Спенсер Скотт - Анатомия любви Страница 79

Глава 14

Спустя двадцать восемь часов у меня в гостиничном номере зазвонил телефон, и я поднял трубку на середине первого звонка. Звонили со стойки администратора.

– Мистер Аксельрод?

– Да.

– К вам пришли. – Служащий помолчал. – Могу я предложить даме подняться?

– Пожалуйста, дайте ей сначала трубку.

– Секунду.

– Алло, – произнесла Джейд. Голос у нее был сипловатый. Он всегда заставлял меня вспомнить о песке, солнце и дыме.

– Я просто хотел сам предложить тебе подняться. Ты знаешь, в каком я номере?

– Да. Мне сказали.

– А может, ты хочешь, чтобы я спустился? Может, так будет лучше?

– Нет. Я поднимусь. – Она помолчала. – Можно?

– Да. Конечно.

Я встретил ее у лифта. Она вышла вместе с двумя женщинами в коротких кожаных юбках и ковбойских шляпах. Джейд была в сером, с той же черной нейлоновой сумкой. От нее пахло сигаретами и алкоголем, а поверх этих запахов, словно свет на волнах, скользил аромат сиреневой туалетной воды. Похоже, она подушилась перед тем, как отправиться в «Макальпин».

Мы довольно долго стояли, глядя друг на друга. Я слышал пронзительный свист, такой, должно быть, слышат летчики, если летят с незакрытой кабиной. Порыв, который вчера позволил мне стиснуть Джейд в объятиях, теперь прошел. Я мог лишь смотреть ей в глаза, хотя, конечно, я просто не мог смотреть куда-то еще.

Она казалась измученной. Глаза были огромные, страдальческие и смотрели в никуда. Губы запеклись. Она подкрасилась, и в унылом, водянистом свете гостиничного коридора небрежно наложенная косметика была особенно заметна. Короткие волосы заправлены за уши, которые, как я заметил, слегка покраснели. Сережка-гвоздик была у нее только в одной мочке.

– Ты потеряла сережку, – сказал я.

Она коснулась правого уха.

– Ой! – воскликнула она. Несколько раз тронула мочку с пустой дырочкой. – Черт!

– Мы купим тебе другие, – пожал я плечами и поморщился.

Какое идиотское замечание! Даже хуже, чем идиотское: оно самонадеянное, гнусное, и я вовсе не удивился бы, если бы она рассмеялась мне в лицо.

Но Джейд смотрела на меня так, будто не слышала. Сердце скреблось в груди, словно огромная собака за дверью.

– Ты удивился? – спросила Джейд. – Что я пришла.

– Ты должна была прийти, – покачав головой, ответил я.

– Нет. – Она немного сощурилась. – Это мой выбор. Я так решила.

– Да, и я рад.

Она кивнула. Глаза ее двигались, пока она рассматривала меня. Она отмечала произошедшие во мне перемены. Пока внимание Джейд было сосредоточено на мне, оно было осязаемым, как человеческое прикосновение. И я вдруг осознал, что никто не смотрел на меня уже несколько лет. Внимание всех прочих было поверхностным, частичным, затрудненным, сейчас же, в этот миг, меня наконец-то увидели таким, какой я есть.

– Не хочешь зайти ко мне в номер?

– Только на минутку, – кивнула Джейд. – Я еду на автовокзал. Последний автобус до Вермонта уходит через полчаса.

Я закрыл дверь и включил верхний свет. До ее прихода я валялся на кровати, перечитывая газеты при свете настольной лампы: смятое покрывало сохранило отпечаток моего тела, газета растрепалась – в целом картина складывалась неряшливая.

– Жаль, что не могу принять тебя в шелковом смокинге и с бокалом шампанского, – произнес я.

Джейд поглядела так, будто не поняла, зачем я это сказал. Но я-то знал: она все прекрасно поняла. Было нечто нарочитое в ее взгляде, утверждение, что она не уловила смысл моей фразы. Однако Джейд всегда умела заполнять молчание, обрамлявшее мои высказывания, умела представлять себе то, что вижу я, не заставляя меня описывать это. Именно ее интуиция изначально навела нас на мысль, которая вскоре затмила собой все прочие предположения: мы вдвоем живем в мире, отделенном от обыденной жизни и превосходящем ее. И сейчас ее наигранное недоумение лишь подтвердило, что она до сих пор в точности понимает меня, понимает, как понимала всегда, и как, наверное, будет понимать, ибо Джейд понимала меня в самом истоке, умела проследить происхождение моих слов до момента их зарождения: изменение тока крови, побуждения, неосознанные страхи.

– Может, позвонить и заказать что-нибудь? – спросил я, проходя через комнату и смахивая газету с кровати. – Кофе или вина?

– Только если сразу принесут. – Она сосредоточила свое внимание на комнате, запоминая интерьер, высматривая место, чтобы присесть.

– Вино будешь? – спросил я.

– Да. Хотя у меня что-то случилось с эмалью, и теперь от вина на зубах появляются пятна. – Она показала мне нижние зубы.

Я присел на край постели и позвонил в обслуживание номеров.

– Будьте добры, два бокала красного вина. Все мы не молодеем, – заметил я, вешая трубку.

– Счастливчики.

Она уселась нарочито неграциозно, вздохнула, открыла молнию на дорожной сумке. Покопалась в ней, но ничего не достала.

– У тебя есть аспирин? – спросила она. Я помотал головой. – Черт! – воскликнула Джейд.

– А что случилось? – спросил я.

Ошибка.

Она села чуть прямее и отодвинулась от меня.

– Мой отец погиб. Я побывала на похоронах. Со своими чокнутыми родными. У меня менструация. И еще я сижу на специальной белковой диете, чтобы сбросить десять фунтов. – Она подняла бровь и кивнула, словно спрашивая: «Достаточно?»

Я силился что-нибудь сказать, но слова не приходили. Я подумал, может, предложить ей помассировать виски и шею, но подобный жест был бы явно не в моем стиле. А затем я совершил глупейшую ошибку, подумав о том, что у нее менструация, и представив, как дюймовый конец веревочки от «Тампакса» путается в волосах на лобке. А в следующее мгновение пришло воспоминание, как я берусь за эту веревочку, наматываю на палец, как будто собираясь запустить йо-йо, и вытягиваю из нее пропитанный кровью хлопчатобумажный тампон. Эта мысль, при всей своей нарочитости и детальности, была совершенно некстати: ее хватило, чтобы ощутить Джейд в трех измерениях, и от силы интимного переживания, пусть даже извлеченного из памяти, с его неизбежным приливом жара, я едва не извивался.

– Я хотел спросить тебя, как прошли похороны. Только не знаю как.

– Это было ужасно, просто ужасно. И еще до безумия тоскливо. Я никак не могла осознать, что в этой банке лежит папа. Кремация сама по себе кажется мне ненормальной. Но если уж устраивать ее, то устраивать правильно. На костре. Чтобы все мы видели. Ну как я могу поверить, что человек действительно умер? Сначала проклятый телефонный звонок и несколько часов в компании впавших в истерику пьяных людей, а затем я сижу на складном стуле в толпе из пятидесяти человек, слушаю органную музыку и созерцаю урну. У меня нет никаких доказательств, что это случилось. Ну, то есть все вокруг говорят мне, что он умер, но я не уверена. Эти останки могут принадлежать кому угодно. – Она пожала плечами и подцепила пальцем золотую цепочку на шее.