Мария Барская - Битую чашку – из жизни вон! Страница 8

Милка думала недолго:

– Если бы ему это было интересно и важно, поехала бы.

– И все бросила бы? – изумилась я. – Свою передачу на телевидении, жизнь, к которой привыкла? Детей из хорошей школы забрала бы?

– Насчет детей вопрос сложнее, – заколебалась Милка. – Но, наверное, и там что-нибудь приличное для них нашлось бы. А передачу мне как раз совсем не жалко. Я к ней еще не особенно привыкла. Кстати, и взялась-то за нее только из-за детей, потому что заработок приличный. А так, может, и отказалась бы. Очень тяжело блоками записываться. Вся неделя на нервах. А когда я нервная, Костя тоже нервничает, и дети. Весь привычный график жизни нарушается.

– Милка, но это ведь твоя собственная передача! Люди мечтают об этом. Добиваются изо всех сил. Ты же благодаря своей «Ложке-поварешке» стала такой известной!

Она пожала плечами:

– И какая от этого радость? Одни неудобства. В магазин теперь не могу спокойно выйти. Узнают, пальцами тыкают или смотрят, что я покупаю. Ужасно неприятно. Да, если бы Костя нормально зарабатывал, бросила бы к черту!

– Не бросила бы! Не верю!

– Верь не верь, но я-то себя лучше знаю. Меня вполне устраивала моя прежняя жизнь: дом, семья, спокойная работа на радио. А сейчас столько лишней суеты! Она меня раздражает. Некоторые любят находиться в центре внимания, а мне не нравится. Мне мои передачи на радио были гораздо ближе. Такие уютные, домашние. И «Скатерть-самобранка», и «Бабушкины сказки».

– Чем, собственно, «Скатерть-самобранка» отличается от «Ложки-поварешки», за исключением того, что тебя в ней видно?

– Именно этим и отличается. В «Скатерти-самобранке» я должна все цвета, вкусы и запахи передавать голосом, интонациями.

Я усмехнулась:

– Наше телевидение, по-моему, тоже пока запахов и вкусов не научилось передавать.

– Разве в этом дело, – Мила совершенно по-детски надула губы. – Там эта шаблонная хай-тек-кухня, шаблонные улыбки, шаблонный сценарий. Все такое холодное, картонное, обезличенное, даже еда, которую я готовлю.

– Ну, не знаю. Пирог очень даже личностный получился, с ярко выраженным характером.

– Что, живот заболел? – встревожилась Мила. – Может, не допекла?

– Наоборот, очень вкусно. И успокаивает.

– Значит, не зря старалась, – облегченно выдохнула она. – И все равно, мне моя прошлая жизнь и работа нравились больше. А самое страшное, я боюсь к этой новой жизни привыкнуть.

Вот этого я уж и вовсе не понимала.

– Почему?

– Потому что если я в результате привыкну и войду во вкус, а передачу закроют... Сама знаешь, как у нас на телевидении. Сегодня она есть, а завтра ее ликвидировали и о тебе все забыли. Представляешь, как трудно будет назад возвращаться?

– Тебя послушаешь, лучше вообще ничего в жизни не начинать, потому что все когда-нибудь кончается. По-моему, это неправильная позиция. Ты должна расценивать эту передачу совсем с другой точки зрения. Считай, что это первая ступенька лестницы, которая поведет тебя вверх.

– Юлька, не надо мне вверх! Мне и здесь хорошо.

– Опять не верю. Было бы хорошо, ты бы сразу от телевидения отказалась, даже пробовать бы не стала. Но ты ведь согласилась, значит, тебя что-то не устраивало и хотелось большего. И совершенно правильно поступила. Свое радио ты давно переросла.

– Наверное, ты в чем-то права, – неуверенно произнесла она.

– Абсолютно права, – заверила я и только тут спохватилась: я ведь приехала к Милке поплакаться по поводу своей загубленной молодости и личной жизни, а вместо этого ем ее пирог и разбираю ее проблемы. Как же так?

В ответ на мой невысказанный вопрос Мила улыбнулась, и на ее пухлых щеках появились две ямочки:

– Да это я просто тебя отвлекаю. Ведь легче стало?

– Легче, – признала я. Но это от пирога. Знаешь, я тебе для него название придумала: «Утешение для разбитых сердец».

– Замечательно! – воскликнула Мила. – Так мы его в передаче и назовем.

– Ты-то назовешь, а мне что теперь делать?

– Что делать? – посмотрела на меня Мила. – Жить дальше и радоваться тому, что у тебя есть.

– Ничего у меня теперь нету! – Я опять ощутила себя покинутой и несчастной. – Он же подло меня обманул! Я на него угрохала пять лет своей жизни. Между прочим, уже и не очень молодой.

– Ты ради Романа чем-то пожертвовала?

– Да вроде нет, – вынуждена была признать я.

– Вот именно. По-моему, эти пять лет тебя все устраивало. Ты даже замуж за него не особо торопилась.

– Не торопилась, но собиралась, когда остальное устроится, – уточнила я.

– Так оно, в общем, и устроилось. Но именно тут ты и отказалась связать с ним жизнь. Значит, Роман для тебя не самое главное в жизни.

Я обиделась.

– К тебе пришли за сочувствием, а ты мораль читаешь.

– Вовсе нет, – улыбнулась Мила. – Просто стараюсь снять гнет с твоей души.

– Да ты же, наоборот, не снимаешь, а взваливаешь. Мол, сама во всем виновата.

– Опять ничего не поняла, – Мила вздохнула. – Ты ни в чем не виновата. Просто жизнь с Романом тебя устраивала только при определенных условиях.

– Не делай из меня меркантильного монстра! Я ведь его любила.

– Может, и правда любила, – без особой убежденности отозвалась она. – Но не настолько, чтобы уехать с ним.

– А почему все должны быть женами декабристов? Если любишь, то обязательно в Сибирь. А если не согласна – значит, не любишь. А может, это он недостаточно меня любил, чтобы здесь всего добиться?

– Во-первых, вероятно, тут он не мог добиться того, что ему предложили там, – ответила подруга. – А во-вторых, и это, наверное, главное, – скорее всего, ваши отношения просто себя исчерпали. Не одно, так другое привело бы к тому же результату. Просто его назначение стало для вас катализатором.

– И он, воспользовавшись предлогом, отнял у меня все! Слушай, Милка, а как ты думаешь, он один туда уехал?

У нее глаза вылезли на лоб:

– Другая женщина?

– Ну, если следовать твоей логике и наши отношения уже изживали себя, а, как говорится, со стороны виднее, то вдруг он раньше меня это почувствовал и подстраховался? Если так, я ему никогда не прощу!

– Какая теперь-то разница, раз ты ему всего остального простить не можешь, – удивилась Мила.

– Очень даже большая! – горячо возразила я. – Отъезд я, может, ему когда-нибудь и прощу, особенно если у меня все наладится. А вот другую бабу… – У меня перехватило дыхание. – Да никогда!

– Знаешь, мне кажется, Роману от твоих прощений уже ни жарко ни холодно.

– Это мы еще поглядим! – совсем разошлась я. – Еще как жарко будет! Уж я постараюсь! – У меня вдруг возникла идея, и я заговорщицки продолжила: – Слушай, Милка, а ты не могла бы сподвигнуть своего Костю под каким-нибудь предлогом позвонить в Краснодар и выяснить, один он там или нет?