Людмила Леонидова - Орхидея, королева Сингапура Страница 6

Марина села на лавочку возле чистенького пруда. Красивые водоплавающие птицы вылезали на берег и попрошайничали у прохожих. Ярко-зеленый селезень с белой грудкой и черной полосочкой на шее, покачиваясь на широких лапках, с достоинством остановился около Марины. Его серенькая подружка, поджидая лакомый кусочек, крякала, не вылезая из пруда. Марина с тоской посмотрела на верную парочку.

Ведь не так давно и она была счастлива.

Море, лунная дорожка, сочинские ночи. Познакомившись, они не расставались ни на минуту. Высокий, худощавый, с раскосыми бархатными глазами, он великолепно двигался на танцплощадке, увлекая за собой Марину.

Папа с трудом достал ей путевку в «Спутник» — молодежный лагерь для иностранцев и «передовой» советской молодежи.

Она жила одна в двухместной комнатке с лоджией, откуда открывался вид на море. Девушка-соседка, «комсомольская богиня» из Сибири, отправилась на несколько дней со своими знакомыми на теплоходе в Батуми, недвусмысленно посоветовав Марине не скучать.

Сначала были «Подмосковные вечера», которые пели под баян массовика-затейника у громадного костра, потом купания при луне, первые робкие объятия, и, наконец, их приют — комната с пустующей кроватью соседки. Это была настоящая первая любовь и неподдельное взаимное счастье.

Умница, интеллектуал, получивший прекрасное воспитание в состоятельной восточной семье, Ален (так звали ее избранника) приобрел к своим двадцати годам все, о чем может мечтать любой юноша. Он объездил весь мир и перечитал, казалось, все книжки. Ему хотелось посмотреть СССР. Друзья посоветовали начать с отдыха. Так он попал в «Спутник». Еще в его планы входили Москва и Ленинград.

— Я никогда не думал, что встречу здесь ту единственную любовь, которую многие не могут найти всю жизнь, — целуя ее глаза, волосы, руки, нежно шептал Ален. — Ты не просто красива, ты прекрасна. У нас на Востоке принято, чтобы мужчина желал наследника-сына, а я хочу, чтобы у нас сначала родилась дочь. Знаешь почему? Она будет обязательно похожа на тебя. У нее будет твоя прозрачная белая кожа, — проводя смуглыми длинными пальцами по узенькой незагоревшей полосочке на плече, оставленной купальником, восхищался Ален. — Твои длинные стройные ноги, твой божественный профиль Нефертити, — продолжал он, дотрагиваясь, словно слепой, до ее лица. — Знаешь такую царицу?

— Нет, не знаю. — Обидевшись, что ее подозревают в невежестве, Марина отвернулась.

Ален обрадовался возможности поделиться знаниями и с жаром начал:

— В пятнадцать лет, обменяв на тонну украшений из золота, серебра и слоновой кости, ее привезли и отдали в гарем египетского фараона. После смерти фараона она досталась по наследству его сыну — Аменхотепу IV, впоследствии принявшему имя Эхнатон. Влюбившись в Нефертити, тот распустил гарем своего отца и женился на красавице, сделав ее своей верной подругой и соправительницей. «Прекрасная грядет» — так переводится имя Нефертити. Я видел фреску, где Эхнатон нежно обнимает и целует в губы свою Нефертити, как я тебя сейчас. — Ален ласково и осторожно повернул лицо девушки и прижался к ее губам.

— Не хочу быть твоей Нефертити, — шутливо вырываясь из его объятий, заявила Марина.

— Это еще почему, чем тебя не устраивает титул жены фараона? Он ей подарил 300 прислужниц.

— Не хочу прислужниц!

— Он ей построил огромный дворец из белого камня!

— И дворец тоже не хочу!

— Он называл ее «усладой своего сердца» и пожелал жить «вечно-вековечно».

— Ага, поэтому она умерла в 37 лет? А вместе они прожили только пятнадцать, а потом он нашел себе вторую «усладу», а за ней и третью.

— Да, хитрости тебе не занимать. Значит, ты все знала и молчала. Может, ты мне тогда о вашей царице Екатерине расскажешь?

— А что интересует Ваше величество, восточного фараона? — пропела Марина, по тону Алена чувствуя теперь подвох с его стороны.

— Ну, меня интересуют ее любовные похождения.

— Давай лучше поговорим о королеве Англии. У нее с этим все в порядке…

«Королева Англии… королева Англии. С королевой действительно все в полном порядке. А вот что со мной?» — Марина не могла сдержать рыданий. Сидя недалеко от Букингемского дворца, в самом сердце Лондона, она вспоминала все это, как сон, и слезы обиды, горечи, отчаяния сами по себе катились по щекам и капали на талисманчик, подаренный Аленом в день прощания в Москве. Маленькая брошечка-орхидея, символ его города, выполненная искусным мастером из драгоценных камней. Вездесущая мама пробовала выудить у нее, что это за украшение, откуда оно и зачем дочь носит его ко всем нарядам.

— Мне кажется, это провинциально и безвкусно, — пыталась она сыграть на самолюбии Марины. Но дочь игнорировала ее замечания.

Нет, не надо было тогда звонить маме по телефону и с детским восторгом сообщать ей, что встретила человека и они собираются пожениться.

Разве она предполагала, что это вызовет такую бурю негодования, а она, своенравная, решительная и твердая, вынуждена будет отступить. Отступить, несмотря на беременность, которую Марина скрыла и от него, и от родных.

Приезд Алена в Москву спустя месяц только продлил ее страдания. Мама, заставившая отца взять после Марининого сообщения отпуск, как сторож, сидела с ней дома, вдалбливая в голову всякие ужасы. Дескать, если она согласится выйти замуж за иностранца, да еще вдобавок капиталиста, это расценят как предательство Родины. Их тут же вышлют из Лондона в Москву, папа лишится работы и в лучшем случае будет получать сто рублей. А Марину исключат из комсомола и выгонят из института.

Это был какой-то кошмар! Ей в принципе было наплевать на «мнение общественности». Если бы на карту были поставлены только ее интересы, Марина никогда бы не рассталась с любимым и дорогим человеком. Но папа! Его жизнь и карьера находились в вечной зависимости от партии, начальства, мамы. Чувствительный, интеллигентный, он понимал свою дочь, переживал за нее, но изменить существующий порядок не мог.

Когда Ален, ничего толком не поняв из краткого разговора по международной связи, примчался в Москву и позвонил ей, у Марины подкосились ноги. Хотелось наплевать на все условности и порядки, хотелось плакать, кричать, биться головой о стену. Дома был папа. Он посмотрел на дочь печальными глазами и сказал:

— Пойди попрощайся с ним. Я тебя прикрою перед мамой.

Последняя их встреча проходила у сокурсницы Риты. Обнимая и целуя Марину, Ален умолял, заклинал уехать с ним, не понимая, почему им нужно расстаться. Она выдавливала из себя какие-то бессвязные глупости, что-то об учебе, карьере…