Барбара Брэдфорд - Так далеко, так близко... Страница 8

– Я не буду слушать ни его, ни ее, – обещала я и подалась вперед, вглядываясь в его ярко-синие глаза, которые смотрели на меня с таким участием. Лицо мое было напряжено. – Пожалуйста, скажи, что у нас все хорошо.

Он вдруг улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки.

– Ничто никогда не будет стоять между нами, Вивьен. Мы для этого слишком близки и всегда были слишком близки. Мы друзья на всю жизнь, ты и я. Это совершенно особая связь. Ведь это так, не правда ли?

Я кивнула. Говорить я не могла. Я была переполнена им, завораживающим взглядом его глаз, его мужским обаянием: и меня поглотил взрыв моих собственных чувств. Я хотела, чтобы он принадлежал мне, я хотела принадлежать ему в самом прямом смысле этого слова. Я пыталась что-то сказать, но слова не шли.

На лице его отразилось смущение, он вопросительно глянул на меня, глаза его сузились.

– Ты как-то странно смотришь на меня, – сказал он. – О чем ты думаешь?

Я прильнула к нему и поцеловала щеку. Наконец, обретя голос, я сказала:

– Я думаю какой ты чудесный, и как чудесно ты всегда ко мне относился. И я хочу поблагодарить тебя за вечер в честь дня моего рождения. За чудесный вечер.

– Не стоит благодарности, – отозвался он.

Склонив голову, я заглянула ему в лицо.

– Мне двадцать один год. Я взрослая.

– Ну, конечно, – откликнулся он слегка насмешливо.

– Себастьян!

– Что?

– Теперь я женщина.

Наверное, что-то необычное было в моем лице, или, может быть, в моем голосе. Но, как бы то ни было, он посмотрел на меня очень странно и долго. Вдруг он приблизился ко мне, потом резко отстранился.

Мы обменялись взглядами такими глубокими, понимающими, исполненными желания, что просто задохнулась. Прежде, чем я смогла остановить себя, я почти против воли прижалась к нему.

Мне казалось, что он следит за каждым моим движением. И тогда он порывисто обнял меня. Он схватил меня в объятия с такой жадностью, что я испугалась. Он так обнял меня, что я едва могла дышать.

И тут все переменилось. Я переменилась. Себастьян переменился. Наши жизни переменились раз и навсегда. Пошлое исчезло. Осталось только настоящее. Настоящее и будущее. Наше совместное будущее. Нам суждено быть вместе, мне и ему. По крайней мере, я так считала. Да, так было всегда. Мы давно шли к этому. Почему-то я знала. Себастьян наклонился и поцеловал меня. Когда его язык легко коснулся моих губ, я раскрыла их совершенно естественно. наши языки встретились. Ноги у меня ослабели, я прижалась к нему крепче, чтобы не упасть, а он все еще целовал меня. Неожиданно он остановился, почти грубо отстранил меня и посмотрел мне в лицо.

Наши взгляды встретились. Я знала, что он хочет меня так же, как я хочу его. Он без слов уже сказал мне об этом. И все же я чувствовала, что он колеблется.

Я взяла его за руку и повела наверх. Войдя в спальню, он высвободил свою руку и, отойдя от меня, остановился посередине комнаты. Я скорее чувствовала, чем видела его неуверенность. Наконец он сказал сдавленным голосом:

– Я приехал за тобой, отвезти тебя обратно, на праздник… – голос его прервался.

– Нет. Я не хочу возвращаться. Я хочу быть здесь, быть с тобой. Я никогда ничего другого не хотела, Себастьян.

– Вивьен…

Одновременно мы двинулись навстречу друг другу.

Мы обнялись, прижались друг к другу: наконец, отпустив меня, он сбросил пиджак, швырнул его на стул, развязал галстук, пока шел до двери. Он запирал ее одной рукой, другой расстегивал пуговки своей рубашки, а глаза его неотрывно следили за мной до тех пор, пока он не вернулся ко мне.

Я раскрыла ему объятия и он приник ко мне. Расстегнул молнию на моем вечернем платье, и вдруг оно превратилось в груду белого кружева на полу у моих ног. Не говоря ни слова, он повлек меня к кровати, бросил на нее, лег рядом, снова обнял. Его губы нашли мои. Он ласкал все мое тело, его руки двигались по мне так искусно, что привели меня в исступление – я все извивалась в восторге. Когда, спустя мгновенье, он вошел в меня, я вздрогнула, и он остановился, глядя на меня. Я уверила его, что все в порядке, пусть продолжает, и обвила его руками. Мои руки твердо и сильно сомкнулись у него на спине: я поймала его ритм, двигалась вместе с ним, зажигаясь от его страсти и от своего собственного неуемного желания. И так мы взмывали ввысь и вместе достигли вершины страсти. Я вскрикнула, он тоже.

Мы молча лежали рядом. Он дышал с трудом и весь взмок. Я пошла в ванную, взяла полотенце и, вернувшись, обтерла его досуха. Он слабо улыбнулся, привлек меня к себе, охватил мое тело своими длинными ногами и лежал так, отдыхая и ни слова не говоря. Но в нашем молчании не было никакой неловкости, оно было легким и красноречивым.

