Омут (СИ) - "novel2002" Страница 71

Тот успокаивающе, с нежностью погладил его напряженную спину и поясницу. Провел ладонями по бокам, разминая и расслабляя желанное тело.

- Объезди меня! - попросил Егор.

Голос, ставший гортанным и вкрадчивым, едва заметно дрожал, не давал ни единого шанса скрыть охватившее Егора сильное возбуждение.

Мастер качнулся со вздохом. Потом еще и еще раз, приноравливаясь к неспешной верховой езде. Вскоре он нашел приятный им обоим темп и двигался, уже не останавливаясь. Егор чуть согнул ноги и начал осторожно помогать ему - ловил бедрами на каждом толчке, желая сгладить его падение.

Этот аллюр напоминал легкую рысь. Егор был в эти минуты взнузданным и оседланным рысаком, а Мастер - ловким наездником, выехавшим на нем на вечернюю прогулку. Еще больше это впечатление усиливалось, когда Егор вспоминал, что на нем надеты кожаная маска и тонкий ошейник.

Постепенно ускоряясь, Мастер двигался все отрывистее. Сжимал Егора коленями так, будто желал пришпорить покладистого жеребца и пуститься в резвый галоп. Разработанные мышцы с радостью принимали его в себя, тискали, как родного, отказываясь отпускать, громко чавкали смазкой, отчего каждый взлет и падение наездника сопровождались не только прерывистыми вздохами, но и бесстыжими, мокрыми звуками. Из-за этих звуков в паху как будто развернулся грозовой фронт. Тяжелые тучи накатывали, уплотнялись, толкались, желая пролиться дождем, и бороться с их желанием, удерживая ливень в себе, с каждой секундой становилось все труднее.

Скачка Мастера была приятна, но Егор и сам жаждал движения. Желал быть виновником этих вздохов и этих пошлых, затмевающих разум звуков. Хотел знать, что именно он - его воля - диктует им, когда прозвучать. Он вскинул руки и обхватил ладонями шею Мастера. Пригнул его голову и одним рывком перекатился по кровати, оказавшись сверху и придавив того своим телом.

Мастер испуганно замер. Судорожно стиснул Егора руками и ногами, а внутри себя - мышцами. Задрожал бедрами, когда член от этого движения проник в него еще глубже.

- Не ударился? – с беспокойством спросил Егор, осторожно прощупывая его затылок.

Изголовье кровати вроде бы было далеко, но он ничего не видел и не мог сказать наверняка, не ушибся ли ненароком его наездник. После минуты бездействия, полной волнения и успокаивающих поглаживаний, Мастер слабо покачал головой из стороны в сторону, давая понять, что с ним все в порядке.

- Хорошо! – успокоившись, вздохнул Егор и улыбнулся. – Потерпишь меня еще немного?

Не дожидаясь ответа, он приподнял ноги Мастера, укладывая их себе на плечи, уперся руками в кровать и стал плавно двигаться. Специально делал медленные глубокие толчки. Не давал ни себе, ни ему перевозбудиться и излиться раньше времени.

Мастер под ним сначала был, как неживой. Судя по всему, лежал и чутко прислушивался к своим ощущениям. Но стоило ему распробовать эти монотонные движения, и он постепенно расслабился, оттаял, растекся под Егором, отдаваясь его желанию.

Толчки были мягкими и, как надеялся Егор, не болезненными. Он входил неглубоко и старался натирать внутренности Мастера недалеко от входа. Вскоре был вознагражден за свое терпение тихими сдавленными всхлипами. Склонился ниже, чтобы поймать их губами и ощутил на лице захлебывающееся, быстрое дыхание.

- Нравится? – с улыбкой прошептал Егор. – Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Чтобы ты простил меня за все, что я сказал и сделал до этого… И за то, что еще собираюсь сделать…

Слабая ладонь попыталась заткнуть ему рот, но Егор без особых усилий вывернулся и аккуратно, с ноткой игривости, прикусил ее ребро зубами. Держал и чувствовал деснами, как легкой встряской отдаются в нее удары, принимаемые Мастером. Членом ощущал, как глотает его разработанная, скользкая, будто воском изнутри покрытая, задница. Плечами держал покачивающиеся в такт толчкам, повинующиеся его воле сильные ноги. Поясницей ловил шлепки беспомощных голых пяток.

