волос и заканчивая медленными и осторожными движениями по красным ступенькам каннского фестиваля, был явно скрыт от него самого.

Его статус вечного жениха надоел и пообносился в Голливуде, и со стороны он скорее напоминал мужчину, вынужденного платить за любовь и отношения с женщинами, чем желаемого всеми героя любовника. Для меня до сих пор остается загадкой, почему никто из его друзей ему об этом не сказал. Он уже давно не подходил на роль страстного любовника и очаровашку, а лишь на потасканного эгоиста, не желающего снимать с себя розовые очки. Так вот, поразмыслив об этом, я опять усмехнулась.