Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь-2 или профессор Вильчур Страница 68

— Я не могу идти дальше. Я должна отдохнуть, я должна отдохнуть.

Но паренек покачал головой.

— Здесь, нельзя. Если дольше посидеть на кочке, то она провалится. Так она устроена. Еще немного, а там будет такое место, где можно, потому что там твердый грунт.

Она с трудом поднялась. Платье прилипло к ногам, затрудняя движения. С него стекала ржавая и какая-то жирная вода. К счастью, место, о котором говорил проводник, действительно оказалось не очень далеко. Это был островок в несколько метров, покрытый такой же травой, только очень выгоревшей на солнце. Люция вытянулась на нем с чувством огромного облегчения. Во-первых, она могла отдохнуть, а во-вторых, убедилась в том, что этот паренек в самом деле хорошо ориентируется. На какой-то миг ею овладела блаженная мысль: отсюда уже можно не идти дальше, можно переночевать здесь, а завтра вернуться при дневном свете.

Она отругала себя за эту душевную слабость.

— Нет, я должна сегодня. Мне нужно как можно скорее быть в Ковалеве.

Внезапно ею овладело беспокойство.

— А что будет, если Павлицкого я уже там не застану?

При этой мысли, несмотря на усталость, она вскочила и сказала:

— Идем дальше, жаль времени.

Проводник не сдвинулся с места.

Лучше отдохните. Сейчас дорога будет еще труднее.

— Как это труднее? — спросила она едва слышным шепотом.

У нее просто не умещалось в голове, чтобы какая-нибудь дорога могла быть труднее той, часть которой они уже преодолели.

— Ну да, потому что кочки там будут пореже и нужно будет прыгать дальше. Вы должны смотреть, когда прыгать будете. Вот только юбка вам будет мешать, подверните ее.

Выхода не было. В конце концов, присутствие этого шестнадцати- или семнадцатилетнего подростка совсем не стесняло ее. Она подняла подол платья и заткнула его за пояс, высоко обнажив ноги. Так было действительно удобнее. Парень с усмешкой следил за ее движениями.

— Пойдем! — уже более резким тоном сказала Люция. — Становится все темнее.

Скоро она убедилась, что Антоний не преувеличивал, говоря о трудностях оставшейся дороги. Конечно, не фокус перепрыгнуть с одного кружочка величиной с большую миску на другой на расстоянии метра, но только не тогда, когда между этими кружочками чернеет бездонное болото. Большим усилием воли Люция удерживалась от нелепого и убийственного желания закрыть глаза во время прыжка. Мысленно начала молиться. Она молила Бога только об одном — о том, чтобы, попав на следующую кочку, можно было с нее прыгнуть на берег, на твердый берег, почувствовать твердую почву под ногами.

— Далеко еще? — запыхавшись, время ог времени спрашивала она.

— Недалеко, — с невозмутимым спокойствием отвечал проводник.

Люция была зла на того человека в Радолишках, который сказал, что через болото надо пройти только с километр. Хороший километр! Она была уверена, что они прошли уже не меньше десяти.

Проводник вдруг остановился и поднял палец вверх.

— Слышите?

И действительно, в тишине, окружавшей болото, до ее слуха донесся отдаленный звук какой-то музыки. Спустя минуту она различила ритм. Кто-то на гармони играл польку.

— Это уже Ковалево, — пояснил Антоний. — В Ковалеве сегодня свадьба. Дочь кузнеца пошла за рыжего Митьку, что в прошлом году на Латвию за работой ходил.

Кочки сейчас попадались все чаще. Однако их еще ждала неприятная переправа через высокий тростник. На противоположном берегу болота тянулась широкая полоса острых, колючих тростниковых зарослей. Между ними нужно было идти по колено в воде, но ноги уже приятно упирались в твердый, хотя и неровный, грунт дна, покрытого корнями тростника. Острые листья касались лица, царапая кожу.

Наконец они вышли на берег. Это была поляна, переходящая в довольно высокий пригорок, густо поросший деревьями. Над ними раскинулось темно-зеленым шатром небо, высвеченное звездами. Люция обернулась: сзади осталось море белого тумана, нависшего над этим страшным болотом. Она содрогнулась, просто не могла поверить в то, что недавно прошла через этот ад.

Сейчас они шли рядом по широкой, хорошо утоптанной тропинке. Крепкие спортивные туфли Люции совершенно размокли, в них хлюпала вода. Среди деревьев на пригорке замерцали огни. Звуки гармони раздавались все громче, послышалась какая-то танцевальная мелодия. В густеющих сумерках можно было различить два больших длинных строения. Это были усадебные постройки. Здесь, наверху, стало значительно теплее.

Паренек остановился.

— Вот и усадьба, — он указал на освещенные окна, видневшиеся за деревьями.

Люция выгребла из кармана все монеты, какие у нее были. Оказалось их около десяти злотых. Она вложила все это в руку паренька и сказала:

— Здесь немного, но когда ты придешь в больницу, я дам тебе больше. Спасибо тебе большое.

— И пани спасибо.

— Ты переночуешь здесь?

— Нет, я пойду домой.

— Как это? Опять через болото?

— Ну да.

— Я ни за что тебе этого не позволю. Это было бы безрассудством, ведь такой густой туман и почти совсем темно.

Паренек пожал плечами.

— Я бы и с закрытыми глазами прошел, как будто мне впервой! Да я ж там каждую кочку знаю, а чего мне здесь ночевать?

Напрасно Люция убеждала его, напрасно уговаривала и обещала довезти на лошадях до Радолишек. Антоний Сушкевич был упрям, и, видимо, самолюбие не позволяло ему отказаться от похода, который эта пани считала рискованным. А может быть, он хотел произвести впечатление. Он быстро попрощался, и уже спустя минуту Люция услышала плеск воды в камышах.

В усадьбу нужно было идти через небольшой парк. Собаки, вероятно, еще не были спущены, потому что громкий лай раздавался со стороны усадебных построек, и ни одна собака не встретилась на пути Люции. Ей нестерпимо хотелось присесть здесь на сухой траве и отдохнуть, но ею снова овладевал страх при мысли, что она может уже не застать Павлицкого.

Только сейчас она начала ощущать на лице, шее, на руках и ногах неприятный зуд. Тысячи комаров оставили микроскопические капельки своего яда, который сейчас, разъедая ткани, вызвал бесчисленное количество волдырей. На болоте она только сначала оберегалась от этих прожорливых насекомых, а позднее страх и смертельная усталость сделали ее бесчувственной к болезненным укусам.

Возле крыльца дома стояла пара лошадей, запряженных в бричку. На козлах дремал молодой парень. Люция вздохнула с облегчением: она догадалась, что он ждет Павлицкого. Значит, он еще здесь.

Дверь не была закрытой. Она вошла в просторные сени. Здесь ее встретил заливистый лай маленькой неуклюжей собачонки. Этот лай вызвал из дальних комнат старую женщину, которая окинула Люцию изумленным взглядом.