Третий не лишний - Ольга Рузанова Страница 7

Последними заходят Артем и Эйне. Тема сильно перебрал и, размахивая перед невозмутимым лицом Фила, руками, что-то активно ему втолковывает. Тот смотрит на него исподлобья, и меня от дурного предчувствия холодный пот прошибает.

Бросаюсь к ним и хватаю Бурковского за руку.

– Кри-и-ис… детка…

– Тём, пойдем, я тебя наверх уведу.

– Не-е-ет!.. Я не хочу спать.

– Пойдем, пожалуйста!

Тяну его за собой, но сдвинуть с места Артема, когда он этого не хочет, задача не из легких.

– Я помогу, – отзывается вдруг Филипп, – пошли, Темыч.

Тот вдруг резко размякает. Покорно кивает головой и даже не возражает, когда Эйне, придерживая его за плечи, ведет вдоль стены через зал, сворачивает в узкий коридор и останавливается у лестницы на второй этаж.

Я семеню следом, рассматривая Фила сзади.

Он шикарен. В нем нет того, что мне так нравится в Тёме – ухоженности, стильной прически, умения подбирать одежду так, что он смотрится в ней, как Аполлон, обаяния и коммуникабельности.

Но ему это все и ненужно. Фил шикарен своей настоящестью и врожденной брутальностью. Он берет своей энергетикой.

Медленно поднимаясь за ними вверх по узкой лестнице, жадно фотографирую глазами все, что вижу.

Простые кроссы, узкие синие джинсы, маячащий перед глазами крепкий зад, от которого перехватывает дыхание, и время от времени виднеющаяся полоска смуглой кожи между ремнем и краем свитера.

Вроде бы ничего, за что может зацепиться взгляд, но все вместе это Филипп Эйне, от которого у меня прямо сейчас подгибаются колени.

– Туда? – показывает головой направо, когда добирается до верхней ступеньки.

Артем отключается на ходу. Непонятливо моргая, яростно мотает головой.

– Да, – отзываюсь я, и, протиснувшись между парнями и перилами, быстро дохожу до нашего жилища и распахиваю дверь, – сюда.

Словив мрачный взгляд Фила, едва не скукоживаюсь от стыда за Тёму. Он редко так перепивает, и потом, обычно, подолгу вообще не пьет. Но в последнее время, я вижу его нетрезвым едва ли не каждый вечер.

– Спасибо, – бормочу, суетливо убирая с кровати одежду Артема и скидывая покрывало.

Филипп сваливает уже спящего Бурковского на постель, и тот тут же по-детски сворачивается клубочком.

Повисает неловкая пауза. Я стягиваю с его ног ботинки и укрываю краем одеяла. Эйне молча стоит за моей спиной.

– Спасибо еще раз, – повторяю, разворачиваясь к нему лицом.

Заложив руки в карманы джинсов, он откровенно меня разглядывает. Голые плечи и руки, вырез платья, ноги. Я, придавленная жаркой тяжестью его энергетики, не дышу и не шевелюсь. Лишь по животу и внутренней стороне бедер идет легкая электрическая вибрация.

– Пойдешь со мной? – проговаривает тихо.

Ослепляющая вспышка. Взгляд за спину. И горечь на корне языка.

– Выйди отсюда.

Глава 7

Мои родители похоронены на кладбище загородом. Сначала ехать на метро, потом почти час на автобусе. Но я часто их посещаю и делаю это с особым волнением и трепетом.

Приезжаю всегда одна, чтобы побыть с ними наедине. Не терплю, когда Артем незаметно посматривает на часы.

Сегодня день рождения мамы. Говорят, после смерти его не отмечают, потому что у той, загробной жизни, теперь новая точка отсчета. Но для меня они навсегда живые. Я поздравляю их и с днем рождения и с годовщиной свадьбы. Печальные даты тоже провожу здесь, с ними.

Медленно бредя по широкой аллее кладбища, загребаю ботинками отсыревшую и успевшую почернеть листву. Где-то недалеко метет дворник, и мелодично поют птицы.

Дохожу до самого конца и сворачиваю влево. Там, в узком проходе между рядами, останавливаюсь у кованой оградки на две могилы.

– Привет, – здороваюсь тихо и, открыв маленькую дверцу, захожу внутрь.

– С днем рождения, мамуль.

Кладу увесистый букет красных роз на низкую лавочку и руками очищаю надгробье и цветник от сухой травы и жухлых листьев. Мама с портрета приветливо улыбается.

Сегодня ей исполнилось бы 44 года. Такая молодая, такая красивая!

Веду кончиками пальцев по портрету, повторяя контуры ее лица. Я на нее похожа. Те же глаза и брови, та же улыбка, за исключением того, что она делилась ею с окружающими гораздо чаще, чем я.

Украшаю могилку цветами и перехожу к папиной. Тоже очищаю от листвы и долго смотрю в его изображение на черном памятнике.

Раньше мы приходили сюда вдвоем. Я молча сидела на лавочке, а папа говорил с мамой вслух. Рассказывал о делах в кофейне, делился новостями о моей учебе и из жизни общих знакомых. Про Кристину Дмитриевну никогда не рассказывал, словно маму это могло ранить.

Мне от этого всегда было смешно и обидно. Будто мама и без этого все не понимает.

После гибели папы я стала приходить сюда одна. Общалась с ними мысленно, но с каждым визитом оставалось все меньше тем для разговоров.

Наверное, я их разочаровала. Не оправдала надежд и чаяний. Не отстояла кофейню, не доучилась в вузе, переведясь на заочное едва ли не перед самым дипломом.

Теперь еще и в личной жизни черт ногу сломит. Люблю одного, а во снах вижу другого. О таком не то, что говорить – думать стыдно.

После дня рождения Эдика прошла неделя, и с Эйне я встречалась всего дважды случайно в зале. Он, словно выучил расписание моих смен и специально приходил в те дни, когда я не работала. А я так и не поняла, нравится мне это или нет.

Усевшись на лавочку, вынимаю из рюкзака влажные салфетки и тщательно оттираю руки. Потом, прислонившись спиной в металлической оградке, прикрываю глаза и задираю лицо к небу.

Сегодня солнечно, но совсем не жарко. Ветер непостоянный. То ласковый и теплый, то, будто вспомнив, что скоро зима, резкий и колючий до озноба.

Сижу с мамой и папой, пока не начинает вечереть. Изрядно замерзнув, поднимаю воротник куртки и растираю ладони. На остановку общественного транспорта иду быстрым шагом и стою на ветру еще минут сорок.

Скоро обо мне вспоминает Артем. Экран телефона оживает его счастливой физиономией.

– Ты где потерялась?

– Скоро буду… через час примерно…

– Ромео не вышел снова, – проговаривает с сожалением.

– Уволь его, Тёма!

– Он заболел.

– Что, и справка будет? – язвлю я.

– Ладно, – сдается сразу, – решим, когда приедешь.

Отключаюсь и со злостью пинаю ботинком металлический уголок, на котором держится ржавая урна.

Конечно, он его не уволит! Найдет сотню