Патриция Хилсбург - Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани Страница 60

Джон представил свою жену. Несколько минут они посидели в кабинете директора, пока он расспрашивал, где они остановились и каковы их первые впечатления. Затем, спохватившись, он предложил осмотреть музей. Стефани согласно кивнула, и профессор провел их в большой зал.

Вдоль стен стояли стеклянные ящики с коллекциями бабочек и насекомых. Возле них они не останавливались и прошли направо, где тянулась анфилада залов самой различной величины, в которых можно было получить полное представление о насекомых, которые когда-то населяли здешние места.

— Сюда, проходите, пожалуйста, сюда, — профессор Кук указал рукой на небольшой зал.

Они прошли в него, профессор включил свет и одна из витрин засияла. За стеклом было воссоздано океаническое дно, где кишела первобытная органическая жизнь, еще только растительная. А рядом с ними хранились поперечные разрезы раковин из самых нижних слоев земли со следами сгнивших миллионы лет назад безголовых моллюсков, которым они служили защитой.

Стефани склонилась к уху Джона и прошептала:

— Тебе эти раковины не кажутся непристойными? Они тебе ничего не напоминают?

Джон строго посмотрел на жену:

— Стефани, как только ты можешь сейчас думать про такое?

— Что я могу с собой сделать? — пожала плечами Стефани, — они мне просто напоминают… — она беззвучно засмеялась.

Профессор подошел к витрине и принялся объяснять Джону и Стефани, к какому периоду какие раковины относятся.

— Посмотрите на скрупулезную обработку внутренности этих раковин, — говорил профессор Кук. — Представьте, насколько искусна природа была уже в доисторические времена! Тебе, Джон, это должно быть интересно как художнику.

— Конечно, — согласился с ним мистер Кински, — мне никогда не достигнуть такого совершенства. Да я к этому, честно говоря, и не стремлюсь.

— Довольно странно, — произнесла Стефани, — если предположить, что все эти примитивные существа послужили основой для создания человека.

— Да, — сказал профессор Кук, — честно говоря, мне всегда льстит тот контраст, который составляю я и чудовищная первобытность этих первых экспериментов природы, с которыми я вас познакомил — всех этих древнейших раковин, головоногих, плеченогих, жгутиковых, морских звезд. Я чувствую себя элегантным и совершенным. Больше всего мое воображение волнует мысль, что эти первые попытки, во всех, даже самых абсурдных, своих проявлениях не лишенные собственного достоинства, были, так сказать, предварительными экспериментами для создания меня — то есть человека. И это определило ту сдержанно-подтянутую осанку, с которой я держусь.

Профессор провел Стефани и Джона в следующий зал, где были ящеры. Модель одной такой твари, длиной ярдов в шесть, плавала в бассейне.

— Эти голубчики, — говорил профессор Кук, — в натуре нередко превосходили длину модели. Они были пресмыкающимися, но с рыбьим телом. А вот теперь посмотрите в эту сторону.

Стефани и Джон обернулись: там высилась гигантская фигура динозавра в натуральную величину.

— По-моему, — сказал Джон, — музей здесь просто великолепный, но я придерживаюсь немного другого мнения о том, как нужно организовывать экспозицию.

Профессор Кук удивленно вскинул брови:

— Над экспозицией этого музея работали лучшие дизайнеры, Джон. Поэтому навряд ли ты найдешь что-либо к чему здесь можно придраться.

— Нет, — ответил мистер Кински, — меня не устраивает сам принцип. Музеи и выставки, как правило, слишком много предлагают нашему вниманию, а углубленное созерцание какого-нибудь одного экспоната из этого множества куда больше говорило бы моему уму и сердцу. По-моему, один позвонок этого динозавра, если его рассматривать как следует длительное время, мог сказать бы куда больше, чем весь его скелет.

— Но где-то же нужно собирать и большую экспозицию? — сказал профессор Кук. — Ведь этот динозавр, найденный здесь в меловом карьере, тщательно восстановлен. Все это происходило здесь, в этом здании, все было привязано к размерам этого доисторического существа. Ведь он, посмотрите, имеет почти сорок ярдов в длину.

Профессор повел Стефани и Джона мимо изогнувшегося гигантского хвоста, задних ног, подвел к каменному столбу, на который скелет динозавра опирался одной ногой, а его нескончаемая шея с малюсеньким черепом склонялась к этой ноге. Профессор протянул руку к черепу динозавра и погладил его.

— Не огорчайся, тебя, конечно, отвергнула природа и скинула со счетов. Но, видишь, я тебя восстановил, люди еще думают о тебе.

Джон никак не мог целиком сосредоточить свое внимание на каком-нибудь одном экспонате. Его все время отвлекали в высшей степени интересные предметы: подвешенный к потолку парил в воздушном пространстве летающий ящер, распластав свои кожаные крылья, а рядом, казалось, летела только что вышедшая из пресмыкающихся доисторическая птица с хвостом и когтистыми крыльями.

— Джон, я смотрю, тебе не очень-то интересно, — огорчился профессор Кук. — Я собирался рассказать вам много всякого об этих доисторических животных, но вижу, что ты думаешь совсем о другом.

— Да нет, я почувствовал превосходство перед этими существами и немного потерял к ним интерес, — признался Джон Кински.

— Нет, все очень интересно, — сказал Стефани, — но Джон в последнее время очень рассеян, и, я думаю, вы сможете простить его.

— А, я знаю, что вам нужно, — вспомнил профессор. — У нас не так давно открылась экспозиция, посвященная первобытному человеку. Вот тут вы уже сможете узнать себя, — улыбнулся профессор.

— Человек? — спросил Джон. — А где он у вас?

— В подвале, — ответил профессор Кук. — Если вы уже достаточно посмотрели тут, давайте спустимся вниз.

Подвал освещался искусственным светом. Там, где проходили Джон, Стефани и профессор Кук, в стенах, за стеклом, были устроены маленькие театры.

Восковые фигуры первобытных людей в натуральную величину воссоздавали сцены из ранней поры человечества. И перед каждой из них гости останавливались и слушали комментарии профессора.

Джон задержался возле одной из витрин: маленькие волосатые люди испуганно сбились в кучу и, видимо, обсуждали на своем праязыке, как прожить на этой земле, заполненной более сильными и лучше вооруженными существами.

— О чем ты думаешь? — спросила Стефани.

— Посмотри на боязливую отчужденность и беспомощность этих волосатых людей в чужом мире, для которого они не снабжены ни рогатинами, ни челюстями, разрывающими мясо, ни клыками. Наконец, у них нет костяных панцирей или железных крючковатых клювов. И, по-моему, они, несмотря на все это, были уверены, что превосходят всех остальных существ.