Маска (СИ) - Марина Лётная Страница 60

Лекса столько раз впечатлял меня дерзкими изречениями и тем, насколько глубоко он позволял стихам, музыке раскрывать его чувства. Он был достаточно мужественен, чтобы слёзы не превратили его в ребенка. Но, кажется, он об этом не знал, хоть и тщетно пытался совладать с печалью.

Лицо щипало от переменившегося на жар холода и безбожно растекающихся слез. Организм предал меня, выставляя на всеобщее обозрение слюнтяйкой. А Анна Дмитриевна ревела, не смущаясь. Её бледные, как у сына глаза, раскраснелись и опухли.

Мы взбежали вверх по движущимся эскалаторам. Спортивный кросс на перегонки с секундной стрелкой хорошо сочетался с тревогой, что похитила все мои разумные мысли.

"Он должен делать то, к чему лежит душа", "Год — не так уж и много" — всё это совсем не работало, а только нажигало пробирающую боль. Ведь где-то на задворках подсознания я думала: "Существуют же пары, что выбирают идти по жизни рука об руку. И для самореализации им не нужно лететь на край земли, как можно дальше от своих любимых". Существуют, наверное. Конечно. Но мы с Лексой были другие…

Наверное, поэтому мы тянулись друг к другу.

Машинно-строгий женский голос разлетелся по аэропорту.

— Рейс. Су. Двенадцать-Семнадцать, Санкт-Петербург. Терминал А. Заканчивается посадка.

Я превратилась в один большой гонг, по которому задрожал нечеловеческий сердечный пульс.

Ему нельзя опаздывать.

Мы подскочили к совершенно пустой стойке регистрации. Боже, нет. Я не готова расставаться… Сейчас? Суровый Лёша достал из кармана куртки паспорт с билетом, а я ловила каждый его беглый взгляд, словно от этого зависела теперь моя жизнь. Девушка с галстучком лишь посоветовала Муратову поторапливаться.

И когда он обернулся к нам, я ощутила, что на этом заканчивается самый счастливый период в моей жизни. Я просто не знала, что будет дальше, и это оказалось всепоглощающе страшно.

— Всё? — пискнула мама.

Мне не было видно Лёши и Анны Дмитриевны. Горячие слёзы душили меня за пересохшее горло и закрывали обзор. Я задержала дыхание, чтобы не разреветься в голос и растёрла глаза.

Он уже обнимал маму, пытаясь её утешить, но сам сожалеюще сжал губы.

Нет, нет! Не надо… Только не это. Наставала моя очередь.

— Виолетт, — он дотянулся до моего окостеневшего тела и с силой сжал. — Я при первой же возможности прилечу увидеться. Ты же будешь меня ждать? Или ты всё ещё не веришь?

Муратов отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза. Мне стало видно в них столько неуверенности и надежды, что отяжелевшие ноги подкосились, и я осталась стоять, удерживаемая только благодаря ему. Он побледнел, а я чуть не упала в обморок.

Всё это время Лекса думал над теми словами…

Боже, как же ему не повезло со мной. Я всегда озвучивала столько жестоких вещей своим близким, что Лексе было просто не позавидовать.

— Лекса… Я… Лю… Лёша, я… — обернулась к маме, которая, видимо, не понимала, плакать ей или истерично смеяться. — Я буду ждать тебя. Не пропадай, пожалуйста…

Я громко всхлипнула. Нащупала его руку на своём плече и сжала крепко-крепко, пытаясь так неловко объясниться в любви.

Он утёр большим пальцем очередную стекающую по моей щеке слезу. Склонился надо мной, пристально осмотрев лицо. Порывисто чмокнул в губы и, не оборачиваясь, кинулся вглубь аэропорта.

Глава 25 «Дозвониться до Господина»‎

— Как уехал? Какой ещё академ? — ошарашенный декан натянул на лице складки дряблой кожи. Ну всё! Караул! — Да быть того не может! А петь-то кто будет?.. Кто его вообще отпускал?!

Вот именно! Только он разве кого-то бы послушал?

Я тяжело вздохнула и отложила сценарий, родившийся в муках за одну ночь.

— Александр Вадимович… Вы меня, конечно, простите. Но разве не декан подписывает академический отпуск?

Совсем уже ничего не помнит, бедолага.

Я потёрла слипающиеся опухшие глаза.

— Так-то оно да, — мужчина уныло закивал, соглашаясь с моим осторожным напоминанием. — А кто же будет петь теперь? Я, значит, ректорату дуэт рекламирую. Рассказываю, какие у нас талантливые студенты. А они от нас сбегают!

Завтра бал. У людей экзамены во время сессии, а у меня — прямо завтра, перед ректором.

Если думать об этом мероприятии, как о большом списке дел, то мне рвать себя на части даже не в новинку. От себя всё зависящее я делала, но студенты — такие непредсказуемые создания! И ведь у каждого своя жизнь.

У некоторых тут бессильны даже чувства…

— Больше вокалистов на факультете нет. Может, знаете кого-то с других? Или пускай Лиза одна споёт, у неё хороший голос.

Я не плачу, нет. После бессонной ночи сухо в глазах, и вот, я их просто смачиваю.

— Какое «одна»? Не надо нам «одна»! Дуэт, Виолетта Сергеевна!

Неужели это так важно для финансирования новой специальности? Где, казалось бы, творчество, а где релейная защита. Нужно было, дед, поменьше трепать тебе языком.

— Слу-ушай…

Я не удержалась и ещё раз удрученно вздохнула. Ну, чего ещё придумал?

Мне нужно посадить на булавки сто пятьдесят тканевых роз, отрепетировать всю программу с ведущими и звукорежиссером, заставить всех ещё раз собраться и повторить танцы, а это, знаете ли, трудно! Девушки заняты, хотелось бы верить, учёбой, и поиском аренды бальных платьев. Да и мне самой стоило принарядиться, а ещё не забыть подготовиться к завтрашним утренним занятиям. Я же всё ещё препод!

— А помнишь? Студент у нас учился на специалитете… Лёнька Савицкий? — я поперхнулась слюной и закашлялась. — Так что ли звали его? Ну-ну, осторожнее, Виолетта Сергеевна… Чего это вы. Сходите-ка в архив. Возьмите у них номер телефона из его личного дела и позвоните. Так даже ещё будет… «Круче»! Во! Мало того, что дуэт, ещё и выпускник будет исполнять!

Круче? Круче Муратова? Сбрендил что ли?! Нашёл кого сравнивать! Бога вокала! Тонкую натуру! С визжащей крысой! Да Лёне до Лексы ещё учиться и учиться! Петь, обращаться с девушками и вести себя благородно!

Ну не-ет! Нет! Нет! Нет! Пожалуйста! Только не это…

— Александр Вадимович, а он успеет за один день выучить песню? Это же… Не хухры-мухры, петь песни.

— Вилеттуся! Сергеевна! Это стихи! Великие стихи! Все их знают, чего там учить. Идите, звоните срочно.

Ох ты ж, Боже мой…

— Ну! — рассердившийся декан осмотрел полунаряженный зал, который мне помогал украшать Муратов ещё до отъезда, и схватился за край столешницы с оборудованием, где мы с ним устроили дебаты. — Вот безобразники! И здесь расшатали! Что они делают с этими столами?.. Скажите мальчикам, пускай