Наталья Костина - Верну любовь. С гарантией Страница 7

— Даш, подойди к нему. Он зачем-то тебя спрашивает.

— Оль, ну что? — Дашка мертвой хваткой вцепилась в Ольгин рукав.

— Ты подойди, а то неудобно заставлять его ждать. Я тебе потом… То есть я не могу тебе рассказать, этого нельзя рассказывать, понимаешь? Ну, ты иди, иди…

— Так вот, милая девушка, насколько я понимаю, вы не замужем и никогда не были.

— Правильно понимаете. — Дашка с интересом рассматривала кабинет.

— А никогда не были и никогда не выйдете, потому что у вас венец безбрачия.

— Венец… чего? — Дашка оторвалась от созерцания хрустального шара.

— Венец безбрачия, — терпеливо повторил великий мастер.

— Что?! — Даша Серегина, преподаватель химии, свято верящая в закон сохранения вещества, опешила. — Откуда вы это взяли?!

— Это моя работа, — глядя Даше в глаза, пояснил он. — Садитесь, милая девушка. Видимо, у вас это семейное. Или я не прав?

— Почему ж семейное? — удивилась Даша. — Мама моя была замужем…

— А сейчас? Все так же замужем?

— Нет… — Даша задумалась. — Бабушка замуж не выходила, точно. Война, женщин много было, а мужчин мало, — объяснила демографическую ситуацию преподаватель Серегина. — Ну а мама… Отец сильно пил и в конце концов ушел от нас. Я думаю, что и к лучшему.

— Ну, если вы думаете, что женщина не должна иметь мужа и так только к лучшему, боюсь, ничем не смогу вам помочь. Не думал, что вы такая феминистка. До свидания. — Черный маг встал.

Даша тоже встала, не зная, что сказать. Конечно, она хочет иметь семью, детей, просто любящего человека рядом. И у нее действительно с этим что-то не ладится. Она сделала шаг к двери, потом другой… Сейчас она уйдет отсюда, и никто больше ей не поможет… Внезапно она решилась.

— Допустим, я хочу выйти замуж! — Она повернулась и открыто посмотрела прямо на великого мастера. Увидела, что он смотрит на нее не то с любопытством, не то с брезгливостью. Как на внезапно заговорившую подопытную лягушку. И все равно повторила: — Да, я хочу выйти замуж. Я хочу иметь нормального мужа, детей. Я не знаю, почему у меня ничего не получается. Я не верю в эту вашу… магию. И верю. Я не знаю.

— Успокойтесь, — мягко произнес человек. — То, что вы не верите, никак не скажется на результате. Вера придет. И мы снимем с вас эту гадость. Вы удачно выйдете замуж.

— И что я для этого должна сделать?

— Вы должны прийти сюда через три дня, рано утром. Запишитесь первой, на семь утра. Эти три дня вы будете строго поститься. Утром, перед тем как прийти сюда, не умывайтесь, не чистите зубы, не расчесывайтесь, ничего не ешьте и не пейте. Когда у вас месячные?

— Только были, — пролепетала Даша. — А что?

— Мы не работаем с женщинами, когда у них месячные. Дальше. На пути сюда вы не должны ни с кем говорить. Заранее купите себе новую одежду. Все, что было на вас прежде, вы не должны больше никогда надевать. Не надевайте на сеанс никакого металла — ни колец, ни сережек. Часы тоже. На обратном пути вы также не должны ни с кем говорить. Когда придете домой, сразу умоетесь, причешетесь новой расческой и переоденетесь в новую одежду.

— Извините… — Ошеломленная таким количеством ограничений, Даша замялась. — Но я хочу сразу спросить. Сколько это будет стоить? Видите ли, я не слишком много зарабатываю…

— Мы не слишком много за это берем. — Великий мастер усмехнулся. — Сто вас устроит?

— Сто… чего? — совсем растерялась Даша.

— Гривен. Оплатить можете сегодня, чтобы потом не общаться азбукой глухонемых.

