Андрей Рихтер - Обретение любви Страница 8

Потянуло сыграть ва-банк. Была не была, решила Галина и спросила:

– Про меня, наверное, тоже так думаешь?

Голосу, насколько смогла, придала шутливый тон, но, кажется, не справилась – вопрос прозвучал серьезно. И ответ на него был серьезным.

– Про вас так не думаю, – без промедления, что давало основания надеяться на искренность, сказала Ольга. – С вами бы я хотела жить в одном городе. Может, не в одной квартире, но где-нибудь по соседству было бы замечательно.

«Может, не в одной квартире» окончательно убедило Галину в искренности невестки. Если притворяться, то такого не скажешь. Лишний напряг. А вот правда говорится так, как есть. На то и правда.

– Я бы тоже не отказалась, – ответила Галина. – И тоже считаю, что лучше по соседству, а не под одной крышей. Один дом – одна хозяйка, это единственно верное соотношение. Но при всем желании я не могу уехать из Киева в Москву. Даже не столько из-за работы – хотя в Москве историки моего профиля никому не нужны, – сколько из-за Киева. Это мой родной город, я живу в нем с рождения. В этом доме, в этой квартире… Уже пятьдесят лет, целых полвека…

Из своего возраста Галина никогда не делала тайны. Скорее наоборот, заявляла о нем с потаенной гордостью. Ну и что в том, что ей пятьдесят? Зато талия, как в восемнадцать, энергии хоть отбавляй, и вообще, человеку не столько лет, сколько он прожил, а столько, на сколько он себя ощущает. Она ощущала себя примерно на тридцать-тридцать два. Самый лучший возраст. Уже накоплен кое-какой опыт, выветрились все заблуждения молодости, энергия переливается через край, ты уже что-то собой представляешь, а впереди целая жизнь. Лучший, самый лучший возраст.

– Меня столько всего связывает с Киевом, что в другом городе я жить не смогу. Просто не смогу – и все. Да что там город, я и в другой квартире, в другой обстановке, наверное, жить не смогу. Тебе это может показаться смешным, это многим кажется смешным, я знаю, но за этим столом сидели еще мои предки. Они не уезжали из Киева даже во время войны. Нашему дому сто лет, и почти столько же времени здесь живем мы, наш род. Для меня уехать отсюда – это все равно что совершить предательство…

Слезы, навернувшиеся на глаза, вынудили сделать паузу.

– Я понимаю, – сказала Ольга, вернувшись за новой порцией грязных тарелок. – Сама так же привыкла к Москве. К квартире не привыкла, в ней нет ничего такого… фамильного, а к городу привыкла. Но, честно скажу, не задумываясь переехала бы в Киев. Если бы Витя захотел. С Киевом меня многое связывает, в детстве я приезжала сюда каждый год, здесь много родственников и, вообще, город очень… теплый. Не Петербург.

– Сравнила! – хмыкнула Галина. – Киев на семи холмах стоит, а не на костях! А вы с Витей разве говорили о возможном переезде? И он не хочет?

Странно как-то. Обычно, приезжая в Киев, сын кричал: «Ура! Я дома!» – и беспрестанно жаловался на то, как плохо живется ему в Москве. Мол, если бы не заработок, не карьера… В этот раз, правда, пожаловаться еще не успел, только-только приехал.

– О переезде мы не говорили. – Ольга криво усмехнулась, и эта усмешка почему-то насторожила Галину. – Я сказала, что была бы не прочь жить с вами в одном городе. Так, мне кажется, было бы лучше для всех. В первую очередь для Вити.

– Почему?

Уж кто-кто, а Виктор, как казалось Галине, совершенно не тяготился тем, что живет вдали от нее. Киеву он радовался, радовался дому, материнской стряпне, встречам с кем-то из старых знакомых, а вот матери ни разу не сказал ничего, выходящего за рамки стандартного «соскучился». «Соскучился» при встречах после некоторой более-менее продолжительной разлуки говорят все, это не выражение чувств, а дань вежливости, обиходное слово. Почти как «здравствуйте» – не пожелание здравствовать, а банальное приветствие.

– Потому что при вас он совсем другой. – Ольга издала звук, который Галина приняла за смешок. – При вас он лучше. Вы для него как… как…

Ольга поставила только что собранные тарелки обратно на стол, закрыла лицо ладонями и беззвучно разрыдалась, успев перед тем оглянуться на дверь – не видит ли ребенок.

– Оля, ты чего?! Зачем?! – заметалась Галина, ожидавшая от разговора с невесткой многого, но только не слез, Ольга была не из «легких на слезу». – Присядь! Попей водички! Не надо плакать… Нет, если хочешь, поплачь, поплачь, пока никто не видит…

«Слез никто видеть не должен, – учил отец. – Слезы – это слабость. Плакать на людях – все равно что к рычащим собакам спиной поворачиваться – укусят, загрызут».

