Михаил Грушевский - 50 оттенков блондина Страница 7

Мы жили по соседству и довольно долго дружили. Когда же я осознал, что в ее присутствии готов потерять сознание, ничего не изменилось. Мои чувства Хельгу совсем не интересовали. Рыцарь и кузнец. Она к этому привыкла. И, как снегоуборочная машина, загребала лопастями всех, кто попадался навстречу. И снова и снова проверяла на них силу своих чар.

Иногда я ей надоедал. Избавлялась Хельга от меня всегда довольно неуклюже, я обиженно уходил страдать. А она возвращалась – раньше или позже, но всегда веселая, и каждый раз чуть другая. Через много лет она спросила: «Тебя смущало тогда, что у меня было много мужиков? Ну и что? А у тебя что, было мало баб?» И я ответил ей фразой, которую произнесла знаменитая киноактриса Лидия Смирнова. Эта фраза вынесена в эпиграф книги: «У меня было очень много романов, но я жалею, что их было слишком мало…»

Однажды Хельга предложила мне жениться. Я остолбенел. Я раньше никогда не слышал, чтобы с такой инициативой выступали девушки. Не поняв тогда, что в наших отношениях роль девушки отводится мне, я стал глупо кокетничать и тянуть время. Мы продолжали встречаться, и Хельга упорно повторяла, что мы готовы к браку. Но я тогда совсем не созрел для таких важных вещей. Я еще не был в состоянии отвечать за себя, а тут вдруг появится жена…

И тогда она сделала ход конем. Хельга осталась у меня на ночь. Случилось то, о чем я мечтал так долго! Секс с любимой женщиной! Опыта мне явно не хватало, и даже тут Хельга умудрилась поменяться со мной ролями. Когда все было окончено, она, как мужчина, спокойно и удовлетворенно отвернулась и заснула. А я долго лежал, глядя в потолок. Радости не было. Было странное чувство, будто меня обокрали. Позже она прочла мне целую лекцию о нашем физиологическом несовпадении. Никогда раньше мне не приходилось слышать, что член может быть для кого-то слишком большим. Мне казалось, что слишком большим этот орган быть не может. Мы с лучшим другом Альбертом обсудили это странное обстоятельство, решили сделать из него повод для гордости всей компании, и я перестал об этом думать.

А вскоре Хельга вышла замуж. Ее избранник был хорош собой, и все говорило о том, что в бедности его жене жить не придется. Она встретила парня на «сабантуе», как тогда именовались обычные домашние посиделки, и принялась с ним кокетничать. Я обиделся и тихо слинял из компании, а Хельга, оказывается, бежала за мной по ночной заснеженной улице босиком! Не догнала и вернулась. Мы перестали общаться, как только в ее ушах зазвучал марш Мендельсона. Я, казалось, успокоился и как будто совсем потерял к ней интерес. Но мир полон добрых людей, и мне заранее сообщили дату Хельгиного бракосочетания. Я вдруг понял, как сильно она нужна мне. Надо ли говорить, что я стоял за углом ЗАГСа и напряженно разглядывал милые подробности свадебного кортежа? Слезы текли сами собой, а прохожие с изумлением оглядывались на высокого юношу, который занимается таким немужским делом среди бела дня прямо на улице. А может, для жителей окрестных домов такое зрелище стало привычным? Хельгина присказка «Я и из тебя человека сделаю!» обычно раздражала. Но при мысли, что это отныне ежедневно будет говориться не мне, у меня началась паника.

Я приехал домой и никак не мог успокоиться. Слезы текли и текли, и я рассказал обо всем папе. Узнав, в чем причина происходящего, он раздобыл Хельгин телефон и тайно от меня встретился с ней. Он хотел развернуть ситуацию в обратную сторону. Но из этого ничего не вышло. Хельга вежливо выслушала сбивчивые речи моего отца, а потом сказала, что это его не касается и она любит мужа. Папа в недоумении приехал ко мне и все рассказал. Он-то надеялся, что я сразу успокоюсь. Но как же он ошибся! Количество моих слез теперь уже было сопоставимо с Ниагарским водопадом. Не желая оставаться в компании свидетеля трагедии, я выскочил из дома и помчался в центр города. Прямо на улице я познакомился с очень взрослой женщиной из другого города. Мы поехали в гостиницу и до утра занимались… Ну, любовью это назвать сложно. Но чем-то в этом роде. В ту ночь я узнал много нового. А наутро мне стало легче. И тогда я вывел нехитрый рецепт избавления от сердечных мук. Чем сильнее ты изваляешься в грязи накануне – тем выше парит душа наутро. Я решил считать это промежуточным хеппи-эндом, ведь жизнь только начинается!

Вскоре мой лучший друг Альберт поступил на актерское отделение местного вуза и решил познакомить меня с красавицей сокурсницей. Она только что снялась в кино и собиралась стать звездой. У нас ничего не вышло: придя на встречу, заботливо спланированную Альбертом, мы затерялись в толпе.

Но почему о том, что однажды ночью за мной бежали босиком по снегу, я узнал только через двадцать лет?

В последний раз…

Смолоду я осознал, что математика и прочие точные науки категорически не желают укладываться в моей бедной голове. Когда пришло время выбирать жизненный путь, я понял, что должен направиться в творческий вуз. Довольно легко поступив в него, я узнал о существовании профильного Дома творчества, да еще в самом центре города. И если на завтрак я грыз гранит науки, то на ужин обычно имел совершенно другое блюдо. Времена были советские, и Дом творчества был не просто местом проведения конференций и банкетов. Здесь можно было встретить всех – от актеров и спортсменов до фарцовщиков и проституток. В баре завязывались деловые контакты, в туалете продавались американские джинсы. Попасть в ресторан Дома творчества, даже размахивая студенческим билетом, было практически невозможно. Дверь охраняла неприступная Эмилия Илларионовна, как сказали бы сейчас, «даже из гестапо изгнанная за жестокость». Чтобы вой ти внутрь, требовалось, чтобы кто-то, знакомый с Эмилией Илларионовной и уважаемый ею, вышел изнутри и провел тебя туда, где бурлила заманчивая взрослая жизнь…

И вот однажды вечером я прорвался в бар, купил в туалете вожделенные джинсы и уже собирался домой, как вдруг на мою ладонь легла рука. Женская, красивая, ухоженная, да еще с необыкновенным перстнем. Рука принадлежала блондинке средних лет. «Привет! Что будешь пить?» – легко и непринужденно, как старому другу, бросила она. Это сейчас я ответил бы ей шуткой великой Людмилы Гурченко: «Я не пью. Со мной – скучно, со мной спать хочется!» А тогда… От такого нахальства мой язык прилип к нёбу. Она принялась болтать. Через пять минут мы уже действительно были хорошими знако мыми. Белла, так звали блондинку, представляла собой тип довольно интересный и абсолютно мне незнакомый. Существовала в те годы категория «нужные люди». В нее входили директора магазинов, товароведы и зубные врачи. Они многое «могли» и за это многое «имели». Белла была барменшей в гостинице для интуристов и предпочитала проводить свободные вечера в баре Дома твор чества.