Правильный ход - Лиз Томфорд Страница 68

Он потрясающий.

Чистая мужественность, подтянутые мышцы, спортивное телосложение с достаточно мягким характером, чтобы с любовью воспитать человека самостоятельно.

Мне кажется, сегодня вечером я вижу старого Кая, и эта версия пугает меня. Уверенность в себе, смешанная с новым Каем — вдумчивым, добрым. Он представляет собой смертельно опасное сочетание, и это распознает не только мое тело, но и мое сердце.

Он разрывает пакет из фольги зубами.

— Можно? — Спрашиваю я, садясь.

Легкая усмешка играет на его губах, когда он подходит ко мне с раскрытым презервативом, его член в боевой готовности, а у меня текут слюнки, когда я смотрю, как перекатываются его мышцы при движении.

Сжимая кончик, я натягиваю остаток презерватива на его член. Я чувствую, насколько он готов, как он пульсирует в моей руке. Кулак Кая накрывает мой, используя мою руку, чтобы снова погладить себя, его глаза закрываются, когда он повторяет движение.

— Как долго ты хранишь это в заднем кармане? — Спрашиваю я.

— Ношу его с собой с той самой ночи, когда мы уехали в Техас.

— Ты имеешь в виду, После той ночи?

— Нет. Я положил один в бумажник перед тем, как мы пошли в бар.

Мои брови приподнимаются.

— Для меня?

— Это всегда было только для тебя.

О.

Мой желудок взрывается от ощущения, которое, как я предполагаю, люди называют бабочками. Я не знаю. У меня никогда по-настоящему их не было, пока я не начала общаться с этим человеком.

Он кивает в сторону кровати, веля мне отойти. Я так и делаю, отползая назад, но прежде чем он успевает забраться ко мне на матрас, я переворачиваюсь, становясь на четвереньки лицом к изголовью кровати, а не к нему.

Его смешок звучит мрачно и угрожающе. — Ты думаешь, это тебе поможет?

Черт.

— Ты думаешь, что сможешь держаться отстраненно, потому что не смотришь мне в лицо, пока я тебя трахаю?

Матрас прогибается, когда Кай забирается на него позади меня. Его бедра касаются мои, и я ненавижу то, как хорошо он видит меня, знает меня и то, что творится в моей сумбурной голове. Одна рука обвивается вокруг моей талии, другая обхватывает мои груди, когда он поднимает меня, моя спина прижимается к его груди.

Он опускает губы к моему уху. — Это не имеет значения, видишь ты меня или нет. Ты почувствуешь каждый дюйм моего тела. Я буду так глубоко, что ты сможешь почувствовать меня в своем гребаном горле, и я могу обещать тебе, Миллер, что твое тело не позволит тебе забыть меня.

Иисус.

Рука, обнимающая мою грудь, скользит вниз между ног, поглаживая клитор. Он двигает бедрами, покрывая презерватив моим возбуждением, пока трется об меня всей своей длиной.

Он целует меня чуть ниже уха, покусывая кожу. — Ты думаешь, у тебя получится вести себя непринужденно, Миллс?

Я отчаянно киваю, надеясь убедить нас обоих.

Его смех тихий, но раскатистый. — Удачи тебе с этим.

И с этими словами он устраивается поудобнее, головка его члена упирается в мою сердцевину. Наступает момент, когда наше дыхание синхронизируется, в гостиничном номере нарастает напряженное ожидание. Он задерживается там, позволяя моменту нарастать, прежде чем приподнять бедра и войти внутрь.

— О черт, — кричу я, падая вперед на матрас, но Кай идет со мной, накрывая все мое тело своим. Он держится, чтобы не раздавить меня, но я чувствую как тяжело он дышит, чувствую напряжение пронизывающее его, когда он дает мне время привыкнуть и не двигается.

Кай раздвигает мои колени, пока я пытаюсь приспособиться к его размеру.

— Твой член слишком большой, — говорю я ему, мои слова приглушены простынями.

Снова раздается этот гребаный смешок. — Я только на полпути, Миллс.

С недоумением я смотрю на него через плечо. — Этого не может быть.

— Так и есть. Я вижу это отчётливо. Черт возьми, видела бы ты нас, Миллер. Ты выглядишь прекрасно, изо всех сил стараясь растянуться вокруг меня. На самом деле очень жаль что ты ничего не захотела увидеть.

— Я тебя ненавижу.

Он кружит по моему клитору, и я стону.

— Продолжай говорить себе это.

Он продолжает играть со мной, укладывая меня в постель. — Сделай глубокий вдох.

Я делаю, как мне говорят, мое тело снова подчиняется. Кай двигает бедрами, медленно входя в меня, и когда я чувствую, как его таз прижимается к моей заднице, я знаю, что приняла его полностью.

Он стонет, утыкаясь носом в мой затылок. — Так хорошо, Миллер. Ты чувствуешь на мне идеально.

Я пытаюсь не обращать внимания на резкое растяжение. — Киска тянет на золотую звезду?

Он снова хихикает, но на этот раз от легкого веселья. — У меня и в мыслях не было такого вопросов. Она определённо с золотой звездой.

Он осыпает мой позвоночник теплыми поцелуями, убирая мои волосы в сторону, чтобы продолжить эти поцелуи выше по шее.

— Тебе все еще больно? — спрашивает он, прижимаясь к моей коже.

Я качаю головой, чтобы сказать ему "нет". Боль сейчас скорее тупая, эта восхитительная щепотка от переполненности, но этот парень мог бы разорвать меня пополам, и я все равно не попросила бы его остановиться.

— Хорошо.

Он двигает бедрами и полностью входит внутрь, его тело все еще нависает надо мной, прижимая меня к кровати.

Я скулю, уткнувшись в простыни, надеясь заглушить свои звуки, благодарная за то, что у нас общая стена с комнатой Кая.

Его руки поглаживают мою обнаженную спину, потирая кожу, путешествуя вниз по рукам, пока не достигают моих рук, переплетая наши пальцы. Он обнимает меня, когда начинает двигаться в темпе, трахая меня.

Он кажется безумным. Таким невероятным. Таким большим. Теплым. То, как он ощущается во мне. Боже, он, должно быть, сейчас выглядит как гребаная порнозвезда, скачущая на мне верхом.

Его губы остаются рядом с моим ухом. — Ты была как яд этим летом, ты знаешь это? Проникаешь в мой организм и медленно разрушаешь его.

Я стону, приподнимая задницу навстречу его темпу.

— Хорошенький. Трах. С ядом.

Он продолжает шептать грязные слова мне на ухо, вводя в меня свой член снова и снова. Одна его рука оставляет мою, проскальзывая между мной и матрасом, пока он не находит мой клитор.

— Малакай.

— Ммм, — напевает он. — Мне нравится, когда ты меня так называешь. Чего ты хочешь?

— Переверни меня. Я хочу тебя видеть.

Он делает паузу. — Правда?

Очевидно, мы оба ужасно придерживаемся жалких правил, которые сами для себя устанавливаем.

— Пожалуйста.