Кристин Ханна - Светлячок надежды Страница 72

Как ни странно, рутина успокаивала ее и даже приносила ощущение своего рода комфорта. Незнакомые люди, которые окружали ее после собрания, пили дрянной кофе из пластмассовых стаканчиков и ели магазинное печенье, стали ее друзьями. Тут она познакомилась с Майрон и Пегги, а через Пегги с Эдгаром, Оуэном и людьми из Ассоциации экологических ферм.

К июню шестого года Дороти очистила четверть акра земли и вспахала маленький участок. Купила кроликов, построила им сарайчик и научилась делать компост, смешивая их помет с опавшими листьями и остатками еды. Она перестала грызть ногти, приверженность к алкоголю и марихуане сменилась одержимостью экологически чистыми фруктами и овощами. Она отказалась от большинства благ цивилизации, решив, что это поможет ей укрепить обретенную самодисциплину.

Однажды, когда Дороти работала на своем участке, стоя на коленях и разрыхляя землю тяпкой, она услышала за спиной голос.

Дороти отложила тяпку и встала, отряхивая землю с рабочих перчаток.

Через улицу к воротам шла невысокая пожилая женщина в солнцезащитных очках. На ней были темные джинсы и светлая толстовка с яркой надписью: ЛУЧШАЯ В МИРЕ БАБУШКА. Темные волосы – пробор открывал седые корни – обрамляли круглое румяное лицо.

– О! – Женщина внезапно остановилась. – Так, значит, это вы.

Дороти стянула перчатки, сунула их за обвисший пояс джинсов и, вытирая пот со лба, подошла к ограде. Только она хотела сказать женщине, что не знает ее, как вдруг вспомнила.

Я лежу на диване, раскинув руки с горкой травы на животе. Я пытаюсь улыбнуться благодетелю, который только что вошел в дом, но до такой степени одурманена, что могу только смеяться и сыпать проклятиями. Таллула стоит рядом пунцовая от смущения.

– Вы мама девочки с прихваткой, – сказала Дороти. – Той, что жила через дорогу.

– Марджи Муларки. Да, это я отправила сюда свою дочь с горячей кастрюлькой в далеком семьдесят четвертом году. Вы были тогда не в настроении.

– Под кайфом. И наверное, пьяна.

Марджи кивнула и не стала возражать.

– Я решила посмотреть, что тут происходит. Не знала, что вы переехали сюда. Дом ведь пустовал много лет. Я бы приметила вас и раньше, но у нас выдался тяжелый год. Мы часто и подолгу отсутствовали.

– Я могу присмотреть за вашим домом, если понадобится. Забирать почту. – Как только эти слова сорвались у нее с языка, Дороти поняла, что сказала глупость. Приличная женщина вроде Марджи Муларки, которая приглашает соседей на чай, а в свободное время, вероятно, занимается вязанием или шитьем, вряд ли примет помощь от такой, как Дороти.

– Это было бы чудесно. Я вам очень благодарна. На нашем крыльце стоит ящик из-под молока. Если не трудно, складывайте почту туда.

– Договорились.

Марджи кивнула и посмотрела на пустую дорогу.

– Наши девочки убегали по ночам и катались по дороге на велосипедах. Думали, я не знаю, – усмехнулась Марджи. Вдруг ноги у нее подкосились, и она медленно опустилась на землю.

Дороти распахнула калитку, бросилась к женщине и помогла ей подняться. Потом, придерживая под локоть, провела на задний дворик и усадила в плетеное кресло.

– Здесь не очень убрано. Я… ну… пока еще не помыла садовую мебель.

Марджи глухо улыбнулась.

– Все в порядке – лето только началось, еще успеете. – Она сунула руку в карман и достала пачку сигарет.

Дороти присела рядом и увидела, как по лицу Марджи скатываются слезы и капают на руку с набухшими венами.

– Не обращайте внимания, – проговорила Марджи. – Я слишком долго держала это в себе.

– Я понимаю…

– Кейти, моя дочь. У нее рак.

Дороти понятия не имела, что надо говорить в таких случаях. «Мне очень жаль». Но эти слова выглядели жалкими и банальными.

– Спасибо, – нарушила молчание Марджи.

– За что?

– За то, что не сказали: «Она обязательно поправится», или того хуже: «Мне очень жаль».

– В жизни так много горя, – сказала Дороти.

– Да. Но раньше я об этом не задумывалась.

– Как там Талли?

– Она теперь с Кейти. – Марджи подняла голову. – Думаю, она бы обрадовалась, если бы вы навестили ее. Талли забросила свое телевизионное шоу.

Дороти попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.

– Я еще не готова. Я слишком часто причиняла ей боль. Не хочу, чтобы это случилось еще раз.

– Да, – сказала Марджи. – Она всегда была ранимой, хотя виду и не подавала.

Они помолчали, потом Марджи поднялась с кресла:

– Ну что, ж, мне пора.

Дороти кивнула. Потом тоже встала и проводила Марджи до калитки на заднем дворе. Когда Марджи была уже на противоположной стороне улицы, Дороти окликнула ее.

– Думаю, ваша дочь знает, как вы ее любите, вашу Кейти. Это очень важно.

Марджи кивнула:

– Спасибо, Облачко. Ведь тогда вы так назвались.

– Я вернула свое имя, теперь я Дороти.

Марджи улыбнулась:

– Вот и правильно. Дороти, вы не обидитесь, если я скажу: время неумолимо. Даже сильные и хорошие девочки могут неожиданно заболеть. Не тяните слишком долго, поезжайте к дочери.

20

Октябрь шестого года выдался дождливым; день за днем дождь лился с неба, затянутого тяжелыми облаками, превратив аккуратно вспаханные грядки Дороти в черное месиво с мутными лужами. Тем не менее она ежедневно в любую погоду обрабатывала землю, это было теперь главным смыслом ее жизни. Она посадила чеснок, а также озимую рожь и вику мохнатую, чтобы укрыть мокрую землю. Приготовила грядки для растений, которые посадит весной, удобрив их доломитовой смесью и компостом. Дороти как раз высаживала растения, когда на дорожку к дому на противоположной стороне улицы свернул фургон с надписью: «Доставка цветов».

Дороти выпрямилась и посмотрела в сторону дома Муларки. За пеленой дождя она не могла видеть черную ленту на доставленном букете.

Она знала, что в доме никого нет. Хозяева теперь либо были в больнице у Кейт, либо у нее дома с внуками. Дороти забирала их почту и аккуратно складывала стопки в ящик, в котором обычно доставляли молоко. Несколько раз ящик оказывался пустым, и тогда Дороти понимала, что Бад и Марджи заезжали домой, но за прошедший месяц не видела ни их самих, ни их машины.

Она отложила тяпку и сняла перчатки, вышла со двора, пересекла улицу и направилась к подъездной дорожке дома Муларки.

Она как раз поравнялась с почтовым ящиком, когда цветочный фургон отъехал от дома и свернул налево на улицу Светлячков.