Сюзанна Форстер - Приходи в полночь Страница 6

Ли отметила, что оказалась в числе восхищавшихся, но в то же время испытывающих двойственные чувства женщин. Она стояла прижав к пылающей щеке прохладный хрусталь бокала с шампанским, и, наблюдая за матерью, удивлялась, как могла столь восхитительная Кейт произвести на свет ребенка с таким непохожим на ее собственный темпераментом. Ли обожала мать, как почти все, кто знакомился с ней поближе, но она давно распрощалась с надеждой на внимание мужчин, если рядом была Кейт. Пустые хлопоты.

В этот вечер Ли выглядела прекрасно: длинные золотистые волосы стянуты в довольно тугой узел на затылке, умеренный макияж, черное креповое платье от Энн Тейлор до колен подчеркнуто пестрым жакетом и черными замшевыми туфлями на высоких каблуках. Сам по себе наряд был потрясающий, но он проигрывал рядом с лиловым платьем Кейт от Оскара де ла Ренты.

Никто, пожалуй, не смог бы назвать Ли застенчивой Возможно, сдержанной. Задумчивой. Если она и была по своему настойчивой, то ее энергия скрывалась внутри. Ли была «глубоким прудом, чья вода залита лунным светом, гораздо более недоступным и загадочным, чем ее сверкающая мать», – во всяком случае, так утверждала колонка светской хроники одного из журналов. Кейт возразила против этого. «Неужели они действительно считают, что я не загадочная? – спросила она после прочтения этого пассажа за завтраком. – Как странно».

И вот, теперь Ли, несколько забавляясь, смотрела, как ее мать поймала Доусона Рида, совещавшегося с группой молодых адвокатов. Кейт заботливо поправила его галстук бабочку, а затем отправила за клюквенным соком с перье – ничего крепче она никогда не пила. Ли почти видела, как пульсировала кровь в висках Доусона, когда он извинялся перед своими протеже и пошел выполнять поручение Кейт. Никто во всем цивилизованном мире не посмел бы использовать Доусона Рида в качестве мальчика на побегушках, кроме матери Ли.

Это была одна из причин, по которой она любила Кейт.

И это была одна из основных причин, по которым Ли любила Доусона. Он не мог устоять перед ее матерью. Они с Кейт слишком схожи, чтобы быть совместимыми. По крайней мере они не могли объединиться и напуститься на Ли, заставляя ее стать более общительной. Они оба считали ее слишком замкнутой и слегка сдвинутой в том, что касалось ее работы.

– Кейт сегодня в наилучшей форме, – проворчал Доусон несколько мгновений спустя, присоединившись к Ли в задней части зала, где она тихо дожидалась, пока все рассядутся в предвкушении аукциона. Ли всегда была скорее наблюдателем жизни, чем ее участником. Пожалуй, только два дня назад… когда мужчина, которого она никогда раньше не видела, прижал ее к стене, грубо дал волю рукам и приказал вести себя так, будто ей это нравится, она впервые почувствовала, что действительно живет.

Ли озорно улыбнулась и протянула свой полный до краев бокал шампанского жениху:

– Что ты сделаешь, если я поправлю твой галстук и попрошу принести мне свежего шампанского?

Доусон покраснел, поняв, что скомпрометирован.

– Мне следовало это сделать, не так ли?

– Спешите! Иначе кто то другой купит эту обнаженную красавицу! – провозгласил с подиума знаменитый аукционист. – Или я повешу ее в мужской раздевалке у себя в теннисном клубе!

Аукцион начался, и мастер церемоний, знаменитый комический актер, читающий сводки погоды на местном телевидении, пытался соблазнить собравшихся ню рубенсовских форм.

– Она будет идеально смотреться рядом с моим плакатом рекламы пива, как вы считаете? – спросил он.

Не прошло и нескольких секунд, как гости стонали и покатывались от смеха над невежеством артиста в области искусства. Но торги, к большому облегчению Ли, пошли оживленно. И ее мать, и Доусон были активистами художественного совета, и Кейт много усилий приложила, планируя сбор средств. В нынешнем году это было непросто. Средства совета значительно урезали, и программа грантов для школ, выделяемых на неосновные предметы, оказалась под угрозой закрытия.

Большая часть лотов поступила от процветающих местных художников, но несколько видных коллекционеров, среди них и Доусон, пожертвовали ценные произведения из своих собраний, что сделало торги весьма бурными. Фривольный юмор комика поддерживал атмосферу веселья, и даже когда цены взлетали до шестизначных цифр, все выкрикивали свои ставки и яростно жаловались, когда проигрывали. В этом престижном месте никто не голосовал, поднимая руку или деликатно сигнализируя серебряными авторучками от Тиффани.

– Так, так… что тут у нас?

Ведущий поднял фотографию в тонах сепии – мужчина и женщина в поразительно эротичной позе. Оба персонажа были полностью одеты, но завораживающей эту фотографию делала именно поза моделей. Ладонь мужчины неторопливой, почти невыносимо чувственной лаской обвивала шею женщины, а бедром он раздвигал ей ноги.

– Это фотография Ника Монтеры, – объявил аукционист, подняв обрамленное произведение высоко над головой. – Подождите, пока не услышите название. Что я получу за «Приходи в полночь»?

Ли с удивлением повернулась к матери и Доусону. Она с трудом обрела голос:

– Как одна из работ Ника Монтеры оказалась на аукционе?

– Должно быть, ведущий пожелал пошутить, – сказал Доусон.

– Вовсе нет, – возразила Кейт. – В нынешнем году этот фотохудожник внес очень большой вклад в нашу программу грантов. Монтера добровольно вызвался учить детей из баррио фотографии и около месяца назад передал несколько фотографий нашему комитету. Поэтому я подумала, что раз уж он сейчас так знаменит…

– Знаменит? Мама, его обвиняют в убийстве одной из его моделей! В том, что он ее задушил. – Ли, поняв, что мужчина на фотографии напоминает самого Монтеру, похолодела.

– О… в самом деле? – Кейт рассмотрела фотографию, которую держал аукционист. – Боже мой!

– Давайте, ребята! – подбадривал распорядитель. – Начальная ставка – пять тысяч долларов, но эта фотография стоит в десять раз дороже. А к завтрашнему дню цена, возможно, поднимется еще выше.

– Пять пятьсот! – выкрикнул один.

– Шесть! – закричал другой.

Торги пошли серьезно, цена быстро росла. Покупатели словно обезумели, когда пробрались поближе, чтобы рассмотреть снимок. Но Ли ощущала и другое, подводное течение шока и недоумения, распространяющееся в толпе. Кое кто из присутствующих пребывал в ужасе от происходящего, и она чувствовала, что недовольство вот вот прорвется.

Кейт, видимо, тоже это поняла, так как направилась к подиуму.

– Прошу прощения! – крикнула она. – Это ошибка! – Ведущий неохотно передал Кейт микрофон, когда она поднялась на возвышение.