Ширли Конран - Кружево. Дорога к дому Страница 8

Сержу удалось отснять три дубля этой сцены, прежде чем пенис Бена объявил забастовку. Сцена была не такой смачной, как то, что они снимали обычно, но Серж и не хотел в данном случае привычной сочности. Его расчет строился на том, чтобы внимание зрителя фокусировалось на самой Лили, а не на том, что она делает. Серж стремился к тому, чтобы сделать сцену милого, привлекательного трахания, а не грязного секса. Пока все шло именно так, как ему хотелось, словно снимается обычный рекламный ролик, посвященный сорту виски или пены для ванны, с той только разницей, что тут ничто не оставлялось на долю зрительского додумывания, воображения, ничто не допускало двойной интерпретации.

Серж понимал, что снять настоящую кинопробу он не в состоянии. Но он готов был бы прозакладывать на спор свой новый «Мерседес», что снятая сегодня сцена заинтересует больших и серьезных людей. Эта уверенность появилась у него после звонка Циммера. Но Сержа не интересовала перспектива делать лишь порнофильмы. Он хотел сделать из Лили настоящую звезду. Вадим сумел сделать такую звезду из Бардо. Серж лопнет, но выложится полностью и сделает все, чтобы состоялось открытие еще одной звезды – Лили. Он уже договорился о маленькой роли для нее в научно-фантастическом фильме Кристофера Ли, который снимал сейчас в Версале «Трианон». Ничего особенного, она будет там всего лишь одной из охранниц на космическом корабле. Но она увидит настоящую съемочную площадку, то, как делается настоящее большое кино, освоится в этой атмосфере. И, если подвернется шанс, будет готова потом к работе.

Не «если», поправил сам себя Серж: когда.

Незадолго перед своим пятнадцатилетием Лили, впервые на законных основаниях, снималась в довольно слабом и сальном фильме, который ставил Лейшнер. На голове у Лили был серебряный картонный шлем, скрывавший ее волосы.

Автобус студии подобрал ее на улице в пять утра. Он был заполнен сонными, молчаливыми фигурами, сидевшими завернувшись в плащи и пальто. Они выехали из Парижа, проехали Версаль и въехали в расположенный за ним лес. Автобус съехал с дороги, потрясся немного по наезженной колее и наконец остановился на большой поляне, где уже стояло несколько грузовиков и прицепов. Пассажиры выбрались из автобуса и молча побрели к ближайшему из грузовиков. Лили замешкалась на ступеньках автобуса, и какой-то стройный парень в белой шапке для парусных гонок сказал ей:

– Хватайте кофе, пока дают.

– А где его дают?

– Ты здесь впервые? Пойдем со мной. – Он засунул руки в карманы темно-синей куртки, и они направились к грузовику прямо по мокрой траве. Они уже почти подошли, и в этот момент задняя дверь фургона открылась и буфетчик стал раздавать стаканы с кофе и булочки. – На, проснись, – парень протянул ей бумажный стаканчик. – По какой-то непонятной причине кофе здесь всегда хорош. Принести тебе еще? Ты кто, из массовки? Из экипажа космического корабля? А я один из тех цыган, которые увидят падение корабля на поляну. Текст у тебя есть?

– Нет.

– А у меня целых три строчки. Роль! Моя первая, поэтому я так и радуюсь. – Он весь просто сиял от счастья. – А потом, я люблю вставать рано и чувствовать себя бодрым и энергичным, когда все еще в полусне и тычутся вокруг грузовика как слепые, когда солнце еще только встает и птицы начинают петь и когда еще никого нет вокруг.

– Я ненавижу вставать рано. Зачем надо было подниматься в такую рань, если съемки начинаются только в половине девятого?

– Кто работает в кино, всегда встает рано. К половине девятого абсолютно все должны быть уже готовы. А подготовка может занять до трех часов, хочешь – верь, хочешь – нет.

– Судя по тому, как ты говоришь, ты не француз.

– Нет. Мать у меня была из Лос-Анджелеса. Но мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пять лет, и меня воспитывала моя французская бабушка. Меня зовут Симон Пуан.

– А меня Лили. Я осталась без родителей, когда мне было семь.

– Да, скверно, правда? Лили, а как дальше?

– Никак. Просто Лили. – Она не стала объяснять, что, сменив к семи годам четыре фамилии, она решила в будущем обходиться вообще без фамилии и звать себя просто Лили. – А где же все звезды? Где Кристофер Ли и мадемуазель Коллинз? – с надеждой в голосе спросила Лили, на ходу дожевывая остатки булочки: вместе с Симоном она уже шла взглянуть на распорядок дня, в котором указывалось, кто из актеров и в какое время должен быть на съемочной площадке.

