Анна Данилова - Ужин втроем. Мы так с тобой похожи… Страница 8

Я с трудом сглотнула и чуть не закашлялась, настолько у меня все пересохло в горле, затем на цыпочках подошла к окну и уже через минуту бежала по залитой лунным светом спортивной площадке к спальному корпусу. Я знала, что скоро вернется Л. и все мне расскажет.»

Из дневника Норы И.

«В тот день мы все-таки покатались на пароходе. И не было еще в моей жизни прогулки восхитительнее, чем та, по Сене… Конечно, Соня даже и не вспомнила о диктофоне, она без устали рассказывала мне о своем женихе, Джеймсе Нэше, встреча с которым ей предстояла… Она описывала его внешность, стоя на палубе и облокотясь на перила, и легкий ветерок играл ее пушистыми волосами… Она была молода, красива и таинственна до невозможности. Хотелось повернуть ее к себе и заглянуть в бездонные синие глаза ее, засыпать вопросами и тут же получить все ответы. Значит, я была права, когда думала о том, что Соня не интернатская воспитанница. Конечно же, она воспитывалась в хорошей семье, где был достаток, который и передался ей, возможно, по наследству. Хотя навряд ли ее родители, кем бы они сейчас не были, не смогли бы содержать свою пусть даже и единственную дочку в такой роскоши… Ведь Соня не считала денег. Она наслаждалась жизнью, но и в этом чувствовался болезненный оттенок. Я даже начала подумывать о том, что она больна физически, и потому старается получить перед смертью от жизни все, что только можно. Но потом поняла, что наверно мой мозг устроен таким образом, что просто не может довольствоваться какими-то обычными объяснениями того образа жизни, который вела Соня. Скорее всего, конечно, ее содержал Нэш.

Обедали мы неподалеку от Шартрского собора, в котором Соня долго восхищалась витражами, а потом, обнаружив у себя на ноге кровавый мозоль, с трудом выбралась на свежий воздух и почти рухнула на скамейку в каком-то дворике. Чуть позже нам подавали горячий луковый суп в станционном буфете, и даже я, которая терпеть на могу вареный лук, нашла этот обед потрясающе вкусным. Потом мы вернулись в отель и проспали там до вечера. Когда Соня разбудила меня, я метнулась была уже к рюкзаку, в котором лежал диктофон, но Соня молча приложила палец к губам и, блестя глазами, прошептала мне в самое ухо:

– Он здесь…

– Кто? – не поняла я, подумав в первую минуту о том, что Соня находится в полусне, настолько идиотским было выражение ее лица. Но потом, спустя несколько минут, я поняла, что она в тот момент, когда говорила мне эти слова, была просто СЧАСТЛИВА. И еще мне подумалось тогда, что наверно все счастливые люди выглядят в какой-то мере идиотами… Дело в том, что в то время, как я смотрела свой очередной сон, в наш отель, в котором мы остановились, в «Святой Игнасий» приехал Нэш.»

***

Соня исчезла из спальни так же неожиданно, как и появилась. Нора, тряхнув головой, поспешно поднялась и посмотрела в окно: воздух над Парижем стал золотисто-розовым, а это означало, что пришла пора вечернего освещения, что город купается в океане электрического света, делающего все вокруг все необычайно теплым и одухотворенным…

«Неужели я сейчас увижу того самого Нэша, которым бредит эта избалованная особа?»

Нора достала косметическое молочко и слегка освежила лицо, затем привела в порядок волосы на голове, смазав их сухим воском, подкрасила губы и, поправив и без того сидящую на ней безукоризненно красную трикотажную кофточку, которую Соня посоветовала ей носить вместе с песочного цвета джинсами, вышла в гостиную, откуда уже доносились голоса… Каким она представляла себе Нэша? Солидного господина, шуршащего торчащими изо всех карманов (почему-то непременно серого строгого костюма) фунтами стерлингов…

Джеймсу Нэшу было, судя по умному спокойному лицу, где-то под сорок. Но кожа на его лице была свежая и без единой морщинки. Словно он каждое утро купался в молоке и питался одними проросшими зернами пшеницы. Высокий худощавый, со светлыми, слегка растрепанными («Наверно, от объятий…") слегка волнистыми волосами и обезоруживающей почти детской улыбкой… Глаза его были цвета английских газонов – удивительно зеленые, яркие… «И это при довольно ярком электрическом свете, какими же они будут на солнце?»

– Знакомься, Джеймс, это Нора, моя компаньонка, я тебе говорила о ней по телефону, мы с ней пишем роман… – Соня порозовела и казалась смущенной. – А это Джеймс Нэш, мой жених… Нора, он отлично говорит на русском, разве что с небольшим акцентом… ты извини, что я тебя не предупредила, я и сама не была уверена в том, что он приедет… Ведь правда, Джеймс? – она скосила глаза в его сторону и состроила уморительную гримаску. – Ты же сказал, что и сам не знаешь точно, вылетишь тем рейсом или нет?..

