Ольга Дрёмова - Иллюзия любви. Ледяное сердце Страница 60

С нескрываемым удовольствием глядя в исказившееся от злобы лицо отца, Семён сделал шаг в сторону, но Леонид тут же вцепился в его рукав.

— Ты что же, принимаешь меня за слабоумного?! — Бледный как смерть, он шумно выдохнул, и его лицо исказила судорога. — Ты отдашь мне мои деньги!

— Всё это время я ждал момента, когда смогу поквитаться с тобой за всё. — Семён высвободил свой рукав. — Как же я рад, что ты оказался на помойке, дорогой папочка!

— Я тебя удавлю, выкормыш поганый!

Чувствуя, что в голову бросилась горячая кровь, Леонид рванулся к сыну, но в последний миг Черемисин его удержал:

— Прекрати, это ничего не даст. А ты поганец! — Зелёные глаза Черемисина с осуждением скользнули по долговязой фигуре Семёна.

— А вы вообще не лезьте не в своё дело! — Тополь демонстративно провёл по рукаву дублёной куртки ладонью, словно счищая грязь, оставленную пальцами отца. — Никаких денег этот, — он кивнул на Леонида, — от меня не дождётся, так и зарубите себе на носу. Оба. А если ещё раз он посмеет распустить руки, я найду на него управу.

— Ну и гниль же ты, Семён Леонидович! — с нажимом проговорил Александр. — Такая гниль, что и сказать страшно.

— Тогда лучше молчите, — с издёвкой посоветовал Семён. — Тоже мне, нашлись… святые угодники! — переведя взгляд с Александра на отца, он громко хмыкнул. — Чтоб тебе, дорогой папа, за все твои подвиги сгнить где-нибудь в помойном углу в нищете и одиночестве!

— И в кого ты такая отменная сволочь?! — в сердцах бросил Леонид.

— Не догадываешься? — Густо-синие глаза Семёна засияли. — Да я же в точности твоя копия, только чуть моложе, чуть расторопнее и гора-а-аздо умнее! — Запрокинув голову, он громко рассмеялся, а потом развернулся и неторопливо двинулся к выходу.

— Поганец! — Трясущимися руками Тополь попытался застегнуть пуговицу пальто. — Если бы я только мог дотянуться до его горла… — мучительно проговорил он и вдруг почувствовал, как его всего, целиком, захватила горячая волна жалости к себе.

Сдавливая сердце, волна выталкивала его куда-то к горлу, норовя выпихнуть совсем, и от того, что глупое сердце упиралось, раздирающая боль каталась по гортани вверх и вниз. Сосущая, вяжущая боль ширилась и ползла к солнечному сплетению, и, как бы предчувствуя её скорое появление, желудок Леонида мелко и противно сжимался.

— Если бы я только мог… если бы только мог… — Жалко изогнувшись, губы Леонида затряслись.

— Лёнь, давай я тебя провожу до дома. — Черемисин взял друга под локоть и с беспокойством вгляделся в его серо-зелёноё, нервно подёргивающееся лицо.

— До дома?! — Истерично рассмеявшись, Тополь высвободил свою руку. — А где он, мой дом, не подскажешь?! Может, и вправду на помойке?

— Лёнь, перестань, на нас люди смотрят, — негромко проговорил Александр.

— Ну и пусть смотрят, — огрызнулся Леонид, но вдруг в один миг сник, плечи его опустились. — Что же мне теперь делать, Санька?.. Как же мне теперь жить дальше?..

— Знаешь что, Лёнь, поживи какое-то время у нас с Ниной, а там видно будет.

— У вас? — Вишнёвая полоска тёмных губ растянулась светло-розовой посечённой резиночкой. — А зачем?

— Ну, всё ж не один, — растерянно пожал плечами Черемисин. — А правда, Лёньк, поехали ко мне?

— Да нет… к чему? — Леонид дёрнул плечом. — Пойду я, пожалуй, Сань.

— Давай я тебя подброшу?

— Нет, я сам. Ты это… кольцо лучше Нине пригляди, праздник всё же…

Не дожидаясь ответа Александра, Леонид повернулся и, не оглядываясь, поплёлся к выходу. Говорить с Сашкой не хотелось. Ощущая, как ноги, налившись тяжестью, стали неподъёмными, Тополь засунул руки в карманы и нащупал ключи от квартиры.

Квартира… Вспомнив изгаженную комнатку в коммуналке, Леонид с отвращением поморщился. Жёлтые, в какой-то меленький нелепый цветочек обои на стенах, крошечный подоконник с одним-единственным кривобоким кактусом, выпирающие пружины казённого дивана и ржавые подтёки на бортах общей ванны — вот и вся квартира.

Поднимаясь откуда-то снизу, к груди снова подкатила кислая волна обиды. Стараясь не дать ей разлиться по всему телу, Леонид нащупал в кармане острые бороздки длинного ключа от входной двери и что есть сил сжал пальцы. Под ногами сочно чавкала подтаявшая снежная жижа. Утопая в холодной полужидкой каше мокрого снега, Тополь с трудом переставлял ватные ноги, и в его голове, монотонно гудя, кружились обрывки несуразных мыслей.

И за что только дворникам платят деньги, если на тротуарах по щиколотку водищи? Наберут участков, нахапают, а убираться и не думают… А действительно, чего убирать, если можно насыпать соли? Какая им разница, разъест у кого-то ботинки месяцем раньше или месяцем позже, ботинки-то не их… Какие чёрные стали стволы у кустов, всё равно как углём обмазанные, чудно… Вот интересно, когда их весной подстригают секаторами, им больно или нет?.. А в кармане пальто — приличная дыра. Забавно, если ключ упадёт в неё бороздками вниз, его круглая железная болванка зацепится за мешковину или же вся связка ухнется в это холодное пересоленное месиво на тротуаре?..

Задумчиво глядя под ноги, Леонид вдруг услышал какой-то звук. Усиливаясь, неприятный гул разрезал пространство и заполнял собой всё вокруг.

Ничего не понимая, Тополь повернул голову в ту сторону, откуда доносилась эта страшная какофония, и неожиданно перед его изумлённым взором мелькнули знакомые светло-карие глаза с бархатистой янтарной поволокой. Когда-то очень давно, чуть ли не в другой жизни, он видел точно такие же… только вот когда и где…

Вспомнить, где и когда это было, Леонид не успел. Не снижая скорости, легковушка ударила его в бок. Отлетев, он неловко перевернулся в воздухе, ударился головой о выступающий бордюр мостовой и ощутил, как голову мгновенно залило обжигающей волной. Тупая адская боль обручем сжала затылок и виски, а потом рассыпалась перед глазами миллионами обжигающих искр. Вспыхнув, золотисто-синие точки слились в одну белёсую муть и стали постепенно гаснуть. Бледнея, они отодвигались всё дальше и дальше, и следом за ними, теряя свою остроту, из сознания Леонида уходили запахи, звуки и цвета. В последний раз вздрогнув, золотистые искры рассыпались где-то совсем далеко, и на Тополя сползла густая липкая пустота, в которой не было ни земли, ни неба.

— Алька, я его убила! — Вытаращив глаза и судорожно хватая ртом воздух, Загорская шлёпнулась кулём на диван и дрожащими руками обхватила голову.

— Убила? Кого ты убила? — не поняла Альбина. — Что ты такое придумала, Лидочка? Опомнись, милая, кого ты могла убить?