Профессионально беременна (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна Страница 6

— Ты можешь идти, Ева? — спросил он, оторвавшись от моих губ и глядя в глаза. Какие же они у него теплые! А говорят, голубые глаза всегда ледяные…

— Могу, — прошептала, не в силах оторвать взгляд.

— Тогда давай потихонечку. Я поведу лошадей, а ты опирайся на мою руку.

— Боже, как хорошо, что не предложил мне снова сесть верхом… — выдохнула я. Беркут рассмеялся:

— Ты выглядела такой уверенной, что я подумал — ты кокетничаешь.

— Отнюдь, — ответила с достоинством. — Я держала лицо.

— Теперь понял. Все, больше никакого экстрима.

— Спасибо!

И так искренне это прозвучало, с таким жаром, что он снова улыбнулся:

— Ты не такая, как другие девушки, Ева.

О да. Я не такая. Я гораздо хуже!

Глава 3. Оступилась и упала — получается, пропала

Обратно мы возвращались долго. Очень долго. Я хромала, опираясь на локоть Данилы, а он пытался справиться с двумя лошадьми.

Я наслаждалась. Думала — никогда больше не смогу оглядеться и увидеть окружающую меня красоту. В последний раз такое со мной случилось еще дома, еще в школе. Тогда мы с девчонками ходили на Амур — с палаткой, костер жгли, жарили сосиски на веточках и ночью читали с телефона страшилки. А утром, когда я просыпалась первой и вылезала из палатки на воздух, топая к реке, чтобы умыться, сидела на берегу и смотрела, как встает солнце из-за сопок, прогоняя туман.

А здесь все другое — сосны, березы, влажный мох и влажный воздух с залива — но, несомненно, такое же настоящее и неподдельное. Вдохнув полной грудью, я улыбнулась и услышала голос Данилы:

— Ну что, теперь почувствовала?

— Что именно? — из вредности уточнила. Он снова фыркнул:

— Воздух же! Вдыхай, заряжайся на много дней вперед!

— Воздух вкусный, — рассмеялась я. — Хотела бы я тут жить…

— Если хочешь, можешь остаться на недельку, — бросил он небрежно. А я удивилась:

— Здесь? На конюшне?

Он кивнул на виднеющиеся за соснами деревянные постройки:

— Конюшня стоит на моей земле, а дом в пятистах метрах отсюда.

О как! Повезло кому-то. Хотя дома бывают разные, у Данилы он должен быть просто шикарным. Но теперь надо хорошенько подумать. Меня пригласили на недельку пожить в загородном доме. Значит, Беркут не хочет со мной расставаться. Это несомненный плюс. Однако не в моих правилах прыгать в постель к жертве в первый день знакомства. Меня нужно добиться. Иначе кому будет нужна добыча, которая сама прыгает в пасть? Значит, мне придется как-то отказывать и увиливать. Это гораздо легче делать на нейтральной территории, а у Данилы…

Ладно, буду делать дурочку и, если что, отвечать: ты пригласил пожить в доме и насладиться воздухом, а не пожить с тобой.

Но быть поаккуратнее не мешает.

Запнувшись за горку земли на дороге, я ойкнула, еще сильнее вцепившись в руку Данилы, и с удивлением подумала: а что, я уже согласилась на приглашение?

— Больно? — озаботился Данила, но я отмахнулась:

— Да все нормально.

— Ладно, поверю тебе на слово, но только сегодня. Завтра, если что, отвезу в клинику.

— Хорошо, — мило улыбнулась я, подавив желание рявкнуть, что мы сами с усами и можем доехать до больницы в случае необходимости. А тут и конюшня показалась, и гусарский парень прибежал с вопросами:

— Что случилось? Вольтер заартачился? Сбросил?

— Как раз-таки Вольтер вел себя, как хороший мальчик, а вот Синичка…

— Не может такого быть! — твердо заявил работник конюшни, и мне стало стыдно. С легким отвращением погладив лошадку по крупу — подальше от опасной головы, — сказала:

— Это я не удержалась в седле. А она меня очень аккуратно везла, честное слово.

— Ты не обязана брать вину на себя, Ева, — со смехом Данила отдал повод кобылы парню и властным жестом укоротил Вольтера, который решил, что ему надо последовать за Синичкой. — Но за честность тебе полагается приз.

