Кассандра Брук - Прикид Страница 6

– Смехотища! – заявила она, бросая пальто на кухонный стол. – Такой славный парнишка попался!..

Я поняла, что остальным детишкам пришлось возвращаться домой в темноте.

Мы открыли бутылку шампанского. Кэролайн плюхнулась в кресло.

– Господи! – воскликнула она. – Нет, я никудышная мать! – Наступила пауза. Она обдумывала свое высказывание и потягивала из бокала шампанское. – Да, все мы таковы… Разве что кроме тебя. Уверена, ты совершенно замечательная мать. – Произнесла она это так, словно обвиняла в смертном грехе. Затем театрально вздохнула. Обычно такого рода вздохи служили прелюдией к важному заявлению. Оно не заставило себя ждать: – Да, все мы одним миром мазаны. Если ты принадлежишь к низшему классу, то дерешь их за уши и превращаешь в преступников. Если к высшему, запихиваешь в частную школу или пансион и тоже превращаешь в преступников. Неудивительно, что, подрастая, они начинают тебя ненавидеть!

Я сказала, что все это полная ерунда. Похоже, она была довольна. Затем вдруг резко сменила тему, как всегда, когда нарывалась на решительные возражения:

– А ты не жалеешь, что так рано выскочила замуж?

– Ну в каком-то смысле, может, и да, – осторожно ответила я.

– И никогда не имела любовника! Нет, это меня просто потрясает!

Она снова села на своего любимого конька, чего мне вовсе не хотелось. От этих ее слов я начинала чувствовать себя чуть ли не ущербной.

– Да ты могла подцепить кого угодно с такой-то внешностью! И потом ты – умница. А уж что касается фигуры… просто смерть мужчинам! Патрик бы определенно скончался от счастья, ну, да ты знаешь. Мне иногда хочется, чтоб так оно и было! – Кэролайн расхохоталась и налила себе еще вина. – Но имей в виду, я его тебе не рекомендую. Трахаться с ним – это все равно что ставить на скачках, заведомо зная, что лошадь проиграет. – Тут она вдруг посерьезнела: – Смешно, не правда ли, быть замужем за мужчиной по фамилии Аппингем? Мне всегда казалось, что фамилия у него должна быть Полуаппингем. Как думаешь, он согласится изменить ее, если я хорошенько попрошу, а?

К этому времени я уже привыкла к ее ироническим высказываниям в адрес мужа, а потому просто улыбнулась. Кэролайн рассеянно озирала комнату. Затем глаза ее остановились на снимке Ральфа, сделанном еще в ту пору, когда он был телезвездой.

– Боже, до чего роскошный был мужчина! – воскликнула она. А затем с обычно несвойственной ей тактичностью добавила: – Он и сейчас очень хорош собой. Наверное, слава придает мужчине особую сексуальность, ты как считаешь? Ведь знаменитому мужчине достаточно лишь пальцем щелкнуть, и дамочки налетят со всех сторон.

Еще бы мне не знать! Мне приходилось отбиваться направо и налево.

Кэролайн продолжала разглядывать фотографию.

– А с чего начались нелады? – неожиданно спросила она.

Я рассмеялась.

– Да так, сразу со всего. Сначала его сериал зарубили. Ну и пошло-поехало…

Кэролайн была удивлена. Она не видела связи. Деньги для нее не были чем-то, что у тебя есть или нет. Если есть, то будут и дальше – лежат себе законсервированные в каких-нибудь акциях, домах, землях, семейных трастовых фондах, страховых полисах и прочем. И нужна как минимум марксистская революция, чтобы изменить раз и навсегда устоявшийся порядок вещей.

Я пыталась объяснить ей. Сказала, что сперва надеялась, что у Ральфа просто не будет отбоя от разных выгодных предложений, что он повторит путь Шона Коннори, снявшегося в роли агента 007. Не вышло. Как-то раз Ральф с горечью заметил, что когда актер в течение длительного времени ассоциируется с одной и той же ролью, отвязаться от этого амплуа уже практически невозможно. Люди, видевшие тебя в этой роли, не верят, что ты способен на что-то еще. Тебя нет, не существует, словно ты умер – до тех самых пор, пока вдруг не разнесется весть, что так оно и есть, ты действительно умер.

Теперь же, пять-шесть лет спустя, Ральф занимался тем, что время от времени озвучивал на телевидении рекламные ролики – голос у него был очень красивый. И лишь относительно недавно ему начали предлагать там и сям маленькие рольки. Очевидно, он был мертв слишком долго, чтоб кто-то мог поверить в возможность воскрешения.

– Призракам из прошлого много не платят, – сказала я. – Да и профсоюза у них нет.

Не думаю, что Кэролайн было известно о существовании профсоюзов. Ну разве что в связи с забастовками, которые они иногда устраивают ни к селу ни к городу.

– А как насчет Голливуда? – туманно предположила она.

О Голливуде она говорила словно об отеле, где ты можешь благополучно зарегистрироваться, получить номер и не заботиться о его оплате. Я объяснила, что когда Голливуду кто-то требуется, они, как правило, звонят сами. Они, а не ты. А в данном случае – увы! – пока что никаких звонков не последовало. И уже наверняка не последует.

Она ушла, совершенно разбередив мне душу. Я чувствовала себя, как, должно быть, чувствует человек, представший перед судом за несовершенное преступление, когда в ходе заседания вдруг выясняется, что, возможно, ты все-таки его совершил. Все эти якобы невинные наводящие вопросы, на которые так легко отвечать не задумываясь, а потом вдруг ляпнешь такое, что все прежде сказанное превращается в ложь. Была ли я счастлива? Почему не заводила романов на стороне? Когда именно все у нас пошло наперекосяк?

Премьера у Ральфа должна была состояться в начале нового года. Я видела его все меньше и меньше. Вечера проводила в одиночестве, большую часть дня – тоже. Рейчел то прибегала, то убегала снова к своим многочисленным друзьям и подружкам. Заняться было нечем. В ушах звучал голос Кэролайн: «Боже, ты же совсем еще молоденькая!» Мне было двадцать восемь. Но молодой я себя не чувствовала. Чувствовала только, что никому не нужна.

Когда звонила Кэролайн, голос у нее всегда звучал так, словно человек должен обязательно торчать на месте, а если и ждать чего-то, так только ее звонка. Тон самый что ни на есть категоричный.

– Анжела!

Стоял январь. Снег растаял. Лондонцы радовались еще одной несостоявшейся зиме. Даже мороза не было. Жасмин в садике цвел пышным цветом. И все люди ходили без пальто.

– Анжела, я устраиваю большую распродажу!

С чего это Кэролайн понадобилось устраивать распродажу в середине января? Впрочем, спрашивать мне не пришлось. Она объяснила сама. Следовало избавиться от целой кучи старого тряпья, освободить платяные шкафы, к тому же она ужасно растолстела и носить многие вещи уже не будет. В последнее я не слишком поверила – Кэролайн всегда преувеличивала свою полноту. Я подозревала, что затея вызвана очередным приливом необузданной энергии. Такое с ней случалось и прежде, и всякий раз она оставляла после себя выжженную пустыню.