Воображение разыгралось. Рисовало ему всю эту картину так живо, будто он видел ее собственными глазами. И добавляло от себя то, что Егор ну никак не мог прочувствовать: искаженный безмолвным криком рот Тони, его блестящие слезами наслаждения глаза и влажные, разметавшиеся по подушке темные волосы. Воображение буйствовало. Писало картину лично для Егора, основываясь на его ощущениях, и во всех его мыслях и чувствах Тони в эти мгновения был невероятно прекрасен.

<center>***</center>

Максиму приходилось несладко. Во время предыдущих сеансов он полностью управлял процессом ебли и контролировал глубину, на которую мог погрузиться в него Дальский, но теперь ему пришлось уступить инициативу и лишь покачиваться, как на качелях. Принимая осторожные толчки, получать член так глубоко, как хотелось Егору, не имея ни малейшей возможности хоть немного ослабить его удары. Направлять и хоть как-то придерживать разгулявшегося конкурента он тоже не мог, потому что одна рука была взята в плен зубами Егора, а вторая зажимала его собственный рот.

Боли не было. Вернее, она была, но такая слабая, несущественная по сравнению с пронзающими бедра дразнящими наслаждением токами, что Максим почти не замечал ее. А ведь он шел на сеанс, готовясь к мучениям, и совершенно не рассчитывал, что ему будет так хорошо под этим чертовым опытным ебарем. Теперь все его силы уходили на то, чтобы сдержать рвущийся наружу голос. Он даже подушку не мог укусить, потому что Дальский отпустил ладонь, оставив на ней отпечатки зубов, и наклонился к его лицу. Очень близко наклонился и все норовил найти и зацеловать его губы. И Максим вынужден был уступать - через силу расслаблял плотно сжатые челюсти и сипло постанывать в рот Егора, испытывая сильное, буравящее зад давление.

Постанывал, быстро сглатывал и очень надеялся, что в пылу страсти Дальский не догадается, что эти стоны слишком уж отчетливые и звонкие для немого человека с поврежденными голосовыми связками. Но, к счастью, тот, кажется, вообще забыл, что Мастер нем, как рыба. Открыто тащился от его тихого писка и вздохов, выхватывал эти звуки губами прямо со рта Максима. Поддавал бедрами чуть резче, если хотел сделать писк прерывистым, и довольно лыбился, когда это ему удавалось. В общем, издевался по полной.

«Садист! - мысленно стонал Максим, закатывая глаза под самые веки. – Самый настоящий садист! Что бы там ни говорил Станислав».

Все, что происходило, было для него слишком странным. Максима накрыло легкое дежавю, ведь когда-то давно он уже испытывал подобные ощущения. Точно так же лежал под Густавом и, не сопротивляясь, принимал его в себя. Раскрывался, по своей воле раздвигая перед ним ноги, и чувствовал, как его живая пульсирующая плоть проникает в тело. Складывалось впечатление, что все это было в другой жизни, ведь тогда открытость и покорность давались почему-то намного легче и намного тяжелее одновременно. Тогда эти ощущения пугали лишь поначалу, но затем стали такими привычными и естественными, будто во всем мире не было ничего естественнее для двух мужчин, чем занятие любовью. Теперь же все было совершенно наоборот - проникновение оказалось знакомым, и секундная боль - тоже, а вот после нее, когда вместо ожидаемой жестокости Максим получил бережность и заботу, он испугался ошеломляющей нежности, проявленной Егором, его подозрительно участливых вопросов и беззлобных, очень возбуждающих подшучиваний.

Максим не планировал давать Дальскому такую свободу действий и не собирался позволять ему заваливать себя на лопатки. Уступки уступками, но он боялся оказаться под кем-то столь жестким. Не хотел насильно сдерживать свою силу и быть слабым, сминаемым, раздавленным чужой волей. Особенно он опасался оказаться под Егором, но тот нежданно-негаданно так расцеловался, так разнежничался, что Максим и не заметил, как увлекся приятным процессом и не успел вовремя остановить нахрапистого конкурента. А теперь, когда его уже так нежно, но настойчиво пялили, это лишь нарушило бы плавное течение их сеанса, разбило бы непрерывный поток ярких ощущений, в которых Максим купался, как в стремительной полноводной реке, и от которых совсем не хотел отказываться.