Диана Кади - Отвратительная истина Страница 7

«А может, стоит попробовать? – спрашивала она себя. – Все равно хуже уже не будет. Если этот психолог действительно профессионал, я смогу вернуться. А если нет… Что мне делать, если ничего не получится? Как избавиться от кошмаров? Почему я должна мучиться всю свою жизнь?» – думала она. После долгих размышлений наедине с собой Марта все-таки решила испытать судьбу. В любом случае бездействовать она не могла. Если бы у нее не было ног, она бы ползла к своей цели. Невзирая ни на что, Марта Гордеева шла вперед, а стоять на месте было, по ее мнению, уделом слабых и беспомощных, которых она всегда презирала. Когда Марта училась в университете и при этом работала, чтобы снимать жилье и хоть как-то существовать, у нее была одна традиция. Она каждый день ходила в кафе рядом с работой и заказывала себе скромный обед. В те времена она питалась раз в день; ее денег хватало только на одну порцию солянки и два кусочка хлеба. Однажды ее трапезу прервал плохо одетый мужчина. Было очевидно, что это бездомный любитель выпить, – от него разило перегаром. Он встал рядом с ее столиком и стал без умолку комментировать, как она, буржуйка, ест и не делится с ним, а он ведь не ел уже неделю. Марте тогда было восемнадцать, но даже в юные годы она не терпела нелестных слов в свой адрес. «Кто-нибудь выставит этого бомжа? Он портит аппетит нормальным людям», – возмущалась Марта на все кафе. Охранники вытолкали бродягу на улицу, а девушка продолжила есть суп, купленный на свои скромные, но честно заработанные деньги. Марту возмущало то, что он, здоровый мужик, смел упрекать ее, вместо того чтобы пойти работать. Почему она, вчерашняя школьница, трудилась, чтобы заслужить эту маленькую порцию солянки, а этот голодранец мог только просить подаяния, а тех, кто ему не подавал, – осыпать укоряющими репликами?

С тех пор многое изменилось. Марта могла позволить себе любой роскошный обед в самом дорогом ресторане города, но одно в ней осталось неизменным – ненависть и презрение к людям, которые избрали самый простой путь: жить на подачки и оправдывать свою лень тем, что все остальные нагло воруют.

Глава 2

«Какой же непунктуальный народ эти писатели!» – думал Вадим, допивая четвертую чашку зеленого чая. Келлер нервно смотрел на часы. Он сам никогда не опаздывал и страшно злился на друга из-за его неспособности распоряжаться как своим, так и чужим временем. Прошло еще двадцать минут, и гений современности наконец пришел.

– Прости, что заставил тебя ждать, – пробки. Хотя я на метро… Но по поводу пробок я не соврал!

Отпустив искрометную, как ему самому показалось, шутку, Блудецкий громко рассмеялся. Вадиму становилось неловко, когда ему приходилось выслушивать неоднозначные остроты писателя. Он всегда был для него не совсем понятным, а выжимать из себя фальшивые эмоции психологу было несвойственно. Они были абсолютно разными, но что-то общее у них все-таки было, ведь их дружбе исполнилось столько же лет, сколько младшей дочери Келлера. Блудецкий задержался по причине трепетного отношения к своей прическе. Лысина была предметом его гордости, он тратил на нее по несколько часов в день и баловал свою гениальную голову дорогостоящими лосьонами. Хотя Блудецкому было далеко до голливудского красавца, поклонниц у писателя было предостаточно. И даже обладая циничным взглядом, как у санитара, всю жизнь проработавшего в морге, и относясь к женщинам потребительски и без всякого уважения, уже немолодой мужчина был кумиром многих дам. На этот раз Блудецкий был одет в ядовито-терракотовый пиджак в крупную клетку, светлые льняные брюки и рубашку в полоску. Он будто нарочно пренебрегал тенденциями моды и правилами этикета в одежде и потому выглядел весьма комично. Вдобавок к плохо сочетающемуся комплекту он умудрился натянуть на шею желтую бабочку в крупный ярко-красный горох. Увидев причудливый костюм друга – любителя эпатировать окружающих своими нарядами, Келлер не стал выказывать ему свое недовольство и лишь улыбнулся в ответ на его неудачную шутку.

– Ничего. Зато у меня была возможность понаблюдать за людьми. Люблю это дело, – ответил Келлер.

В тот день в популярном кафе с символичным названием «Достоевский» было немноголюдно. Девушка с грустными глазами, пьющая уже давно остывший кофе, и влюбленная парочка, ворковавшая на своем, непонятном ни Вадиму, ни Блудецкому языке. «Судя по тому, с каким интересом молодой человек слушает ни на миг не замолкающую девушку, свидание у них первое», – предположил про себя Вадим.

– А что за ними наблюдать? Я бы с той скучающей… – произнес Блудецкий и, снова посмотрев на девушку, продолжил: – И не только понаблюдал, – и снова этот смех, с которым Вадиму постоянно приходилось мириться.

– А мне больше интересна та пара. Я вот сейчас думал, что парень слушает ее уже час потому, что это у них одно из первых свиданий. Или ему и правда интересно. Хотя выражение его лица говорит об обратном.

– Женщины делятся на два типа: тех, которых приходится слушать, чтобы уложить в койку, и тех, кого слушать приятно, но в постель с ними почему-то не хочется, – задумчиво и уже серьезно заявил Блудецкий. Его неожиданная серьезность сменилась мягкой улыбкой. – Хотя была у меня одна поэтесса, с которой мы не только говорили часами, но и все остальное тоже делали часами. Пришла ко мне как-то за рецензией, – многозначительно добавил писатель. – Даже стихи мне посвящала. Стихи так себе, а вот в остальном ей не было равных. Теперь она замужем. А говорила, что рутина не для нее. Вот женщины, разве можно им верить? Больше поэтесса мне не дает. Говорит, что не для того выходила замуж, чтобы потом изменять. Не ожидал от нее – такая похотливая была. К счастью, не все такие верные. Была у меня одна замужняя. В парадный вход она впускала мужа, а в черный – любовников, – Блудецкий снова засмеялся. От его громкого хохота оживилась даже любительница холодного кофе. – Да какая разница, замужняя или нет. Главное, чтобы были дырки.

Удивляясь самому себе, Вадим уже невольно улыбался примитивным шуткам своего похотливого друга. «Оказывается, смысл можно найти и в беспардонной шутке – особенно если ее автором является известный писатель. Как поразительно в одном человеке уживаются неотесанная пошлость и гениальность», – размышлял Вадим.

– С замужними у меня не было. Да и вообще, по количеству романов я тебе явно уступаю, – с некоторым сожалением сказал он. – Не понимаю, как ты так можешь?

Он встретился со старым другом с твердым намерением получить как можно больше информации о прекрасном поле, чтобы наконец разбавить свою рутинную семейную жизнь. По сравнению с распутным писателем Келлер был целомудреннее юной девицы из позапрошлого столетия. Блудецкий утверждал, что своим благоверным изменяют девяносто девять процентов мужчин, и Вадим как раз относился к этому вымирающему виду. Но сейчас он был готов на первую в своей жизни измену. Он знал, что только Блудецкий может проконсультировать его по столь щекотливому вопросу.