Барбара Картланд - Поверженные барьеры Страница 7

— В любое подходящее время здесь всегда найдется еда, — сердито сказала Магда, щедро накладывая в свою тарелку тосты и масло.

— Вы очень добры, — ответил Гектор.

— Знайте же, — сказала Карлотта. — Если Магда приглашает к обеду, нужно непременно прийти и как следует поесть. Она никогда не приглашает просто из вежливости, не правда ли, дорогая?

Магда посмотрела на Гектора. Он понравился ей, и она понимала, что даже лишения не могут отнять у человека самолюбия.

Она тяжело поднялась.

— Я жду вас к ужину завтра вечером, — сказала она Гектору. — Вы поужинаете со мной, если Карлотты не будет.

— Вы окажете мне честь, — сказал он, открывая перед ней дверь.

— Вы хотите сказать, что будете разочарованы, — резко ответила она, исчезая за дверью, ведущей в магазин.

Глава пятая

Норман медленно поднимался по лестнице дома номер 225 по Белгрейв Сквер. Он с неприязнью вспоминал прошлое, которое хранил особняк. Здесь все напоминало ему о жене.

Эвелин обставила дом по своему вкусу, постепенно подбирая мебель, но Норману до сих пор казалось, что в этом доме он чужой, так же, как некогда он оставался чужим для женщины, на которой был женат.

Он был слишком занят после смерти Эвелин, чтобы часто думать о тех годах, которые они провели вместе. Он признавал, когда был честен сам с собой, что ее смерть не вызвала в нем сожаления; и действительно, она принесла ему чувство облегчения. Он боялся своей жены. Он никогда бы не признался в этом, и все же в глубине души он знал, что это правда. Она пугала его и ничего не делала для того, чтобы разрушить преграду, которая очень быстро возникла между ними, уже во время их короткого медового месяца.

Леди Эвелин Клив была вдовой и дочерью графа Брора, старого человека, который управлял семейным замком и немногими оставшимися землями железной рукой деспота. Он настоял на ее замужестве, когда заметил, что Норман ухаживает за его дочерью.

Эвелин вышла замуж за Колина Клива в середине войны и знала только один блаженный год счастья. Он погиб во время бомбежки. Колин, странный человек, смесь поэта и искателя приключений, пленил Эвелин, и она самозабвенно полюбила его. После его смерти она почувствовала, что из жизни ушло все, имеющее для нее значение. Она была совершенно разбита. Ее не могла встряхнуть даже забота о ребенке, которого он оставил ей.

Девочка родилась в начале 1918 года, через семь месяцев после смерти Колина. Эвелин выбрала ей имя Скай частично как патетическую память о смерти мужа, частично потому, что самые счастливые годы своего детства она провела на туманных островах, где у ее отца был маленький охотничий домик.

Овдовев, Эвелин Клив удалилась в Гленхолм, чтобы взять на себя заботы о доме отца. Она жила, пассивно погрузившись в прошлое, не проявляя никакого интереса к тому, что находилось за пределами долины, в которой был расположен замок. Она была веселой и даже импульсивной девушкой, а теперь стала скучной, замкнутой вдовой.

Она оставалась привлекательной, почти красивой, но красота ее была холодной.

При первой встрече она показалась Норману Мелтону воплощением всего аристократического, всего того, чего не было в нем. Его пригласил в Шотландию знакомый бизнесмен, который охотился в поместье, примыкавшем к поместью Гленхолм. Их пригласили в замок к чаю в воскресенье.

Сидя в комнате с высоким потолком, наблюдая, как Эвелин разливает чай, как естественно смотрятся в ее тонких руках дорогой китайский фарфор и драгоценное фамильное серебро, Норман почувствовал, что он как бы перенесся в один из исторических рыцарских романов, которые читал в детстве. Эвелин была одета в простое платье темно-синего цвета, без драгоценностей, а волосы, откинутые с белого лба, были собраны в пучок на затылке. Ей это шло. Когда он обдумывал, чем бы заинтересовать ее, неожиданная мысль пришла ему в голову: на этой женщине он женится.

Он почувствовал с удивительной ясностью, что это та ценность, которой ему не хватало и в которой он нуждался. «У меня есть голова, энергия и деньги, — сказал он себе, — у нее — воспитание и красота».

Он едва посмел высказать даже себе мысль о том, что в результате такой комбинации у них могли родиться изумительные дети: он не мог представить ее охваченной обычной человеческой страстью.

Однако он принял решение и был уверен, что добьется Эвелин так же быстро и успешно, как если бы ему пришлось решить важную деловую проблему.

«Я хочу ее, — сказал он себе, и немедленно прозвучал приговор: — Я получу ее».

Он решил очаровать не только Эвелин, но и ее отца. Он тонко понял сущность старика — внимательность и почтительность Нормана льстили ему. Он знал, каким способом можно возбудить интерес графа к себе. И преуспел в этом. Его пригласили погостить неделю в Гленхолме.

Эвелин была совсем не готова к его осаде. Она уже перестала ощущать себя женщиной. Каждый вечер перед сном она почти час молилась о своем потерянном муже. Ей верилось, что таким образом она все еще общается с любимым. Эта привычка успокаивала ее. Для нее это было единственное оставшееся ей выражение чувства, единственное желание, которое не исчезло в бесцветной рутине повседневного бытия. В своих молитвах она чувствовала себя рядом с Колином, ей казалось, что смерть — это еще не конец, что он ждет ее где-то по ту сторону могилы. Она хранила его стихи. Четыре тонких книжечки; две написанные в Оксфорде, а две позже, когда он не спешил найти работу. Она знала их наизусть — драматические излияния человека, который понимает то, что он чувствует, но не может выразить.

Когда Эвелин впервые поняла, что Норман увлекся ею, она стала избегать его, чувствуя, что он вторгается в ее жизнь даже тем, что считает ее привлекательной женщиной. Ей казалось, что он наносит оскорбление Колину. «У меня есть муж», — страстно убеждала себя Эвелин. Она никогда не думала о себе как о вдове. Но Норман понял, что он поступил неверно. После первых признаний он больше не упоминал о привязанности, тем более о любви. Казалось, он предлагает ей просто дружбу.

Несмотря на то, что Эвелин сначала ужаснули проявления его влюбленности, его отношение к ее резкому отпору задело ее самолюбие. Она уверяла себя, что неверно поняла его, и терзалась от любопытства, ошиблась она или нет.

Между тем ее отец навел справки о Нормане. Лорд Брора был поражен тем, что услышал. В действительности рассказы о способностях Нормана и о его растущем состоянии не были преувеличены. Лорд Брора находил, что бремя налогов становится невыносимым, и принял решение.

— Мне нравится этот человек, — сказал лорд Брора своей дочери. — У него есть воля и ум. Ты могла бы сделать хорошую партию.