Даниэла Стил - Изгнанная из рая Страница 8

И с этими словами настоятельница снова подняла руку, чтобы в последний раз коснуться плеча той, которую она любила как родную дочь.

— Ты должна простить себя, Габи… — повторила она. — А я тебя прощаю.

Тут Габриэла уронила голову на грудь и залилась слезами. Рука настоятельницы все лежала у нее на плече, и Габриэле не верилось, что это — в последний раз, что она должна уйти и никогда больше не увидит ни матушку Григорию, ни сестер. Монастырь так долго был ей домом — единственным домом, который у нее когда-либо был, а настоятельница и сестры — ее единственной семьей. Но она обманула их ожидания и предала их. Лукавый змий победил. Габриэла доела до конца яблоко с древа познания и должна была навсегда покинуть Эдем.

— Я… не могу уйти… — всхлипнула она. Это была мольба о милосердии, но настоятельница только покачала головой.

— Ты должна, Габи. После того, что случилось, ты не можешь остаться и жить с остальными послушницами и монахинями. Твой уход будет для них благом.

— Я клянусь… Клянусь, что никому не скажу ни словечка!

— Они знают, Габи. В глубине души все они знают, что произошло. Ты должна понять, что даже если ты останешься, ничто уже не будет по-прежнему ни для них, ни для тебя. Ты будешь постоянно чувствовать, что предала их, и в один прекрасный день ты возненавидишь за это и сестер, и себя.

— Я уже ненавижу себя, — призналась Габриэла, подавив очередное рыдание. Она убила единственного мужчину, которого любила, потеряла его ребенка, и теперь ей предстояло лишиться всего остального. По сути, ее изгоняли из монастыря, и сознание этого наполняло Габриэлу таким страхом, что она пожалела, что не может упасть мертвой прямо здесь, в кабинете настоятельницы. Но самое ужасное заключалось в том, что Габриэла понимала — этого не произойдет.

— Габи… — тихо сказала матушка Григория, поднимаясь из-за стола, как в день их первой встречи.

Ей было так же тяжело, как и ее любимой воспитаннице, но она старалась не подавать вида. — Тебе пора идти, Габи.

Габриэла была так потрясена, что перестала даже плакать. Настоятельница вручила ей конверт с деньгами, удостоверением личности и ее водительской лицензией. Потом она достала из ящика стола тонкую тетрадь. Это был дневник, который Габриэла вела на протяжении всего знакомства с Джо. О его существовании, кроме самой настоятельницы, знала только сестра Анна, но матушка Григория была уверена, что та будет молчать.

Габриэла сразу узнала свой дневник, и руки ее затряслись.

— Я… Вы… — Она с трудом встала с кресла, и матушка Григория крепко обняла ее.

— Я всегда буду любить тебя, Габи… — эти слова были обращены и к десятилетней девочке, которой Габриэла когда-то была, и к взрослой женщине, которой она станет, когда труднопреодолимый перевал останется позади. Габриэле предстоял еще долгий путь, и настоятельница знала, что он будет опасен и тернист.

— Я тоже люблю вас, матушка. И я… не могу уйти от вас. Не гоните меня, пожалуйста… — Она прижималась рукой к грубой черной шерсти монашеской накидки и снова чувствовала себя маленькой девочкой, у которой никого не осталось на свете.

— Я всегда буду с тобой, Габриэла. Я буду молиться за тебя.

И, не сказав больше ни слова, настоятельница подвела Габриэлу к двери кабинета и, отворив ее, сделала знак ожидавшей в коридоре сестре Марии Маргарите.

Габриэла шагнула в коридор и обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на матушку Григорию. Слезы ручьями сбегали по ее щекам.

— Прощайте, — шепнула она. — Я всегда буду любить вас.

— Да поможет тебе Господь, — ответила настоятельница и, перекрестив Габриэлу, повернулась к ней спиной. Дверь бесшумно закрылась. Габриэла некоторое время стояла перед ней неподвижно, все еще не веря в то, что с ней произошло. Для нее как будто затворилась дверь к сердцу матери, которой настоятельница была для нее все эти годы. Габриэла не знала, что по ту сторону дверей старая монахиня тихо плачет, уронив голову на стол.

Сестра Мария Маргарита отвела всхлипывающую Габриэлу на склад, где ей выдали комплект нижнего белья и старые, но добротные и крепкие туфли. С платьями неожиданно возникло затруднение. За последние полторы недели Габриэла сильно похудела, поэтому одежда висела на ней как на вешалке. В конце концов она остановилась на мешковатом сарафане из темно-синего полиэстера с желтым набивным рисунком, который был номера на два больше, чем надо, и на еще более уродливом черном с блестками платье. Оно сидело несколько лучше, чем сарафан, да и черный цвет гораздо больше соответствовал душевному настрою Габриэлы. Она быстро обменяла одно черное платье на другое и сложила в побитый фибровый чемодан свои немногочисленные пожитки.

В последнюю очередь Габриэла сняла свой черный головной платок. Она вспоминала, как много раз снимала его для Джо, когда они тайком встречались. Теперь она расставалась с апостольником навсегда — и вместе с ним и с сестрами, с монастырем и со всем, что он для нее значил. Это была цена, которую ей пришлось заплатить за несколько часов блаженства.

Бережно уложив апостольник на стол, застланный светлой клеенкой, Габриэла выпрямилась и повернулась к сестре Марии. Их взгляды встретились, и они некоторое время молча смотрели друг на друга. Сестра Мария Маргарита была первой, кто встретил Габриэлу на пороге монастыря много лет назад. С тех пор она почти не изменилась и по-прежнему напоминала колдунью, но теперь Габриэла твердо знала, что эта колдунья была доброй. Все обитательницы монастыря желали ей только добра, но она сама все испортила…

— Прощайте… — одними губами произнесла Габриэла, и старая монахиня крепко обняла ее. Обет молчания все еще запрещал ей говорить, но не запрещал плакать, и несколько мгновений обе они проливали слезы над неизбежностью расставания и над неизвестностью, которая ждала Габриэлу за порогом монастыря. Ее судьба должна была стать жестоким уроком для остающихся, но старая привратница знала, что никогда и ни за что не расскажет никому о том, какое бесконечное горе она увидела в глазах этой молодой женщины в последние минуты ее пребывания в монастыре.

Наконец они разжали объятия. Габриэла вышла к воротам монастыря вслед за той, что на протяжении двенадцати лет была ее сестрой, а теперь должна была остаться на берегу широкого и бурного моря, в плавание по которому уходила маленькая лодочка Габриэлы. Сестра-привратница медленно отворила маленькую калитку. Секунду Габриэла колебалась, потом шагнула за порог и остановилась, не в силах совладать с дрожью в коленях. Это был шаг в пустоту, во мрак неизвестности. Габриэла обернулась в отчаянии, бросив на старую монахиню последний взгляд, исполненный мольбы. Но Мария Маргарита только покачала головой и медленно затворила калитку. Полуденное солнце ярко блеснуло на латунном кольце, и Габриэла услышала лязг задвигаемого засова.