Эмили Гиффин - Жених напрокат Страница 74

— Да. И брови выщипаны.

Я вспоминаю две тоненькие дугообразные линии.

— Напрочь. Забавно!

— Да. И тазовые кости выпирают. Она слишком худая. Мне такие не нравятся. Но дело не в этом. Дело в том, что просто это — Дарси. — Он вздрагивает и забирает у меня свое пиво. — Подожди. Я закажу еще.

Он гасит сигарету, идет к стойке и возвращается с двумя новыми кружками.

— Держи.

— Спасибо! — Я начинаю схлебывать пену.

Он смеется:

— Черт!.. Не позволю себя перепить.

Я вытираю пену с губ тыльной стороной ладони и интересуюсь, почему он до сих пор не говорил мне о том, что случилось на встрече выпускников.

— Не знаю. Потому что это, в конце концов, ерунда. Она была пьяная... Наверное, даже не понимала, что делает.

— Ну уж нет. Она всегда знает, что делает.

— Может быть. Но все равно это не так уж важно.

Вот почему она думает, что Итон гей! Для нее это единственное объяснение того, почему он ее отверг.

— Да уж, ее чары, под которые ты подпал в пятом классе, заметно ослабели. 318Он смеется:

— Точно. Один раз у нас было свидание. — Он изображает в воздухе кавычки.

— Ты тоже предпочел ее мне.

На его щеке обозначается ямочка.

— О чем ты говоришь?

— О записке. Где нужно было поставить галочку.

— Что?

Я вздыхаю.

— Записка, которую она тебе послала. Там было написано: «С кем ты хочешь пойти на свидание, с Рейчел или со мной? »

— Ничего такого в записке не было. Там и речи о тебе не шло. А почему она должна была написать твое имя?

— Потому что ты мне нравился! — Я отчего-то смущаюсь, делая это признание, пусть даже много лет спустя. — И знал это.

Он уверенно мотает головой:

— Нет. Не знал.

— Ты просто забыл.

— Я такого не забываю. У меня потрясающая память. Твоего имени в записке не было. Я бы помнил. Потому что ты мне тоже нравилась. — Он смотрит на меня поверх своей кружки и снова закуривает.

— Вот черт. — Чувствую, что краснею. Говорю себе, что это всего лишь Итон. Мы уже взрослые.

— Ладно. — Он сосредоточенно принимается отдирать спичечную этикетку. Теперь он тоже выглядит смущенным. — Не хочешь — не верь.

— Это правда?

— Да. Я всегда помогал тебе, когда мы играли в квадрат, так что ты выигрывала. А если начинал выигрывать кто-то другой, то я ему мешал. И не говори, что ты не замечала.

— Не замечала.

— Оказывается, ты гораздо менее внимательна, чем я думал. Да, ты мне нравилась. Все эти годы, пока мы учились в школе. А потом ты стала встречаться с Бимером. Разбила мне сердце.

Потрясающая новость, но я все еще никак не могу смириться с тем, что в записке не было моего имени.

— Клянусь, Аннелиза его видела.

— Аннелиза славная девчонка, но своих мозгов у нее нет. Наверное, это Дарси велела ей сказать, что там было твое имя. Или сделала так, что Аннелиза в самом деле в это поверила. Кстати, как она? Уже родила?

— Нет. Но скоро должна.

— Она собирается приехать на свадьбу?

— Если не будет в больнице. Приедут все, кроме тебя.

— И тебя! Запомни насчет селезенки.

— Да. Ужасно. — Я улыбаюсь. — Так ты уверен, что моего имени там не было?

И что я так зациклилась на том, что случилось двадцать лет назад? Глупо, но мне это кажется очень важным!

— Абсолютно. Аб-со-лют-но.

— Дьявол... Вот стерва!

Он смеется:

— Я и понятия не имел, что за мной охотятся. Думал, что вся эта суета — вокруг Дуга Джексона.

— Охотились и правда не за тобой, а за Дутом Джексоном, — говорю я. — В том-то все и дело! Я была единственной, кому нравился ты. Она просто стала мне подражать.

Снова замечаю, как по-детски звучит все, что имеет отношение к моим чувствам.

— Ну, ты не много потеряла. Свидание со мной во многом предполагало совместное поедание кексов. Не очень- то будоражит воображение! А в квадрате я по-прежнему тебе помогал.

— Может быть, Декс тоже начнет мне помогать, если мы все решим поиграть в квадрат! Это будет просто... — Не могу подобрать нужное слово. Чувствую, что уже пьяна.

— Ловко? Здорово? Отлично? — подсказывает Итон.

Киваю:

— Все это, вместе взятое.

— Ну как, полегчало? — спрашивает он.

Он так старается. Благодаря его усилиям и пиву я чувствую себя почти что исцеленной, по крайней мере на время. Осознаю, что я в тысячах миль от Декса. Декстер, который мог поставить галочку напротив моего имени, выбрал Дарси.

— Да. Уже лучше.

— Тогда давай повторим все сначала. Мы пришли к выводу, что я никогда не предпочитал Дарси тебе. И что она не прошла в Нотр-Дам.

— Но у нее есть Декс.

— Забудь о нем. Он тебя не стоит, — говорит Итон и разглядывает меню, написанное на грифельной доске у нас за спиной. — Давай-ка закажем рыбу с жареной картошкой.

Мы едим рыбу, картошку фри, мятый горошек, который похож на детское пюре. Вкусно! Заказываем еще пару пива. Я намекаю, что хочу погулять и увидеть что-нибудь специфически английское. Он ведет меня в Кенсингтонский парк и показывает дворец, где жила принцесса Диана.

— Видишь эти ворота? Когда она погибла, тут лежали целые горы цветов и писем. Помнишь фотографии?

— Да. Это здесь?

Мы были вместе с Дарси и Дексом, когда узнали, что Диана разбилась. Сидели в «Толкхаусе», когда пришел какой-то парень и сказал: «Слышали? Диана погибла в автокатастрофе!» И потому что он не умолкая говорил об одной лишь Диане, мы с Дарси хором спросили, о ком идет речь. Парень пояснил: «Принцесса Диана». Он сообщил, что несчастье случилось в Париже, когда она на скорости влетела в туннель, спасаясь от папарацци. Дарси начала реветь, как только это услышала. Едва ли не впервые она плакала не для того, чтобы привлечь к себе внимание. Это были искренние слезы. Она действительно была в ужасе. Точнее, мы обе. Че-рез несколько дней мы смотрели по телевизору похороны Дианы, специально проснувшись в четыре утра, чтобы ничего не пропустить, точно так же, как наблюдали за церемонией ее бракосочетания с принцем Чарльзом шестнадцатью годами раньше.

Мы с Итоном бредем через Кенсингтонский парк — под мелким дождем, без зонта. Я не боюсь промокнуть. Плевать, что волосы пойдут кудряшками. Минуем дворец и огибаем маленький пруд в форме круга.

— Как он называется?

— Круглый, — говорит Итон. — Верно подмечено, да?

Проходим мимо открытой эстрады и приближаемся к

памятнику принцу Альберту — огромной бронзовой статуе, восседающей на троне.

— Нравится?

— Ничего.

— Безутешная королева Виктория поставила этот памятник, когда Альберт умер от брюшного тифа.

— Когда?

— В тысяча восемьсот шестьдесят... или семьдесят каком-то году. Красиво?