Диана Гамильтон - Брак во спасение Страница 7

Она прошла мимо него в огромную переднюю.

— Боюсь, меня сегодня не ждут.

Дворецкий принял у нее верблюжий жакет, кремовые лайковые перчатки и саквояж. Его непроницаемое лицо не выдавало ни удивления, ни тем более удовольствия. В этом роскошном доме никто не выставлял напоказ свои чувства, даже слуги; казалось, что здесь их вовсе не испытывают.

— Миссис Слейд в гостиной, мисс. Я прослежу, чтобы ваши вещи были доставлены в вашу комнату.

— Благодарю, Симмонс.

И Клео скользнула по гладкому паркету искать тетю.

Десять лет назад она вошла в этот дом четырнадцатилетней девочкой; ее родители погибли в шторме, потопившем их яхту у берегов Корнуолла. Тогда она искала любви и тепла, хотя бы участия, но нашла лишь педантичную заботу о своем благополучии. Она жила в роскошном доме, ее кормили лучшими продуктами и посылали в лучшие школы, но этим забота и ограничивалась. Она не получала того тепла, в каком отчаянно нуждалась в первые мучительные годы сиротства. Со временем она научилась обходиться без любви.

И только дядя проявлял к ней какой-то интерес. Он видел в ней не новую обузу, но живого человека со своими потребностями, страхами и надеждами. Он был несколько рассеян, но посвоему любил ее, и она это чувствовала. Однако виделись они редко, поскольку большую часть времени дядя проводил в банке. Когда же он отошел от дел из-за болезни, Клео уже переехала в Лондон учиться и навещала его не часто.

Грейс Слейд сидела в гостиной, перед ней на столике стоял поднос с чаем. Это была сухощавая, замечательно красивая женщина, и комната, в которой она находилась, была безупречна. Слейды требовали безупречности во всем, даже в людях. Не просто было соответствовать их меркам.

— Какая неожиданность.

В тетином голосе Клео послышались недовольные нотки, и она вздохнула. Конечно, ей следовало позвонить, но она просто не вспомнила об этом. Она утонула в перламутровой парче дивана эпохи Регентства.

— Я переночую у вас, а завтра вечером уеду.

С холодным достоинством она утверждала свое право быть здесь. Тетины уроки не прошли даром. Порой Клео спрашивала себя, не теряет ли она человечности, надевая маску бездушного достоинства, строгой сдержанности. Спрашивала, не приведет ли ежеминутное подавление в себе живого чувства к полной потере его, не превратится ли она в машину для демонстрации хороших манер, безукоризненного воспитания и преданности долгу, что составляло в сумме основу репутации семьи.

Но теперь, глядя на тетю Грейс, такую спокойную, выдержанную, элегантную, Клео решила, что пошла по верному пути, когда много лет назад, пытаясь снискать ее любовь, подражала ей во всем. Единственный прорыв в царство чувств обернулся катастрофой, именно он породил ту отвратительную ситуацию, в которой она оказалась. Но это больше не повторится.

— Я позвоню, чтобы тебе принесли чаю, — произнесла тетя Грейс, бесстрастно глядя на Клео. — Ты, наверное, устала с дороги.

«В другое время — возможно, — горько подумала Клео, — но сегодня дорога тут ни при чем». Две бессонные ночи подряд, навязчивые мысли о Джуде Мескале никак не способствовали хорошему цвету лица. От чая Клео, однако, отказалась:

— Нет, благодарю вас, тетя. Как здоровье дяди?

— Хорошо, насколько позволяет его общее состояние. Он беспокоится о банковских делах, что не приносит ему облегчения. Я не раз напоминала ему, что теперь делами занимается Люк.

Они поговорили еще немного, беседа протекала изысканно-любезно, но натянуто; наконец Клео извинилась и пошла к дяде. Она застала его в библиотеке, самой, по ее мнению, удобной комнате особняка. Он сидел на большом кожаном диване, держа на коленях раскрытый альбом с фотографиями.

— Чем больше я старею, тем чаще возвращаюсь мыслями в прошлое.

Клео не удивилась приветствию: такие высказывания нередко можно было услышать от дяди Джона. На первый взгляд они ничего не значили, но от них веяло такой теплотой, что Клео все крепче привязывалась к нему, чего нельзя было сказать о ее отношении к тете Грейс или кузену Люку.

— Мне не сказали, что ты приедешь.

В его добром взгляде застыл вопрос, и Клео, погрузившись в мягкую кожу дивана, сказала:

— Никто и не знал. Я просто собралась и приехала.

— Вот оно что.

Похоже, он был слегка озадачен, словно возможность скоропалительного решения не укладывалась в его голове. За годы, прожитые с тетей Грейс, он сделался осмотрительным, педантичным человеком, ничего не оставлявшим на волю случая.

— Как вы себя чувствуете?

Дымчатые глаза Клео испытующе смотрели в лицо дяди. Он постарел, ослабел и выглядел гораздо хуже, чем два месяца назад, когда она последний раз его видела.

— Хорошо, насколько позволяет мое общее состояние. Это они мне так говорят.

В его глазах мелькнул ужас, мелькнул и исчез с его измученного лица — ведь в этом доме не принято выдавать чувства, даже страх смерти. Клео поняла и переменила тему:

— Люк приедет домой на уик-энд?

Она надеялась, что нет. Ее кузен всегда был высокомерным и чопорным, даже в семнадцать лет. Ей тогда было четырнадцать, и она искала дружбы с единственным сверстником в доме, населенном старыми скрипучими механизмами. Но он уже тогда держался высокомерно и неприветливо; он дал ей понять, что не любит ее и считает обузой в доме, нарушившей его личную жизнь. Именно отношение к ней Люка повлияло на ее намерение искать работу где угодно, только не в семейном банке «Фонды Слейдов».

— Нет, он будет занят на деловых встречах. Смотри-ка… — дядя ткнул пальцем в развернутый на коленях альбом, словно ему было трудно говорить о Люке, и Клео спохватилась, не напомнила ли она ненароком о той отвратительной статейке в колонке сплетен, в которой отразилась другая сторона характера дядиного сына — тщательно скрываемое агрессивное безрассудство. — Это мы с твоим отцом. Играем в деревне в крикет. Этой фотографии уже больше пятидесяти лет. Мне здесь шестнадцать, а твоему отцу почти восемнадцать.

Клео вгляделась в выцветшее фото. Двое юношей в фланелевых спортивных костюмах с клюшками в руках и немыслимо важным выражением лиц. Она усмехнулась, рассмотрев характерную линию челюсти своего отца, намекавшую уже в том юном возрасте на упрямый и решительный нрав будущего зрелого мужчины. Джон Слейд не понял ее и покачал головой.

— Тебе, должно быть, трудно представить, что мы были молодыми, даже детьми. Но, видит Бог, так было! Мы были горячи, даже самонадеянны, и знали, чего хотели, — а может, только думали, что знали. — Его плечи опустились, перед взглядом проходило далекое прошлое. — Пожалуй, мы запоздали с женитьбой, слишком поздно обзавелись семьями — здесь я даже опередил твоего отца, — и вы, молодежь, должно быть, думаете, что мы так и родились стариками. Но, поверь мне, это не так!