Светлана Дениженко - Мой граф де Бюсси Страница 6

Я присела на корточки и, зазывая его в квартиру, манила рукой:

– Роки! Роки, малыш! Иди сюда, милый! Скорей!

Не знаю, сколько времени мы просидели так друг напротив друга, не решаясь переступить через видимый барьер. Вдруг пленка начала исчезать и мне ничего не оставалось, как броситься на выручку малышу и снова оказаться в чужом мире.

– Роки! – воскликнула я, подбирая крысеныша с мостовой. Он обиженно слегка куснул меня за мизинец.

– Прости дружок! Ты, наверное, голоден? – опомнилась я, рыская по карманам халата. И почему вместо того, чтобы упрашивать крыса вернутся домой, не сбегала на кухню за сыром, хлебом, семечками…

Как всегда, хорошие мысли посетили мою голову уже после того, как я сделала очередную глупость.

– Эх, Роки, у нас ведь даже нет денег, чтобы купить себе пищу, уж про кров и говорить нечего. И почему ты не пошел ко мне? А? Испугался?

Я потрепала его за ушком и дала несколько семечек, обнаруженных на дне кармана. С ними крыс тут же лихо расправился и снова уставился на меня бусинками глаз, как бы спрашивая: «А еще есть?»

– Нет, дружок, больше нету, – вздохнула, осматриваясь.

Мы были на той же улице, куда попали и в первый раз. Те же идущие вереницей, вплотную приставленные друг к другу фасады серых домов, та же мостовая и желтый фонарь. Проулок, в котором лежала перевернутая телега, должен был находиться по близости, и мы с Роки пошли на его поиски. Как и в прошлый раз, одежда на мне преобразилась. Халат превратился в белую рубашку, расшитую узорами, и длинную цветастую юбку, а одеяло (хорошо, что мне удалось прихватить его с собой) стало теплым дорожным плащом мышиного цвета. Теперь мне было значительно теплее, чем в прошлый раз. Шлепанцы снова исчезли, и мои ступни обжигало холодом ночной брусчатки. Забравшись под телегу, (хвала богам!) она оставалась на том же месте, мы с крысом через некоторое время устроились на ночлег. Подложив под себя несколько досок и немного соломы, которая местами была разбросана вокруг, мы закутались в плащ и провалились в тревожный сон. Я боялась даже предположить, что может ожидать нас утром, но все-таки очень хотелось надеяться на лучшее.

Глава 5

Уже три дня мы с Рокфором, как беспризорники, блуждаем по улицам моих детских грез. Знала бы раньше, как они выглядят в реальности, никогда бы и не подумала мечтать об этом счастье. Почему-то всегда казалось, что Франция средних веков полна романтики и любви. Да, наверное, так и есть для барышень знатного сословия и богатых вельмож, вхожих даже во дворец, и принимаемых в покои королевской семьи. Что им до бед простого люда?!

Это я себя жалею, наверное. И как не жалеть! В чужой стране, непривычном времени и кроме всего прочего еще и в облике простолюдинки. Но почему я не знатная барышня? Уж у них-то, наверное, на обед не черствый кусок сыра и мутного вида луковая похлебка с серым сухим хлебом.

А я и этому рада! Когда голод одолевает и мысли только о том, чтобы поесть, то лучшей трапезы и не отыскать.

– Ешь, Роки! Ешь, малыш! – потчевала я четверолапого дружка. – Когда еще поесть придется – неизвестно.

Те несколько монет, что я случайно раздобыла, хватило на немногое: еду и неказистые башмаки, которые были намного больше моего размера, но зато они давали хоть какое-то тепло озябшим ступням. Старьевщик косился на меня с нескрываемым любопытством, когда я примеряла обутки. А что делать? Хочешь жить – вертись, как волчок. В другой раз нам может и не повезти так, как сегодня.

Выбравшись из под телеги в первое утро, я не успела оглядеться, как услышала о себе много нового от какой-то бабуськи в грязном чепце и сером, словно пыльном платье, укутанной сверху крест – накрест поношенной шалью. Она верещала, на чем свет стоит, правда, я мало что поняла из её речи. Брызгая слюной и призывая внимание окружающих, бабка тыкала пальцем в мою сторону. Мы с Роки поспешили уйти восвояси, насколько смогли незаметно. Толпа зевак уже и так собралась изрядная. Пришлось сбегать под неприятный свист и улюлюканье, как будто я воровка или совершила что-то непристойное. Ко всему прочему только этого мне не хватало!

Плотнее укутавшись в плащ и спрятавшись в глубокий капюшон, я не торопясь шла по запруженным людьми улицам. Здесь было слишком многолюдно, не знала, что в то время народ чаще толпился в городе без дела. Либо в поиске легкой подработки, слонялся, разнося городские сплетни.

О чем тут только не велись разговоры! Еще бы владеть языком в совершенстве, чтобы понимать тонкости юмора или колкость некоторых шуток.

Я почти не отличалась от обычной горожанки. Вот только вместо коричневой, серой или черной домотканой юбки (какие встречались на женщинах и юных девицах тут и там) на мне почему-то была яркая, в выбитых узорах из цветов, плотной ткани.

Чепец, фартук и обувь – отсутствовали, а вот теплый серый плащ – согревал и прятал меня от любопытных взглядов. Крыс сидел у меня на руках, спрятанный в длинные рукава (руки я прятала одну в рукав другой) – дремал, укаченный неспешной ходьбой и согревал своим горячим тельцем. Немного мерзли ступни, но брусчатка утром уже согрелась сотнями ног и поэтому холод я почти не чувствовала.

Где-то к полудню, поняла, что очень голодна.

– Что же делать, Роки? Что?

И тут, словно ответ на мой вопрос, я увидела почти напротив себя Антикварную лавку. Можно было что-нибудь заложить и тем самым получить хоть немного денег. Вот только что?

– Сережки! Точно! – схватила себя за уши и чуть не вскрикнула от радости. Они были на месте! Это еще бабушкин подарок мне на шестнадцатилетие. Золотые серьги с изумрудом должны прилично стоить в любом мире.

Каково же было мое удивление, когда толстяк за стойкой, усмехаясь в пышные усы, проткнув меня серыми злыми глазками, почти уплывшими в толстые щеки, швырнул мне, как подачку, серебряную монетку и два медяка.

– Эй! Эти серьги стоят гораздо дороже! – возмутилась я.

– Неужели? – хрипло ответил он. – Катись-ка отсюда, пока я добрый! Или в Бастилию хочется?

Проглотив комок обиды, я собрала в кулак монеты и опрометью бросилась на выход. Куда-куда, а в Бастилию мне уж точно не хотелось бы попасть.

– Ничего, – уговаривала себя, – Может, хватит на ночлег и кусок хлеба. А потом я придумаю, как жить дальше. Обязательно!

Легко сказать, сложнее сделать. В трех трактирах на постой меня не пустили и только в четвертом хмурый хозяин дал добро. Высокий и тощий, как палка, с длинным носом и кустистыми бровями, из-под которых – строгий взгляд черных глаз не предвещал ничего хорошего, – он рассматривал меня с неподдельным интересом, словно картину в музее. Я хотела было уйти, и уже привычно повернулась в сторону двери, как услышала басовитый голос за спиной: