Мария Воронова - Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник) Страница 7

– А то кладут! – отрезал отец. – Он порядочный, иначе я бы Юлю за него не выдавал. Но есть правила игры. Не играешь – не выживаешь. Короче, без куска хлеба не останешься, дочка, будь спокойна.

– Нас так тянуло друг к другу, что мы не могли долго ждать, – самозабвенно врала Юля. – Ну, на свадьбе вы с Петей были… Кстати, я так и не спросила, понравилось ли тебе.

– Не то слово! Петька, как увидел тебя в свадебном платье, просто остолбенел, и я его понимаю.

Пришлось отпить глоточек, чтобы скрыть самодовольную улыбку.

– Ты сразила наповал всех гостей мужского пола, а жених, кажется, никого не видел, кроме тебя. Впрочем, он и сам был очень хорош. Вас можно было на обложку глянцевого журнала помещать – как самую красивую пару года.

Юля улыбнулась. Сама Маша выходила замуж без всякой помпы. У нее не было даже свадебного платья, пришлось Юле срочно тащить ее в магазин и покупать наряд. Машка при этом отбивалась, норовила выбрать подешевле, но Юля экипировала ее, как любящая мать. Главным при этом были не чувства, которые она питала к подруге, а обида на Петю. Пусть видит, насколько он ей безразличен!

– Из-за спешки мы не поехали в свадебное путешествие, решили, наверстаем потом. Сняли на уик-энд люкс в «Белых ночах», и все.

– Ну, это все фигня, – заявила ветеран семейной жизни Машка. – Спишь-то с человеком, а не с номером для новобрачных. У нас, помнишь, где первая ночь была? Петька только квартиру получил, голые стены. Матрасик в углу, и все. Так на этом матрасике, я тебе скажу…

– Да, я помню ваше брачное ложе. Вы диван-то, кажется, только через год купили.

– Угу. Сенька тогда уже родился, а до этого все в углу на коврике. Помнишь, нас еще напольными миллионерами дразнили? Так что если счастлив, счастлив хоть где угодно.

– Это правда.

«Ровно наполовину», – мысленно добавила Юля.

…Смятая постель. Темно. Она, разочарованная и потерянная, в чужих стенах, с чужим человеком. Филипп склоняется к ней, а Юля прячет лицо в подушку, чтобы он не почувствовал, как на глазах закипают слезы.

– Прости, солнышко, прости меня.

– Все хорошо, Филипп.

– Правда? Я не обидел тебя?

– Ну что ты.

– Нужно было сказать. Я был бы осторожнее.

– Для меня это само собой разумелось. Ты же знал, что я не была замужем, – замечает она не без яда.

– Солнышко, я об этом даже мечтать не смел.

Теплая сухая рука осторожно проводит по ее бедру, Юля чувствует твердую мозоль на ладони. Тело, к которому больше не хочется прижаться, которое не таит больше прекрасных загадок, вытягивается рядом с ней.

Мягкие губы целуют ее возле уха и шепчут со странной тоской:

– Я никогда не был так счастлив, как сейчас с тобой, никогда.

– Филипп – просто чудо, – сказала Юля.

– Значит, у вас все хорошо?

– Лучше быть не может.

– Я так рада за тебя! Честно говоря, когда ты так внезапно пригласила меня на свадьбу и я увидела, что жених настолько старше, то испугалась. Даже подумала, что тебя родители насильно выдают…

– Маша, нельзя быть такой романтичной. Тем более я никогда не думала про нашу разницу в возрасте. Филипп молод телом и душой, а я, наоборот, рано перестала чувствовать себя ребенком. Лет с десяти, когда спортом стала серьезно заниматься.

– Но он, наверное, относится к тебе как к девочке? Балует страшно?

Юля всплеснула руками и мечтательно закатила глаза:

– Не то слово, Маша, не то слово! Любой мой каприз для него закон. Правда, – поспешно добавила она, – с замужеством я охладела к тряпкам и сама часто отговариваю его тратиться на меня.

Испугалась, что Маша попросит показать подарки Филиппа.

Став женой Рыбакова, Юля сделала гигантский шаг вниз по социальной лестнице. Из представительницы элиты она превратилась в обычную российскую домохозяйку.

Она была не готова к таким резким переменам, ведь родители сулили ей не только прочный, но и выгодный брак.

Первым делом оказалось, что сумма, оставленная ею в супермаркете, была выдана на две недели. Филипп Владимирович вздохнул и стал финансировать ее дробно, раз в три дня.

Освоение дешевого универсама рядом с домом шло трудно – Юлю раздражали толстые тетки с плохо крашенными волосами и унылыми лицами, цепко роющиеся в ящиках с фруктами. Взять яблоко после их рук представлялось совершенно невозможным. Мясо казалось тухлым и заветренным, сыр и мыло почти не отличались друг от друга по виду и вкусу, а с марками йогуртов и шампуней, продающихся в этом магазине, Юля просто не была знакома.

Но когда она говорила Филиппу, что нужно покупать продукты в хорошем магазине, тот отвечал, что они не могут себе этого позволить.

То же самое она слышала, когда хотела порадовать себя новой вещичкой. Филипп делал вид, что не понимает, зачем ей новая кофточка, если шкаф ломится от одежды.

Все ее попытки подобраться к семейному бюджету он пресекал, говорил «пока рано», между тем Юля считала, что умеет распоряжаться деньгами. Отец выдавал ей на личные расходы строго фиксированную сумму, и Юля никогда не выходила в дефицит.

«Угораздило же меня выйти за скупердяя», – мрачно думала она, получив жалкую сумму «на булавки». Только что на булавки и может хватить – к привычным ей кремам и шампуням с этими деньгами было не подступиться.

Иногда, гораздо реже, чем нужно, он делал ей подарки – золотые часики, серьги, но все это была такая дешевка!

На второй месяц замужества у нее кончились духи, и в один из редких совместных походов за покупками Юля потащила мужа в парфюмерный магазин за новым флакончиком. Рыбаков категорически отказался выкладывать двадцать тысяч за крошечный пузырек.

– Но это же мои духи, – втолковывала ему Юля, – это часть меня, понимаешь? Без духов я как без кожи.

Филипп приподнял бровь. Он, воспитанный в семье научных работников, считал парфюм не предметом первой необходимости, а символом роскоши, который дарят на Восьмое марта, но никогда не покупают без повода.

– Птиченька моя, – жарко зашептал он ей в ухо, – зачем тебе духи? Ты юная чистая женщина, ты удивительно приятно пахнешь сама. Серьезно! У тебя свой, неповторимый, аромат, и я хочу дышать тобой, а не всякой химией.

Юля мрачно выпятила челюсть:

– Угу. А еще ты говорил, что у меня необыкновенно красивое тело, так, может, мне голой ходить? – буркнула она.

– Логично, – рассмеялся Рыбаков и полез за бумажником.

«Неужели всю жизнь придется с таким трудом вытягивать из него деньги?» – тоскливо подумала Юля, пряча духи в сумочку. Сопротивление Филиппа отравило ей всю радость покупки.

Она жаловалась родителям, но отец категорически отказался помогать молодой семье.