Он, кажется, насмехался над ней. Даша вспыхнула:

— Я согласна. И не потому, что так уж хочу выйти замуж. Просто… Просто мне интересно! — Она повернулась и пошла к двери, чувствуя спиной тяжелый взгляд человека в мантии.

Когда они с Ольгой вышли на улицу, было уже совсем темно. Противный дождь, который лил столько дней кряду, вдруг прекратился. Воздух был удивительно свежим, слегка морозным и пах совершенно изумительно. Даша никак не могла понять — чем. И вдруг поняла — пахнет снегом.

— Кажется, снег пойдет, — сказала она.

И тотчас, как будто все зависело только от одних этих Дашиных слов, в воздухе медленно закружились снежинки. Сначала робко, потом все сильнее, гуще. Когда они с Ольгой дошли до метро, снег уже валил вовсю. Он летел прямо из черного неба. И это было удивительно: из черного неба — такой белый снег.

— Что там тебе сказали? — тихо спросила она подругу.

— Знаешь, я не могу об этом… Он меня предупредил. Ну, в общем, все, как ты и предполагала. Андрей ни в чем не виноват. И он вернется. Я теперь знаю, что вернется…

Даша так и не поняла, что было на ресницах у Ольги — то ли растаявший снег, то ли слезы.

Любовь Павловна Крячко была удивительной женщиной. Она умела внушать доверие, симпатию, расположение. К сожалению, этот ее талант распространялся только на женщин. С ними Люба ладила и дружила, хотя и не всегда бескорыстно. Но, несмотря на это, подруг у нее всю жизнь было море. А вот с мужчинами получалось почему-то на удивление плохо. То есть мужчины обращали на Любу внимание, ухаживали за ней, даже женились. Правда, до женитьбы доходило всего два раза. И оба мужа Любу бросили, не пожалели. А Люба очень хотела быть замужней дамой, сидеть дома, варить мужьям борщи, готовить битки, котлеты и компоты, и даже диетические слизистые супы.

От первого мужа у Любы был сын, которого она в полуторагодовалом возрасте отвезла тетке по матери, и он там так и прижился. Называл тетю Нюру мамой, вырос, окончил школу, потом ПТУ в райцентре и стал электриком в родном поселке городского типа, который так только на карте числился, а на самом деле как был всю жизнь деревней, деревней и остался. Лазил Любин сын в кошках по столбам, копал немаленький теткин огород, развел скотину — свиньи, гуси, куры и даже прихотливые индюки росли, жирели, плодились и размножались на теткином подворье. Люба деревню на дух не переносила — слава богу, что уехала, окончила педучилище и устроилась в городе. Но неизменно наведывалась на малую родину пару раз в году. Привозила кулечек пряников, кулечек конфет, бутылку газированной воды; когда сын был маленький — железную или пластмассовую машинку. Тетке — нейлоновый платок или флакон удушающе сладких духов, которые самой Любе дарили в школе на Восьмое марта. Уезжала же неизменно с полными сумками — яйца, сало, пахучее домашнее подсолнечное масло. Три-четыре самые толстые куры начинали с квохтаньем бегать по двору, предчувствуя безвременную кончину, едва Любаня, как называл ее родной сын, переступала порог теткиного дома. Для любимой племянницы тетка не жалела ни кур, ни гусей, ни даже индюков, хотя от индюков Люба всегда отказывалась — съесть такую огромную птицу одной было не под силу, а муж все так и не появлялся. Она никак не могла взять в толк почему: вроде и не дура непроходимая — всю жизнь Люба в школе преподавала домоводство; и хозяйка хорошая — шьет, вяжет, вышивает. Вся комната Любина в коммунальной квартире завешана макраме, салфеточками, вышивками в рамочках — красота. Анютины глазки, красные розы в вазе, кошечка с котятами, две собачки кудлатые, стоявшие на задних лапках, — все Любина работа, сидела, глаза портила.