— Ох, как интересно! Какой же? Надеюсь, не эксклюзивный тур на реактивном самолете с обязательными прыжками с парашютом?

— Юмор тебе к лицу. Нет, пока парашюты не запланированы.

— Не знаю, что меня пугает больше: твои сюрпризы или слово «пока», — пробормотала я, с усилием поворачивая к дому, где переодевалась.

С чувством несказанного облегчения я стащила одежду для верховой езды и натянула свое голубое платье от малоизвестного модельера из Новосибирска. И все думала: не ошиблась ли, не приняла ли поспешное решение? Может, все же оставить Беркутова вариться в его собственном соку и найти другую, более привычную жертву? Чтобы все, как всегда, чтобы нормальные человеческие букеты из ста пятидесяти роз и встречи в гостинице, где подкуплен персонал… Но глаза — эти теплые талые льдинки, сильные руки и небрежный голос Данилы так и манили, накачивая меня порочным ощущением превосходства. Я смогу. Смогу и сделаю это. Тем слаще будет победа, тем слаще будет знание, что я переиграла такого мачо, уверенного в своей неотразимости!

Вот так.

Смогу.

Когда я вышла на аллею перед левадой, Данила ждал меня, но не в машине, как я предполагала. На мой невысказанный, но явно отразившийся в глазах вопрос он предложил мне руку — снова — и сказал:

— Пройдемся через лес, тут недалеко.

— У меня каблуки!

— Так снимай их!

— Топтать песок и иголки босыми ногами?

Мне стало смешно, хотя я разозлилась. Нет, ну за кого он меня принимает?! За девчонку с рабочих окраин? Нет, я, конечно, с рабочих окраин и есть, но неужели я дала ему зацепку так думать? Не стукнув же пуансеттией по голове, честное слово? Кстати!

— А в машине цветок остался. Он засохнет.

— Сегодня машину пригонят к дому, и мы его заберем. Ева, я редко выбираюсь сюда, давай просто прогуляемся.

Вздохнув, я скорчила недовольную гримаску. С мимикой у меня все в порядке, и тренируюсь я регулярно перед зеркалом, поэтому капризная мадам получилась отлично. Пусть знает, что мне не в кайф таскаться на каблуках по лесу.

Однако в конце концов мне пришлось кривиться с усилием, потому что прогулка оказалась замечательной. С туфлями в руке я шла по игольчатому ковру, который совершенно неожиданно был мягким и не колючим, и слушала рассказ Данилы о том, как Вольтер однажды разгромил денник только потому, что соскучился по хозяину. Рассказ велся от лица сразу троих: берейтора, коня и самого Данилы, поэтому я хохотала на весь лес. Думаю, именно мой смех и предупредил прислугу в доме о нашем приближении (нет, совсем даже не телефонный звонок Беркута!)

Нас встречали.

У открытой калитки в невысокой ограде из полированного и покрытого лаком штакетника торчал седовласый джентльмен в черном костюме с галстуком-бабочкой. Его лицо, морщинистое, с обвислыми щеками, как у печального бульдога, не выражало ровным счетом никаких эмоций, когда старичок поздоровался с нами и уведомил:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я велел приготовить для дамы гостевую комнату.

— Превосходно, Пантелеич, — Данила жестом пригласил меня пройти в калитку. — Это Ева, моя гостья.

— Добрый день, — сказала я, разглядывая дом.

— Очень рад видеть вас в гостях у Данилы Алексеевича, — слегка поклонился дворецкий. — Если пожелаете, на террасе накрыт стол для аперитива.

— А что у нас на ужин? — осведомился Данила.

— Ваша любимая лазанья с лососем.

— Ева, у нас лазанья с лососем, — перевел мне Беркут. Я фыркнула:

— Спасибо, я слышала! Слушай, я твой дом представляла как-то более… Менее… В общем, совсем не таким.

— Хм, — Данила окинул дом критическим взглядом и прищурился: — Пошли, расскажешь мне каким более-менее ты его представляла.

Дом стоял на лужайке посреди сосен и выглядел так, словно в пряничный домик из сказки пригласили архитектора, перестроили и расширили окна, а потом нарекли шале и продали Беркутову. Первое, что бросалось в глаза, это, конечно, огромные витрины под двускатной крышей. Они были по меньшей мере в три человеческих роста. А первая мысль, что пришла мне в голову, это, конечно, «как отапливают все это пространство?»