Мэтт Пенья - 12 историй о настоящей любви (сборник) Страница 63

– Ладно. Ты когда-нибудь смотрела «Шерлока Холмса»?

Глаза Грэйси сузились, она решила, что я ухожу от разговора.

– Сериал или фильм?

– Не важно, – сказал я.

– И сериал, и фильм, – ответила она.

– Ты же знаешь, что Шерлок замечает то, что на первый взгляд не имеет никакого отношения к делу. Но как только он находит все связи, ответ становится очевидным. А на экране мы обычно видим только быструю смену кадров.

– Ох. Меня от этого тошнит. – Но она улыбнулась и скрестила руки на груди. – Так ты говоришь, что твой мозг работает быстрее, чем у других?

– Я просто говорю… Я хорошо вижу связи, которые могут вызвать проблемы. – Я оглянулся вокруг. – Возьмем, например, освещение. Я мог бы изменить направление лучей прожекторов. Или переклеить на сцене ленту, которая обозначает места для актеров. Перемешать реквизит на столе или просто все спрятать. Если перепутать тросы ангелов, получится масса интересных неприятностей. Не тросы детей-ангелов, конечно, а взрослых. Это будет похоже на вечеринку. На похабную вечеринку.

– Значит, твоя цель – хаос?

– Это просто для примера, я вовсе не собираюсь этого делать. А разве твоя цель – играть Марию до конца своих дней?

– Конечно, нет. – Она встала. – Но когда твой отец – пастор… В общем, люди от тебя ожидают определенных вещей.

– Да, безупречной кожи и послеродовой депрессии. И разве это не перегиб?

Ее нос сморщился при слове «безупречной». Я и раньше видел у нее это выражение лица – обычно, когда кто-то говорил ей комплименты.

– Возможно. Но вот смотри: настоящая Мария была с Ближнего Востока. И ей было около двенадцати. А настоящему Иосифу было, наверное, лет тридцать.

– Какая гадость.

– Волхвы были астрономами, и они пришли, когда Иисусу было уже около двух лет, и никто не знает, сколько их было. А вместо хлева, скорее всего, была пещера.

Грэйси начала заводиться, говорить быстрее и жестикулировать.

– И я уверена, что Иисус плакал, – сказала она. – Он был младенцем. Так нелепо, что из-за ожиданий публики, привыкшей к коммерческой версии Рождества, нам приходится увековечивать мифы. – Она плюхнулась рядом со мной на деревянный ящик.

– Тогда почему ты в этом участвуешь? – Я посмотрел на нее. – Из-за отца?

– Ты, наверное, думаешь, что он заставляет меня. Но это не так. – Она закрыла лицо ладонями и посмотрела на меня сквозь пальцы. – Ты, наверное, думаешь, что я ужасная.

Я сделал паузу, ожидая, пока мимо пройдет школьный хор. Потом сказал:

– Невозможно думать о тебе плохо, Грэйси Робинсон.

Она села ровнее. И, возможно, немного покраснела. Я сделал ей комплимент, не скрывая восхищения в голосе.

– Наверное, иногда хорошо быть тем… на кого все обращают внимание.

Я склонил голову набок, как кокер-спаниель.

– Ты же была королевой бала.

– Это просто случайность. Если бы Эшли Стюарт и Ханну Гэйл не отстранили за то, что они залезли в кабинет директора и отправили всем учителям электронные письма об увольнении, я бы никогда не выиграла. Они были фаворитками.

Я принялся очень внимательно рассматривать ногти. Глаза Грэйси расширились.

– Воун!

– Я просто подкинул им идею. Без всяких задних мыслей. Ну, и, возможно, подогнал универсальный ключ от всех дверей.

Иногда хорошо быть тем… на кого никто не обращает внимания.

– Ты сделал это для меня?

Я старался не смотреть ей в глаза.

– Ну, в общем, все это было не совсем случайностью.

У нее просто челюсть отпала, и лицо было такое, словно она пыталась понять, наорать ей на меня или поблагодарить.

– Я не хочу быть в центре внимания. Я знаю, что меня любят и мне не нужно искать похвалы. Но в тайне, – она вздохнула и понизила голос, – подозреваю, что я говорю себе это, чтобы не грустить, когда меня не замечают.

– Так ты хочешь, чтобы тебя замечали, или нет? Потому что все это звучит довольно странно. – Я рискнул слегка толкнуть ее в плечо. – Но я тебя не осуждаю.

Грэйси не отодвинулась.

– Не то чтобы мне нужно было одобрение, признание или еще что-нибудь. Не в этом счастье. Но… иногда мне нравится чувствовать себя особенной, это правда. Понимаешь?

– Каждый раз, когда захочешь почувствовать себя особенной, просто найди меня.

Слова вылетели прежде, чем я смог их остановить, и зависли в мультяшном облачке у меня над головой.

Грэйси нахмурилась.

– Ты флиртуешь со мной?

– Прости. – Я чувствовал, как мое лицо заливается краской, а ведь я никогда не краснел. – Я зашел слишком далеко?

– Нет. Ты зашел так далеко, как надо. – Хмурый взгляд сменился улыбкой. – Я просто пытаюсь найти наиболее эффективный способ флиртовать с тобой.

Волна адреналина прокатилась по моему телу. Я не знал, как выбраться из этой ситуации, и сменил тему. Потому что я трус.

– Кстати, о флирте, где твой муж?

Она моргнула.

– Твой муж по сценарию. А в реальной жизни – твой парень.

– Мой… ты имеешь в виду Шелби? – простонала Грэйси. Запустила руки в волосы и схватилась за голову так, как будто она болела. – Он не мой парень.

– О, правда?

Я скрестил руки и откинулся назад, чтобы выслушать эту историю.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы мы держались за руки? Или на свидание ходили? Настоящее, официальное свидание, не в стенах церкви или на школьном мероприятии? Нет, не видел. Потому что мы никогда не были на свидании.

– Тогда в чем же дело?

– Я – прикрытие для настоящей девушки Шелби.

Я чуть не упал.

– Для настоящей девушки?

– Она очень милая либеральная феминистка-христианка. Ее зовут Элли, она из Нью-Джерси. Они познакомились два года назад в христианском летнем лагере.

– А что, либеральные феминистки могут стать христианками?

Грэйси закатила глаза.

– Кто угодно может стать христианином.

Я понял, почему Шелби приходится использовать Грэйси в качестве алиби. Отец-южанин с катушек бы слетел, если бы узнал, что его сын встречается с кем-то из Нью-Джерси. Не говоря уж о либеральной феминистке из Нью-Джерси.

– Если ты просто прикрытие, почему он так тебя защищает? Настолько, что даже становится настоящей задницей… – я быстро добавил: – Для всех, кто на тебя хоть посмотрит?

– Он относится ко мне, как брат, и мой отец этим пользуется. – Грэйси внимательно смотрела, как доброволец оклеивает блестками коробку с дарами, в которой хранилось миро для младенца Иисуса. – Кстати, что тебе Шелби вообще сделал? Он, конечно, футболист, но, так скажем, не типичный. Он ведь не загоняет тебя в угол туалета и не натягивает тебе трусы на голову, верно?