Вера Кауи - Найди меня Страница 63

– С отрубями?

– Спрашиваешь!

– Тогда два.

– Мне тоже, – попросила Конни, подвигая к столу стул, на котором обычно сидела. Мэгги разлила по кружкам чай цвета красного дерева, который заварили в большом коричневом чайнике, а Барт водрузил перед каждой по огромной тарелке.

– Две тысячи калорий, – констатировала Конни.

– Экая беда! – беспечно отозвалась Мэгги. – Сегодня на сцене я потеряла не меньше пяти тысяч. Подвиньте-ка мне пиво, пожалуйста. – Она щедрой рукой налила себе пива, взяла в руки нож и вилку и провозгласила: – Если вам скажут, что величайшие изобретения, которые дала миру Англия – это реактивный двигатель и «Роллс-Ройс», не верьте: на самом деле это – пиво.

И она приступила к ужину.

Воцарилось молчание. Все занялись едой. Потом Конни убрала пустые тарелки, а Мэгги налила всем еще по кружке чаю. Тогда и начался разговор. Они перебирали по косточкам всю пьесу, с начала и до конца. Мэгги просила прокомментировать ее игру, Барт и Конни с охотой это делали.

– Вы потрудились за целую бригаду профессиональных критиков, – похвалила она их. Мэгги действительно ценила их мнение выше суждений профессионалов.

Когда Конни посмотрела на стенные часы, они показывали почти час ночи.

– Господи, времени-то сколько! – всполошилась она. – Мне вставать завтра в семь. Я пошла.

– Поспи завтра подольше, – взмахнув на прощанье рукой, сказала Мэгги. – Я тоже буду отсыпаться.

Она всегда поступала так после премьеры, вознаграждая себя за изнурительную трату энергии, которой требовали от нее репетиции. Перед спектаклем она работала по двенадцать часов в день.

Когда Конни вышла, Мэгги вылила себе в чашку остатки чая, обвила пальцами теплый фарфор и удовлетворенно сказала:

– Как я люблю эти минуты… Только и отдыхаю, что за нашими кухонными трапезами. Они мне тем более приятны, что мы устраиваем их после удачных премьер.

– Неудачных у тебя и не было. Разве что в далеком прошлом.

– А два последних фильма – забыл?

– Я тебя предупреждал.

– Ладно, мистер Всезнайка, – укоризненно сказала она, но при этом ласково улыбнулась. – Жаль, что я не прислушалась к твоим мудрым советам. – Она положила ладонь ему на руку. – Я знаю, что часто манкирую твоими советами, но ты все равно не оставляй меня без них, хорошо? Я ведь знаю, что ты больше всех заботишься о моих интересах.

Это ты так думаешь, когда удается тебе угодить, подумал Барт. Он нежно взял ее ладонь в свою руку и поцеловал.

– Я вообще о тебе очень забочусь.

Она поспешно отняла руку.

– И напрасно. Мы с тобой об этом уже говорили.

– Но это касается только меня.

– Тебе лучше всех известно, что все мои мысли и чувства подчинены единственной и самой важной для меня вещи. Моей карьере. Если бы мне предложили заключить сделку: забудь о любви до конца своих дней и станешь самой крупной звездой в истории кино, я бы согласилась, не раздумывая ни секунды. Да ты и это знаешь.

– Да.

– А зачем же время теряешь? Оглянись вокруг.

– Как раз это и было бы тратой времени.

– Но на меня не рассчитывай. В наших отношениях статья о сердечной привязанности не предусмотрена.

– Будем откровенны. Допустим, я люблю тебя. Что это меняет? Разве я когда-нибудь скулил?

– Нет. Ты не такого сорта парень. И, между прочим, иногда я об этом жалею. Твои чувства осложняют наши отношения, а я, как ты знаешь, терпеть не могу осложнений. Как твой близкий друг, я сочувствую тебе, но не люблю и никогда не буду тебя любить. Романтические чувства не мой конек. Я только раз в жизни удосужилась влюбиться, зато навсегда. И предмет моей любви – актерство.

– А сколько тебе было, когда это произошло?

Ее глаза затуманились, словно вглядываясь в прошлое.

– Четырнадцать.

Барт оперся подбородком на руку.

– Какой же ты тогда была?

Черты лица ее словно смягчились, Мэгги задумалась. Такое с ней бывало редко, надо было ловить случай.

– Я была Мэри Маргарет Хорсфилд, – ответила она после паузы.

– Расскажи мне о ней, – не давая ей выпасть из этого элегического настроения, попросил он. Барт надеялся, что ему удастся заглянуть в приоткрывшуюся на миг дверь в ее прошлое. Пожалуй, другого случая придется ждать долго.

– Расскажи же мне о Мэри Маргарет, – повторил он.

Мэгги не ответила. Она молчала так долго, что Барт уже начал подумывать, что спугнул ее. Вот сейчас она поднимет на него глаза, обдаст холодом и отрежет: «Это тебя не касается!» Но она по-прежнему сидела, опустив взгляд в чашку, будто искала там ответ. А потом произнесла, будто читая строчку сценария: «Она была несчастливой девочкой». И рассказала ему, почему.

Он слушал, боясь нечаянно прервать поток горьких слов, и сердце его наполнялось состраданием к одинокой, лишенной любви и заботы, погруженной в мир своих грез девочке-подростку, жизнь которой, как и жизнь ее родителей, была лишена всего, кроме жестких религиозных догм. Слава Богу, что нашлась эта чудесная Грейс Кендал, которая помогла Мэри Маргарет осуществить ее смелые мечты. Грейс Кендал отозвалась на запросы ее ищущего ума, но ведь это было не все. Тело тоже требовало своего. Все радости, сопутствующие юности, были раз и навсегда изгнаны из дома номер 21 по Белвуд Креснет, поскольку дети конгрегационной церкви все радости считали греховными.

Барт припомнил годы своей юности. У него всегда было множество друзей-приятелей, они окружали его и в школе, и позднее в колледже; было много и подружек, с которыми он быстро сходился в автомобилях, припаркованных где-нибудь в укромном уголке, переходя от неуклюжих поначалу ласк к изощренным сексуальным экспериментам. Он всем насытился, все познал. Оставалось пожалеть Мэгги, которая ничего подобного не испытала. Не потому ли она так холодна? Да и могло ли быть иначе?

Боясь пропустить какую-нибудь важную деталь, Барт внимательно вслушивался в рассказ, проливающий свет на ее прошлое. Перед ним вставали картины безалаберного, но по-своему счастливого быта Уилкинсонов, злосчастная вечеринка, на которую Дорри из самых лучших побуждений пригласила девственницу Мэри Маргарет, чтобы немножко ее развеселить. Он вздрогнул, как от боли, когда Мэгги бесцветным голосом описала постигшее ее там несчастье, повлиявшее на всю ее жизнь, будто сам пережил отчаянную ярость, которую почувствовала она, обнаружив, что злодей оставил ее беременной, и понял всей кожей ту слепую ненависть, что может заставить человека отнять чужую жизнь.

Господи, подумал Барт, если мне так тяжко слушать все это тридцать лет спустя, каково же было ей тогда?

Но тут Мэгги перешла к истории про сестру Блэшфорд и Пэт, и Барт снова стал внимательно вслушиваться в каждое слово.