Ольга успокоилась быстро. Умылась наскоро на кухне, потом они поговорили. Разговор, несмотря на то, что Галина услышала много неприятного, получился хорошим, душевным. Из тех, которые сближают даже очень разных людей. Впрочем, все люди очень разные, сходство между людьми, даже связанными родством, бывает лишь иллюзорным, мнимым…

Виктор в это время «лечил нервы» излюбленным способом. Быстро распрощавшись с отцом (тот по глазам все понял и понимающе подмигнул – сам был молод, знаю), он начал обзванивать старых подруг. Кто-то из классиков сказал, что если женщина на самом деле нужна, так, чтобы позарез, то она непременно найдется, и был совершенно прав. Зверь всегда бежит на ловца. Если, конечно, ловец этого заслуживает. Третья из кандидаток на приятное времяпрепровождение оказалась свободной и была не прочь «повидаться». Виктор обзванивал подруг с умом – по мере удаления от дома. Номер Третий жила около вокзала. Каких-то два километра, всего ничего, минута на торг с водилой, пять минут на дорогу.

За это время Номер Третий успела «создать атмосферу». Наскоро помылась (об этом можно было догадаться по мокрым кудряшкам) и зажгла в спальне несколько ароматических свеч. Увидев, что Виктор пришел с пустыми руками (время поджимает, не до магазинов), подавила разочарованный вздох и принесла из кухни бутылку чилийского вина, которая так и осталась не откупоренной. Виктору хотелось секса и только секса, а Номер Третий была не из тех, с кем, по его мнению, стоило церемониться. Тридцать три года, коренастая фигура, толстые щиколотки, некрасивая родинка на шее, хроническая нехватка тепла… Преимущества – легкий характер, готовность к утехам и наличие места для оных. Кроме того, Номер Третий, при всей своей невостребованности, была довольно разборчива в связях, что, во-первых, приятно льстило самолюбию, а во-вторых, в известной мере предохраняло от неприятных последствий.

– Как же я соскучился по тебе! – прошептал Виктор, запуская руки под тонкий шелковый халатик. – Так долго ждать…

– И я соскучилась. Ты мне даже снился иногда…

Оба знали, что это неправда, но в этот момент им хотелось верить, что они действительно соскучились друг по другу.

– Чувствую… – Виктор коснулся пальцами набухшего соска, схватил, потянул.

Томный стон. Другой сосок, казалось, сам прыгнул в руку. Хотелось всего сразу, хотелось как можно скорее, хотелось так, что заныло свербящей истомой все тело.

– Ты – мое сокровище…

– А ты – мое…

Слова были неправдой, а вот ласки, которыми они сопровождались, были искренними в своем нетерпении. Лихорадочные прикосновения, быстрые, кусачие поцелуи, трепет, огонь, ураган…

– Оу-у-у! – восторженно кричала женщина. – Ты – любимый!

– Ты – любимая! – вторил ей мужчина. – Ты – моя!

– И ты мой! Мой! Люби-и-имый…

Волна оргазма накрыла обоих одновременно. Женщина унеслась куда-то ввысь, туда, откуда не хотелось возвращаться, а мужчина почувствовал облегчение, которое очень скоро сменилось чувством умиротворенного спокойствия. Прошептав партнерше на ухо несколько ласковых нежностей, он встал и начал деловито одеваться.

Время поджимало. И вообще хотелось домой. Склонность к разгульной жизни уживалась в Викторе с любовью к дому, домашнему уюту, теплу, семье, жене… Концептуальное противоречие между психологией и физиологией. Личная трагедия. И не только личная.

4

Два года назад у «нефтяника» Нечистяка похитили двенадцатилетнего сына. Запросили полмиллиона евро, предупредили, что шутить не намерены. Но это все похитители так говорят, чтобы «клиенты» были сговорчивее. Нечистяк обратился в милицию. За мужчиной, забравшим из вокзальной камеры хранения сумку с деньгами (полмиллиона, как и было велено, только банкноты не настоящие, а поддельные, из оперативного реквизита), попытались проследить. Задействовали три группы, готовились к долгой слежке, но управились за десять минут. Объект остановил машину возле продовольственного магазина на углу Тургеневской и Павливской, вошел внутрь, и больше его не видели. Не иначе как мгновенно изменил внешность где-то в подсобке (умеючи это секундное дело), сунул сумку в другую и ушел дворами. Район, конечно, перекрыли и прочесали, всех сотрудников магазина просеяли сквозь мелкое сито, но концов так и не нашли. Нечистяка-младшего тоже не нашли. Ни живого, ни мертвого. Слухи ходили разные. Говорили, что у похитителей был информатор в милиции, говорили, что сами милицейские начальники и организовали похищение… Много чего говорили. Версии были разными, но сходились в одном. В том, что надо было тихо-смирно заплатить, не впутывая в дело милицию. Не последние, чай, полмиллиона-то, а сын был единственный, поздний ребенок.