Татьяна Дубровина - Высший пилотаж Страница 60

Пять оборотов… Пожалуй, достаточно на первый раз… А теперь для дорогой клиентки подарок от фирмы — сверх программы…

Иона упрямо прикусил губу и прямо из «бочки» перешел в рискованный стремительный «штопор». Он несся к земле, и она словно засасывала его в себя, как дьявольская воронка… Потерять такт, ошибиться на долю секунды… и амба, как в старой дворовой песенке…

Ну что ж, не любит, так и не надо.За что же я ее люблю?Ну что мне стоит подняться в небоИ сделать «мертвую петлю»?

А потом жалостливое, на взрыде гитарной струны:

Друзья узнали, похоронили…Пропеллер стал ему крестом…

Ну нет! Иона не ошибется! В задней кабине сжалась от страха в комок маленькая коварная женщина, и он доставит ее на грешную землю в целости и сохранности.

— Пам-пара-бам-пам-па… Старый калейдоскоп… ый калейдо…

Стоп! Штурвал на себя… Выше нос! Умница, «якушка», не подкачал! Полетели… Над полями да над чистыми… Эгей!

…Он плавно зашел на посадку и коснулся колесами бетонной дорожки. Заглушил двигатель, стянул с головы шлем и откинул крышку кабины.

Он был горд и доволен собой. Показал класс. Все чистенько и точно, на «пятерочку». Знай наших! Жаль только, что его спутница не в состоянии по достоинству оценить его мастерство…

Иона оглянулся с видом победителя…

И увидел на заднем сиденье бессильно обмякшее тело Маши.

Она лежала немного наискось, и русая прядь вилась поверх съехавшего набок шлемофона.

Идиот! Кретин! Что же он наделал?!

Иона вытащил девушку из самолета и бережно положил на траву. Перестарался, дурак! Довыпендривался… А что, если у нее от страха и перегрузок просто сердце остановилось? Ведь говорят, что человек, упавший с большой высоты, чаще всего погибает именно от разрыва сердца, не успев долететь до земли.

Он встал на колени и прижался щекой к Машиной груди.

«Маша, Машенька… Очнись… Открой глаза… Вздохни… Посмотри на меня, отругай меня… Я заслужил. Только приди в себя, вернись из этого черного жуткого провала…»

Такой тихий, слабенький стук… будто робкая маленькая птичка бьется в тесной клетке… Слава Богу, жива!

Иона подложил свой шлем Маше под голову, запрокинул ее лицо и склонился к нему. Дыхания совсем не слышно…

Иоанн ненавидел себя за глупость. Пустое мужское бахвальство! Что он ей хотел доказать? Какой он крутой ас? Ведь прекрасно помнил, как совсем недавно после такого же полета накачанный мальчик, эдакий бычок с толстой шеей, позорно блевал на травку и клялся, что больше никогда не переступит порог их идиотского аэроклуба.

Тогда Иона презрительно потешался над слабаком и чувствовал горделивое удовлетворение. Теперь же он в панике суетился вокруг Маши, а сердце сжималось от жалости при виде голубоватых кругов под закрытыми глазами и страдальчески сжатых в ниточку губ…

Месть оказалась несоразмерно жестокой. Как он осмелился переступить невидимую грань?! Нет ему ни прощения, ни снисхождения…

Глава 7

На разных языках

Обними меня крепче… Прижми к себе…

Сильные жесткие руки обхватывают плечи… Горячие губы полностью закрывают рот, у них такой необычный солоноватый вкус… Нечем дышать… В голове гудит… И тут сквозь стиснутые зубы врывается внутрь знойный вихрь… Поток воздуха наполняет легкие…

Почему он отстранился? Еще… пожалуйста…

Маша силится открыть глаза, но густая черная пелена не желает исчезать. Конечно, ведь она спит… Это сон… Только откуда она знает, что над ней склонился именно он? Какая разница? Знает — и все! Чувствует!

Разве может она представить на его месте кого-то другого? Бред. Да, бред, горячка… Озноб по спине и нестерпимый жар на губах… Это он обжигает их поцелуями…

И постепенно горячая волна начинает разливаться по телу: сначала вспыхивают щеки, шея, потом грудь… Сладкий волнующий огонь спускается ниже и сводит ноги непонятной, но ужасно приятной судорогой…

Маша больше не в силах сдерживаться. Порывистый вздох вырывается из груди, а губы с трепетом возвращают поцелуй…

Ах, какой замечательный сон! Она чувствует все как наяву… Пусть он длится и длится, бесконечно долго…

Как ей нравится этот новый мир — незримый, но такой чувственный! В нем нет красок, нет звуков, нет ароматов, а есть лишь вкус, осязание, прикосновения… И только так, не отвлекаясь ни на что другое, Маша может до конца ощутить его полноту.

Но что это?! Словно кто-то протирает влажной тряпочкой запотевшее стекло… Свет возвращается медленно и неуверенно, становится все ярче, все насыщеннее…

Сквозь подрагивающие ресницы Маша видит склонившееся над ней лицо. Ясно и отчетливо, до мельчайших деталей различает каждую черточку, каждую морщинку вокруг глубоких черных глаз.

Иоанн смотрел на нее, еще не до конца осознавая, что устремленный на него взгляд становится осмысленным…

Первой радостной мыслью было: слава Богу, очнулась! А второй — что вместе с сознанием вернулась и память. И эта мысль испугала. Пока он старался, как умел, сделать Маше искусственное дыхание, он не задумывался над тем, что это так похоже на поцелуи. А теперь вдруг запаниковал. Что она подумает? Что он, словно воришка, воспользовался ее беспомощным состоянием?

Именно поэтому он резко отпрянул и выпрямился. Сказал с усмешкой, пряча за ней свою растерянность:

— Не думал, что ты в обморок грохнешься…

— Видимо, тебе вообще не свойственно думать, — моментально отозвалась Маша.

Да, память вернулась, а вместе с ней пришло понимание, что это и не сон был вовсе… что она действительно лежала перед ним, и млела от прикосновения его губ, и дрожала от желания… И он чувствовал эту дрожь! Он знал, отчего она… Но не останавливался, а будил в Маше все новые и новые инстинкты… И подло торжествовал, что она так откровенно откликается, безотчетно следуя не спящему разуму, а живому чувству…

Да он просто подлец! Маша увидела его кривую усмешку и сразу же представила себе сальную ухмылку, с которой он властно и настойчиво прижимался к ее губам…

Кровь бросилась в голову. Стыдно… провалиться бы сейчас сквозь землю… Она метнула на Иону яростный взгляд и с трудом приподнялась на локте.

— Тебе… помочь? — Он не дерзнул вновь прикоснуться к ней.

— Обойдусь! — процедила Маша.

— Перестань. Дай мне руку…

— Не трогай меня! — взвизгнула она.

Иоанн поднялся на ноги и отступил на шаг.

— Как угодно.