Барбара Виктор - Друзья, любовники, враги Страница 7

— Но это вообще не их территория.

— Вот почему мой сын и моя жена погибли на улице Рима! — зло выкрикнул Гидеон, глядя в бледное лицо собеседника и чувствуя странное превосходство над ним.

— Но ты нужен мне, Гидеон!

— В качестве ищейки?

— Нет, не ищейки.

— Как же ты предпочитаешь это называть?

— Я считаю тебя человеком, у которого есть чувство долга.

Гидеон усмехнулся.

— Я считаю тебя пострадавшим, — добавил Рафи.

Итак, выходит, что Гидеон не только не злодей и не виновник происшедшего, он — пострадавший, который имеет право на месть. Ему показалось, что в этом есть доля истины. Да, скорее всего, он не злодей и не жертва. Может быть, он просто невольный соучастник — по небрежности, неосмотрительности или просто по собственной глупости.

— В одном ты прав, Рафи, — сказал он. — Если рассуждать абстрактно, никто не застрахован от случайностей. — Он был очень мрачен. — Но и тогда на человеке лежит определенная вина. — Он ударил ладонями по коленям, выпрямился и почти спокойно добавил:

— Что же касается меня, то отныне мне совершенно безразлично, кому суждено жить, а кому умереть.

— Может, это и так, — быстро продолжил Рафи, — но для того чтобы выжить, для того чтобы знать, что в будущем подобная трагедия не повторится, придется думать и об этом.

— А откуда ты взял, что я хочу выжить?

— О чем ты?

— Такие раны, как мои, нельзя вылечить.

— Любые раны можно вылечить, Гидеон. О том и речь.

Гидеон встал. Несмотря на атлетическое сложение, он выглядел сейчас совершенно обессиленным.

— Я признателен тебе за все, что ты пытаешься сделать для меня, — начал он, — но будет лучше, если ты оставишь меня одного.

— Они умерли мгновенно, — солгал Рафи.

Гидеон хотел что-то сказать, но усилием воли остановил поток раздражения, готовый прорваться наружу.

— Я был в Риме на следующий день и просмотрел все полицейские протоколы. — Рафи старался как мог смягчить сведения, которыми располагал. — Я был в госпитале и видел тех, кто остался жив. Большинство находится в таком ужасном состоянии, что для них было бы лучше погибнуть на месте…

И тут Рафи открыл самое важное.

— Нам со всей достоверностью известно, кто это сделал, — сказал он.

Гидеон молчал и ждал, когда Рафи доскажет до конца.

— Я покажу тебе фотографии, — продолжал тот.

— Нет, прошу тебя.

— Фотографии тех, кто еще нуждается в помощи. Кто взывает к правосудию.

— Не мне решать, кто прав, а кто виноват.

— Предоставь это мне.

— Ты тоже не можешь быть здесь судьей. Это не спортивный поединок.

Между тем Гидеон видел, что досье уже появилось на столе и из папки готовы посыпаться фотографии.

— Рано или поздно твое безразличие исчезнет, — сказал Рафи. — Лучше, чтобы это случилось пораньше. Тогда тебе не придется ни о чем сожалеть…

— Я могу сожалеть только об одном… — прервал его Гидеон.

Теперь он держался прямо и уверенно, руки его не дрожали.

Расследование, предпринятое Рафи, оказалось весьма удачным благодаря одному неожиданному и счастливому обстоятельству. Подтвердились не только сведения, полученные им из своих источников, но поступила также и другая важная информация… А все потому, что одна молодая особа прекрасно справлялась со своим делом. В ее телеинтервью присутствовали такие подробные сведения, которые невозможно добыть иначе, как установив особый, эмоциональный контакт с людьми, пропуская информацию через собственное сердце, помогая собеседнику расслабиться и раскрыться, заставить забыть о микрофоне, телекамере и тому подобном. Но что важнее всего, она обладала замечательной способностью ухватывать на лету самую суть дела. К тому же она была миловидна, недавно разведена, не лишена чувства сострадания к чужому несчастью, а также имела самые неопределенные мнения о мужчинах вообще. Гидеон никак не отреагировал, когда впервые увидел ее на фотографиях, которые протянул ему Рафи. Он просто рассматривал фотографии, перебирая их одну за другой.

— Есть в Нью-Йорке один человек, — рассказывал Рафи, — он работает на Федеральном телевидении. Зовут его Маури Глик, он распределяет поступающую информацию по всем федеральным ТВ-каналам. Глик достает для нас записи репортажей, которые приходят из арабских стран. Иногда делает и собственную программу, если одному из его репортеров удается взять особенно интересное интервью у какого-нибудь арабского лидера. Он снабжает нас весьма полезной информацией о поставках продовольствия, строительстве аэродромов, скоплениях ракет, то есть всеми теми сведениями, которые засылаются в компьютеры, чтобы можно было просчитать всевозможные опасные ситуации. — Тут Рафи покашлял. — Само собой разумеется, он не должен и не может знать, как используется его информация. Он просто добропорядочный еврей, которому нравится испытывать своего рода возбуждение от того, что он имеет некоторое косвенное отношение к Моссад. — Рафи улыбнулся. — Говорят, в этом есть что-то романтическое, героическое, даже сексуальное.

— А кто она? — поинтересовался Гидеон, разглядывая фигурку молодой женщины. Фотоаппарат запечатлел момент, когда женщина совершала под проливным дождем пробежку вокруг римского Колизея, на ходу собирая руками в пучок свои темные тонкие волосы. Лицо ангельское. Спортивный костюм забрызган грязью.

— Ее угораздило оказаться на месте происшествия. Она — телерепортер из Нью-Йорка, она была там, когда все случилось.

Гидеон взглянул на Рафи.

— Кстати, у нее даже есть имя. Не желаешь узнать? — спросил тот.

Однако Гидеон уже ушел в себя.

— Ну, хорошо, — улыбнулся Рафи, — раз тебя так разбирает любопытство, не буду тебя мучить. Ее зовут Саша Белль.

Гидеон рассматривал другую фотографию, на которой молодая женщина в легкой блузке выходила из римского отеля, и он по-прежнему не видел в ней ничего особенного. Высокая, стройная, привлекательная. В руках — пачка газет.

Рафи взял сигарету, отыскал в кармане спички, закурил, глубоко затянувшись, и, медленно выпуская дым, заговорил:

— Пару месяцев назад Глику пришла идея сделать документальный сериал под общим названием «Семья». В каждой серии будет рассказываться об одной конкретной семье, живущей в любой точке планеты. Предполагалось, что первая передача будет о семье фермера из Аппалачей, о нем самом, о его жене и восьми ребятишках.

Гидеон молчал. Он рассматривал последнюю фотографию, на которой Саша Белль выходила из ресторана с мужчиной. На голове — косынка. Закрылась от ветра воротником куртки.