Татьяна Веденская - Утро после «Happy End» Страница 69

– Это не так! – возмутилась я. – Мне без тебя очень плохо, мне было очень тяжело.

– Почему?

– Я…потому что я к тебе привыкла, – вдруг ни с того, ни с сего ляпнула я. А вдруг я скажу ему, что люблю его, а он уйдет? Мне стало страшно.

– А…ну, я тоже к тебе привык. И к ребеночку, – вдруг в его голосе показалась болезненная нотка. Костя дернулся и посмотрел в сторону спящего сына. Нашего сына. – Но думал, отвыкну. Бросают же люди курить.

– Да уж, – усмехнулась я. – Аналогия так себе.

– Послушай, я ехал к твоей маме, потому что мне сказали, что ты теперь живешь у нее. Это было ужасно, но я ехал, чтобы увидеть ребенка. Я вдруг решил, что мне очень важно, чей он. Ну, и если он мой, то я тогда…не знаю…буду заботиться и т. п.

– Понятно, понятно.

– Тебя не оказалось, – Костя взмахнул руками. – Не оказалось! И мне стало так больно, так обидно, что я просто набросился на твою мать с упреками.

– Я знаю, – махнула я. – Она мне говорила.

– Говорила? Ну, надо будет извиниться. Я там с ужасной ясностью понял, что ехал увидеть тебя. ТЕБЯ, и мне стало страшно.

– Почему? – огорчилась я.

– Потому что я вовсе не хочу тебя любить. Но…получается, что люблю. И хоть ты мне изменила, этот год без тебя был просто ужасен. От одиночества мне даже показалось, что в тех твоих словах про то, что измена – решение двоих – есть свой резон. И что я тоже некоторым образом виноват. Не пытался услышать, что ты мне говоришь.

– Нет, нет. Виновата только я… – залепетала я, потому что и того, что он сказал, было для меня слишком много. Я не могла поверить, что я слышу это все от него.

– Перестань. Я тоже тот еще дурак. Вот лежит и спит мой сын, – он деловито ткнул в сторону Костика. – И мне, оказывается, все равно, кто его биологический отец. Я думал, что это важно, и что я это пойму, лишь только взгляну на него. Ну, так вот. Я ничего не понял.

– Это потому что он спит.

– Не важно. Я ждал его много лет и еще несколько месяцев. Это просто ужасно, что я не видел его столько времени, – сердито ворчал мой муженек, а я уже украдкой вытирала слезы, потому что понимала. Он пришел, чтобы остаться. Чтобы забрать нас, чтобы мы снова были вместе. – Ты что, плачешь? О Господи, опять ты плачешь. Как же я от этого устал еще за твою беременность.

– Есть только один способ остановить это, – улыбнулась я. Костя нерешительно переминулся с ноги на ногу, потом кивнул, подошел ко мне и поцеловал. Я стояла, прижавшись к нему, чувствуя тонкий запах туалетной воды Фаренгейт, и понимала, что этот запах, исходящий от кожи именно этого мужчины – единственное, чего мне не хватало для полного счастья. Мне показалось, что мы так простояли целую вечность. Но вечность кончилась, потому что на кухонном диванчике заворочался мой сын. То есть, наш сын. Он открыл свои чудесные, такие похожие на папины, глазки и тут же завопил. Еще бы! Какой-то посторонний (на его взгляд) мужик, сцепил в объятиях его любимую маму и целует! Такая роскошь доселе была дозволена лишь ему – малышу!

– Ой, прости. Костик проснулся. Я сейчас, – засуетилась я, хватая на руки мое сокровище. А муженек застыл с открытым ртом.

– Кто? Кто проснулся?

– Костик. А ты что, не знал? – поразилась я. Константин Прудников выхватил из моих рук своего сына, долго всматривался в его глаза, в его черты, еле сдерживая восхищение, хоть Костик-младший и истошно орал. Потом он порывисто протянул сына мне, закрыл лицо руками и прорычал:

– Я дурак!