– Да-да, я не был уверен… – ответил Нэш с милым акцентом. – Но я все же прилетел, душа моя…

У него был приятный глубокий голос, который мог бы позвать любую женщину в розовые дали, и навсегда…

Нэш был сказкой, английским принцем, красивым мужчиной, от которого исходила внутренняя сила… В чем он был силен? Во-первых, наверняка физически, во-вторых, его сила крылась в обаянии и том качестве, которое заставляет женщину положиться на такого мужчину абсолютно во всем. Это просто надо понять и поверить. Но такие мужчины, как Нэш никогда не заставят женщину волноваться, разве что эти волнения будут любовными…

– Куда мы отправимся ужинать? – Соня ластилась к своему жениху и постоянно заглядывала ему в глаза. Она, в отличии от очень просто одетой Норы, была уже почему-то в голубом облегающем платье, о существовании которого Нора и не подозревала… – Нора, ты тоже идешь… Возьми что-нибудь из моего гардероба и собирайся…

– Я не пойду ужинать, – вдруг сказала Нора, чувствуя, как краснеют и наливаются кровью ее щеки. – Думаю, что вам, после разлуки просто необходимо провести этот вечер вдвоем… А я, если ты не против, погуляю возле отеля… Дальше-то я пойти не осмелюсь, боюсь заблудиться… Я даже не обижусь, если вы придете только утром…

– Хорошо, спасибо, – тоже неожиданно произнесла Соня довольно трогательным тоном, мысленно благодаря, конечно, Нору за ее такт и понимание. – Тогда давай с тобой поговорим немного на разные пустяковые темы, и мы расстанемся на несколько часов…

И она, увлекая Нору в спальню, из которой та только что вышла, показала ей, где лежат деньги:

– Ты можешь провести эту ночь так, как тебе заблагорассудится… Мы не вернемся до утра, переночуем в каком-нибудь другом отеле… – она взяла руку Норы в свою и крепко сжала: – Ну как он тебе? – спросила она шепотом.

– Очень красивый мужчина… У меня просто нет слов.

– Вот и я, когда только увидела его, сразу же потеряла голову… Вот увидишь, я буду не я, если не опишу его в своем романе. Согласись, что не часто встретишь такие зеленые глаза и эти непослушные волосы… Я обожаю его, как бы я хотела, чтобы все поскорее кончилось… И, ничего не объясняя, она выскользнула из спальни. Нора видела, как Нэш с Соней садились в такси прямо под окнами их номера, и даже помахала им рукой, стоя на балкончике. Они уехали, но остался Париж.

Вернувшись в комнату, Нора поняла, что, пожалуй, впервые находится ОДНА, без Сони, без присмотра и что ей сейчас позволено, в принципе, ВСЕ.

Из дневника Норы И. «Если я не могу покопаться в ее прошлом, как не могу отвинтить ее изящную головку (как хрустальную пробку с женственного флакона дорогих духов) с плеч и заглянуть внутрь ее существа с тем, чтобы только понять, проникнуться и причаститься к ее тайне, то почему бы мне не попытаться приоткрыть некоторые ящички ее сущности путем разглядывания принадлежащих ей вещей, мелочей? Да, мне стыдно, да, мне неприятно, что я сейчас залезу в чужой, по сути, кофр, но ведь я же пишу о ней, разве так уж грешно подержать в руках ее записную книжку, бусы, несессер, в котором она хранит помимо женских, столь необходимых в дороге мелочей типа гребенок, зеркальца и маникюрного набора, еще и деньги? Наверно, все-таки, это грех, но искушение слишком велико, чтобы оставить весь этот БЕСПРИСМОТР без внимания.»

***

Она была разочарована после беглого просмотра Сониных вещей. В принципе, это были вещи, которые она раньше уже видела и даже держала в руках. Значит, в плане вещей, у нее никаких тайн нет. «Да и откуда им взяться у особы, которая держит домработницу и водителя? Да, чуть не забыла, еще и меня?..»

Она надеялась найти письма, фотографии, а в записной книжке номера людей, имена которых были бы в Москве, к примеру, на слуху… Но вся записная книжка была исчерчена, изрисована женскими фигурками в развевающихся одеждах, да несколькими десятками номеров телефонов людей, о которых в доме постоянно говорили… А из известных – только представители богемы, чьи лица не сходят с экранов телевизоров. «Тоска.» Несессер был туго набит долларами и франками. Но откуда у нее столько денег? И вдруг ей стало стыдно своих мыслей. Это был действительно настоящий стыд, потому что она сумела его испытать ФИЗИЧЕСКИ. То есть: покраснела и даже вспотела, представив себе, что кто-то вот так же роется в ее вещах и пытается понять, откуда У НЕЕ САМОЙ деньги? «Должно быть это ужасно неприятно…» Хотелось выйти и погулять, но в джинсах появляться на красивых улицах теперь уже ночного Парижа означало расписаться в своем дурном вкусе и какой-то даже убогости восприятия мира в целом. Надевать на себя одежду Сони, основу гардероба которой, как оказалось, составляло великое множество легких, почти невесомых вечерних платьев, было бы тоже неприятно. Оставалось одно: КУПИТЬ недорогое платье в магазинчике возле отеля и дать волю своим чувствам… Но каким? Она вышла из отеля, но оказалось, что магазинчик, который она присмотрела еще днем, закрыт. Оставалось одно: брести, куда глаза глядят и предаваться мечтам… Гигантскими лоснящимися насекомыми шелестели подъезжающие и отъезжающие от отеля машины, длинные, красивые, сверкающие при свете фонарей.