Я запустила пальцы в его густые черные волосы: мои руки побежали по его плечам и спине. Я целовала его так, как мне хотелось его целовать. Потом мы опять любили друг друга безо всякой сдержанности.

И вот мы, наконец, лежим спокойно, удовлетворенные и немного уставшие. Себастьян посмотрел на меня, приподнявшись на локте. Отбросив прядь волос, он тихо сказал:

– Если бы я знал, что ты девушка, я не стал бы…

Я приложила палец к его губам:

– Не говори так.

Он покачал головой.

– Я и подумать не мог, Виви, чтобы в такой день, в таком возрасте… – слова иссякли, он покачал головой, несколько беспомощно, как мне показалось.

Я сказала:

– Я берегла себя.

Темные брови поднялись над пронзительно синими глазами.

– Для тебя, – объяснила я, самодовольно улыбаясь. – Я берегла себя для тебя, Себастьян. Сколько себя помню, я всегда хотела, чтобы ты ласкал меня.

– Виви! Я никогда не предполагал!

Я прикоснулась к его лицу:

– Я люблю тебя. Себастьян Лок. Я всегда тебя любила. И всегда буду любить… до конца дней своих.

Он нежно поцеловал меня в губы, потом обнял меня, привлек к себе.

Телефонный звонок оглушил меня.

Я очнулась от своей полудремоты и тут же все вспомнила. Я подняла трубку:

– Алло?

– Это я, – сказал Джек, – я еду к тебе. С газетами.

– О Боже, не говори об этом, – простонала я. – Проклятые заголовки. И некрологи.

– В самую точку, детка.

– Газетчики будут тебя осаждать, – пробурчала я. – Наверное, и вправду, тебе лучше быть здесь. Может быть, ты прихватишь с собой и Люциану, Джек?

– А ее нет, Вив. Она улизнула, спряталась, махнула в Манхэттен.

– Ясно, – сказала я, – ничего удивительного. – Спустив ноги с кровати, я добавила: – Я пойду сварю кофе. Увидимся через полчаса.

– Как бы не так. Через двадцать минут, – ответил он резко и повесил трубку.

4

Совершенно ясно, что Джек пребывает в своем обычном настроении. Я увидела это по его лицу прежде, чем он успел дойти до середины кухни.

– Доброе утро, – сказала я, поставив кофейник на стол. Когда в ответ раздалось невнятное урчание, я резко добавила: – Значит, сегодня мы люди супротивные, да?

Он немедленно отреагировал на это слово и глянул на меня.

– Супротивные? Это что?

– Ты не в первый раз слышишь это слово, так что не притворяйся. Это словечко моей Ба. Она часто называла тебя супротивником, когда ты был еще сопливым мальчишкой в коротких штанишках.

Не обращая внимания на мою резкость, он сказал спокойно:

– Я не понимаю, – и, плюхнувшись на ближайший стул, добавил: – Я не знаю, что это значит.

– Тогда я тебе объясню, – ответила я, облокотившись о стол и глядя ему в лицо. – Это значит: брюзгливый, раздражительный, надутый: это слово йоркширское, мой прадед оттуда. – И помолчав, добавила уже помягче: – Ты ведь не забыл замечательные рассказы Ба о ее отце? Помнишь, как мы хохотали, слушая их?

– Джордж Спенси. Вот как его звали, – сказал Джек, сострив гримасу. – Но сейчас мою жизнь может спасти только глоток горячего кофе. И немедленно, лапочка. – Он схватил кофейник, налил нам кофе и тут же отхлебнул из своей чашки.

– Джек, не нужно начинать день с этого – не зови меня лапочкой. Пожалуйста. У тебя что, похмелье? Ты выпивал?

– Классно. Приложился, что надо. Вчера вечером. Как только вернулся на ферму.

Он время от времени напивался, это было не ново. Меня это тревожило, но я уже не пыталась ни исправить его, ни делать ему выговоров, потому что это совершенно бесполезная трата времени. И на этот раз я воздержалась от замечаний. Я просто села напротив него, чтобы просмотреть газеты.

– Тут что, Джек, все очень плохо?

– Не так плохо, как мы ждали. Полно похвал. Почти никакого перемывания грязного белья. Тебя упоминают. Как одну из его пяти жен. Это на первой странице. Некрологи внутри.

Я придвинула к себе пачку газет. Джек привез «Нью-Йорк Пост», «Нью-Йорк Таймз» и «Дейли Ньюз», и разложив их перед собой, я увидела, что они говорят примерно одно и то же на разный манер. Великий и добрый человек найден мертвым: подозрительные обстоятельства. Все три газеты сожалели, пели ему хвалу, оплакивали его. Публиковали фотографии Себастьяна, довольно свежие, сделанные за последние два года. Он выглядел удивительно – ни на кого не похожий, красивый и полный обаяния, опасного обаяния. Но теперь это уже не имело значения.