– Это точно, – не стала спорить я. – Потому что умнее и прозорливее тебя я никого не встречала. Раз уж ты сам считаешь, что ты дурак, значит, это так и есть.

Эпилог.

Говорят, что жизнь прожить – не поле перейти. Это уж точно. Лично у меня никак не получается написать свою жизнь набело. Я постоянно совершаю ошибки, которых можно было бы избежать, и попадаю в положения, которые трудно назвать однозначными. Возможно, Костик и прав, называя меня ходячим недоразумением, но он не может без меня жить. Он сам мне это сказал и теперь не устает мне это повторять. А я – я нашла своего прекрасного принца, после стольких сомнений и треволнений, я снова пришла к выводу, что Константин Прудников – самый настоящий принц. Хотя, нет. Константин Прудников – самый настоящий король, потому что звание принца теперь по праву носит младший Прудников, Константин Константинович. Наш маленький принц, который, по заверениям моей же собственной свекрови, ксерокопически точно похож на своего отца – Костика в детстве. И она права. Удивительно, как я только умудрилась родить такого один к одному кареглазого, ворчливого, надменного, худощавого и умнейшего ребенка на свете? Оказалось, что все в жизни может происходить с точностью до наоборот. Что очевидное может быть неправильным, а глупое мудрым. Мой дурацкий поступок, когда я не пойми зачем призналась Косте в собственной измене, был, или, во всяком случае, казался, самым идиотским поступком на свете. Но честное слово, жизнь без лжи оказалась так легка и светла, что мне становится страшно, когда я подумаю, что могла промолчать. Промолчать и оказаться с трещащим по швам браком в жуткой однокомнатной квартире, где не выживет и таракан. А теперь, кстати, мы с мужем приобрели маленькую уютную двушку недалеко от метро Пражская. Оказалось, что за истекший год после падения пирамиды новостроек цены на квартиры упали так, что нам, наконец, после стольких лет ожидания и мытарства по съемным квартирам, хватило денег на наш дом. Даже не пришлось залезать в долги и брать кредит. Что само по себе чудо. И это не единственное чудо, которое произошло с нами после того, как Константин – старший (мне теперь все время приходится делать эти уточнения – старший, младший – но мне даже приятно) триумфально вошел в Дудиковскую квартиру. Самым удивительным было то, что случилось с нами, когда мы с ним все-таки полетели на отдых в Египет.

– А что, хорошая идея! – одобрил он. – Нам никак не помешает еще один медовый месяц. Может, возьмем и сына?

– Только не это! – запротестовала я. – Я все понимаю, ты его не видел, готов часами качать его на коленках, но я – я наблюдаю этого хлопчика вот уже больше года и, признаться, порядком устала от его воплей. Десять дней он как-нибудь переживет без матери.

– И отца? – поднял бровь Костя.

– И без отца. К отцу ему вообще еще придется привыкать.

– Я тебя уверяю, не пройдет и полгода, как мы станем с ним лучшими друзьями, – заверил меня супруг. Что ж, посмотрим. А пока, мы вероломно покинули нашего сынка и отправились в Шарм Эль Шейх, где лучезарное солнце опалило наши плечи и облупило наши носы, Красное море подмигнуло нам из своих глубин разноцветными рыбами, а огромная кровать в нашем номере для молодоженов помогла нам наверстать упущенное за прошедший год. Нас никто не беспокоил, что и не удивительно, потому что мы никому не сказали, куда едем. Но по настоящему наше новое счастье, наше новое утро после Хеппи Энд началось, когда один разговорчивый араб на ломаном русском объяснил нам, что как «кто в Москве не бывал – красоты не видал», так и «кто на гору Моисея не влез – зря в Египет летал». Иными словами, нам была рассказана эта красивая (но очень массовая, как потом выяснилось) легенда о том, что тем христианам, кто встречает на горе Моисея рассвет, Господь отпускает все грехи.