– Звезды сидят по своим прицепам, и это их святое место. Никто не имеет права туда заходить, совершенно никто, если его только не вызвали. Свои прицепы есть у режиссера, у костюмерной, у гримерной и у звезд. Все остальные должны обходиться без вагончиков, кто как сумеет.

– А где режиссер?

– Сидит в своем вагончике до тех пор, пока все не будет готово к съемкам. Сценарист, распорядитель съемочной площадки и пресс-агент придут не раньше половины девятого. Везет им.

– Ну, теперь я знаю все, что надо.

– Все, кроме того, где находится вагончик гримерной. А ты сейчас должна быть именно там. Видишь, в расписании против твоего имени написано: «грим, шесть тридцать». Беги. Грим может оказаться настоящей пыткой, поверь мне. Ты же не хочешь, чтобы тебе в спешке сделали маленькие свиные глазки, а под ними мешки, верно?

Она снова увидела Симона уже во время обеденного перерыва, когда он принес от грузовика их сандвичи. Симон бросил на траву свою куртку, и они вместе уселись на нее. Он с аппетитом вгрызся в хрустящую булочку; зубы у него были почти как у ребенка – очень маленькие, белые и далеко отстоящие друг от друга.

– Смотри-ка, что это за идиот гонит «Мерседес» по колее на такой скорости?!

– Это Серж, мой менеджер. Я с ним живу.

– A-а… Ну, тогда я смываюсь. – В его голосе не было ни удивления, ни разочарования.

Месяц спустя вышел календарь с рекламой шин. Сам выход этого ежегодного календаря был заметным событием и обставлялся весьма пышно, процедура презентации готовилась одним из известных режиссеров кино или театра, ее снимал кто-нибудь из самых знаменитых фотографов, а календари коллекционировали, как антикварные издания. Календарь 1964 года, в котором впервые появилось изображение Лили, буквально за одну ночь стал сенсацией. Каждый художественный редактор, каждый директор рекламного агентства и каждый дизайнер стремился приобрести себе по экземпляру; каждый шофер грузовика вешал у себя в кабине ее снимок и глазел на него; каждый школьник мечтал о Лили, да и многие из их отцов тоже. За две недели весь тираж календаря был распродан, его перепродавали по цене, в восемь раз превышавшей первоначальную. Тираж второго издания составил уже четверть миллиона и разошелся так же быстро, как и первый выпуск.

Практически за день Лили стала не просто известной, но скандально известной. Она не могла появиться на улице, чтобы не оказаться немедленно узнанной.

Одним из преимуществ ее низкой самооценки и еще только зарождающегося чувства собственного достоинства, как обнаружила Лили, оказалось то, что ей не составило особого труда не обращать никакого внимания на собственный образ сексуальной, крутой и многоопытной маленькой потаскушки.

Серж научил ее, как нужно – обязательно шепотом – говорить журналистам, что она сирота. Если ты сирота, втолковывал он ей, это добавит тебе известности. Сиротка всегда вызывает у людей сочувствие и расположение к себе. Лили никогда не должна была больше нести всякую околесицу насчет своей таинственной «мамочки». Во-первых, это разрушало бы тот ее образ, который начал выстраивать Серж. А во-вторых, он вовсе не хотел, чтобы завтра же появилась сотня чокнутых бродяжек, которые бы объявили себя «мамами» Лили и попытались бы оттяпать в свою пользу половину ее доходов.

После успеха календаря стали продаваться и те ее снимки, что были сделаны еще раньше. А порнофильмы с ее участием перепродавались на черном рынке по таким ценам, на фоне которых доходы Сержа казались уже неприлично ничтожными. Он консультировался с юристами и бухгалтерами, обсуждая с ними те налоговые преимущества, которые предоставляли Андорра, Джерси или Монако или же регистрация компании на Каймановых островах или на Багамах, в Панаме или Мексике. Он выяснял, что выгоднее: выплачивать ли деньги голландским юристам, чтобы они переводили их на закрытые номерные счета в швейцарских банках, или же платить швейцарским адвокатам, которые могли бы организовать общество, выступающее в роли представителя крупнейших кинозвезд.

«За» и «против» всех этих идей и планов, размеры гонораров и комиссионных с Лили никогда не обсуждались, потому что она не владела никакими авторскими правами и никакой собственностью. Она работала по контракту с «Сержио продакшнз», а значит, полностью принадлежала Сержу. На долю самой Лили доставались лишь сальные ухмылки, плотоядные взгляды да сплетни. Их было столько, что справиться с ними было выше ее сил. И потому каждого, кто попадался на ее пути, она стала встречать с настороженностью и недоверием.