Три эффекта бабочки - Елена Вольская Страница 7

Оля нашла место на платной стоянке и припарковала автомобиль. Прежде чем покинуть салон, она посмотрела в зеркало. Губы растянуты в злорадной улыбке, а глаза блестят ненавистью. Нет, такой муж не должен ее видеть. Скворцова на мгновение прикрыла лицо ладонями, а отняв их, вновь взглянула на свое отражение. Из зеркала на нее смотрела счастливая, довольная всеми и всем красивая холеная блондинка. Мягкая, добрая и покладистая. Очаровательная женщина. Просто душка! А еще великолепная жена и мать. Ну и, конечно, примерная невестка.

5.

– Привет, дорогая.

– Здравствуй, милый. Как долетел?

– Нормально. Как дома? Как дети?

– Все хорошо.

      Привычный поцелуй. Затертые до дыр банальные вопросы и ответы. Все, как всегда. И никаких эмоций: ни радости от встречи после долгой разлуки, ни душевного трепета, ни нежности, ни любви. Да, все как вчера, позавчера и год назад.

      Но на лице Оли блуждала улыбка. Притворно-счастливая. И в который раз за последнее время она подумала о том, что не может вспомнить ту роковую минуту, когда вместо гримасы страдания и горького разочарования она надела на себя маску, изображающую счастье. Маску, под которой она надежно скрыла обиду, страх, боль и отчаяние. Наверное, это было то мгновение, когда она, сидя на диванчике в фойе, вышла из оцепенения и подумала о том, что на измене мужа жизнь не заканчивается. Или, когда вместе с Нелькой переступила порог злосчастного кафе и вышла на улицу сделав вид, что ничего страшного не произошло. Или, когда приехала домой и Скворцов, помогая ей снять куртку, с широкой улыбкой на губах поинтересовался:

– Как прошла встреча в верхах? Как там Нелька поживает? Что у нее новенького?

– Да у нее все хорошо. Можно сказать, просто отлично. Пепе наконец соизволил дать ей развод и пообещал, что по-прежнему не оставит ее своими заботами. И будет помогать несмотря ни на что.

– Да уж, – неопределенно хмыкнул Валера. – Только мне что-то в это мало верится. Его патологическая жадность родилась впереди него. Вспомни, как он жался заказать в ресторане целую бутылку «Столичной», когда мы были у них в гостях. Он еще потом долго пытался нам объяснить, что у них, итальянцев, не принято заказывать алкоголь бутылками.

– Ну и что? На Нельку ведь он никогда денег не жалел. И думаю, что он немаленькую сумму отстегнул хозяину борделя, выкупая ее.

– Ну… я бы тоже не пожалел денег на красавицу-модельку, оказавшуюся в затруднительной ситуации. И помог бы девушке выпутаться из неприятностей.

– Правда?

– Да шучу я, шучу, – рассмеялся Скворцов. – Не делай такое сердитое лицо. Ты у меня одна такая красавица, умница и прелестница. Ну, ты понимаешь, о чем я. Ни одна женщина с тобой не сравнится.

Муж коснулся губами ее щеки и отправился наверх к детям. А она осталась в холле пялясь на свое отражение. Она попыталась натянуть на лицо счастливую улыбку, которая должна была символизировать полное и безоговорочное удовлетворение от слов мужа. И хотя в этот момент никто не видел слез неожиданно брызнувших из глаз, она упрямо растягивала в улыбке дрожащие губы. Потом смахнула ладонями слезы и потянулась к ящику комода, где лежала косметика. Она припудрила лицо и начала медленно подводить глаза черным косметическим карандашом.

      Тогда ей в голову пришла мысль, что дело дрянь. Валерка врет и не краснеет. Когда ложь входит в привычку, то врать с каждым днем становится все легче. И сейчас она точно знала, что ложь уже давно стала для мужа нормой. И что теперь делать дальше с этим безнадежным отчаянием, которое с каждой секундой поглощает ее все больше и больше? Но ответа на этот вопрос не было, как не было особого желания думать об этом сейчас.

Оля помнила, как бросила карандаш на комод, провела пару раз щеткой по волосам и побрела в кухню. А ночью… а в ту ночь они спали мало. Она желала, как можно теснее слиться с мужем, чтобы освободить свою голову от назойливых и страшных мыслей. Она не могла и не хотела потерять его. Она шептала нежные слова и ожидала от него того же. И он откликался на ее призывы и любил ее так, как когда-то давно, в самые первые месяцы их близости. В ту невероятную ночь она жаждала давно забытого наслаждения и наконец провалилась в его бездну. Ей казалось, что может умереть от восторга все больше и больше поглощающего ее. И когда из груди вырвался крик наивысшего экстаза, из ее глаз покатились слезы. Но это были слезы блаженства и удовлетворения, а еще счастья обладания любимым мужчиной, который был с ней здесь и сейчас. Спустя какое-то время в сознании запульсировала мысль, что нельзя сдаваться без боя. И муж должен и будет принадлежать только ей одной. И надо только избавиться от помехи. И эта необузданная страсть, и вершина блаженства, на которую она сейчас взошла, будет ей покоряться снова и снова.

В ту ошеломительную ночь она боялась заснуть, чтобы невероятное состояние легкого полета в невесомости не ушло, не исчезло, не растворилось. Она хотела запомнить это состояние и эти восхитительные мгновения с тем, чтобы в дальнейшем они помогали ей стать неуязвимой и смелой в ее грядущей борьбе за счастье. И именно тогда она решила, отныне больше никто не увидит ее слез и не почувствует ее слабости. И никто не заберет у нее то, что принадлежит ей по праву.

      Следующим утром она проснулась от нежных поцелуев, которыми муж осыпал ее лицо.

– Что с тобой произошло? Ночью ты словно обезумела, – тихо произнес Валера, нежно проведя пальцами по ее животу. – И не делай вид, что ты спишь.

– Тебе не понравилось? – кокетливо откликнулась она.

– Напротив. Ты была великолепна, – прошептал Скворцов и погладил ее бедра, потом грудь.

Тогда она прижалась к мужу всем телом и когда он мягко вошел в нее, застонала и крепко обхватила его бедра руками, яростно двигаясь навстречу экстазу. Муж был ласковым, любящим и неистовым. Непередаваемое наслаждение вновь захлестнуло ее.

– Я люблю тебя. Я люблю тебя, – шептала она и была в его объятиях послушной и настойчивой, а он был частью ее. И так будет всегда. Всегда…