Керстин Гир - Чистосердечно привирая Страница 8

– Он назвал свою дочь в честь журнала? – озадаченно спросила Виви.

– Чушь! – воскликнула Карла и добавила приглушённым голосом. – Он назвал журнал по дочери. У него такая причуда: все свои журналы он называет по женщинам своей жизни. «Пенелопа», «Белинда» и «Долли» – это всё имена бывших жён Фредеманна. Когда-то был журнал по рукоделию «Регина» – так звали его мать.

– И по кому он назвал журнал «ТВ-Обзор»? – хихикнула Соня.

– Вот так ловкий Бирнбаум! – пробурчала Карла. – Увивается вокруг дочери владельца. Теперь мы знаем, каким образом он вдруг появился у нас словно ниоткуда, а старую добрую Цимперих услали на пенсию! Она должна была освободить место для будущего зятя главного шефа! И, наверное, он стоит за всей этой кадровой чехардой! Они же, боже мой, уволили пол-редакции!

– Ну это неправда, – вмешалась я. – Парочку сотрудников перевели в другие отделы, и большинство из них при этом только выиграло. А что касается Цимперих, то ей семьдесят два. Вся редакция была либо сильно пожилой, либо глубоко беременной, и это явно отразилось на журнале: в конце концов у нас стали помещать рекламу только производители чистящих средств для вставных челюстей и изготовители готовых каш. Честно говоря, это просто чудо, что Фредеманн дал нам ещё один шанс. Любой другой просто-напросто изъял бы «Аннику» из программы.

– Ну, всё было не так уж плохо, – обиженно ответила Карла. – У нас всегда была замечательная рабочая атмосфера, совершенно расслабленная и свободная. Ну да, со старыми кошёлками часто возникали свары, но Цимперих никогда никому не сказала ни одного худого слова, никогда! Я была для неё чем-то вроде дочери. А для Бирнбаума я всего лишь секретарша.

– Он у нас только два дня, – возразила я. – И в том, что он говорит, много правды.

– Ты забыла, что он сегодня выгнал меня с совещания!

– Он тебя не выгнал, он только… ну, это было что-то вроде перераспределения обязанностей. Радуйся, что теперь тебе не надо будет присутствовать на этих совещаниях, ты же всегда ненавидела протоколирование.

– Ну давай, защищай его! Всё ясно, он тебе нравится, старая ты карьеристка. Утром было противно смотреть, как ты на виляла перед ним хвостом!

– Что ты всё время это повторяешь! Ничего я не виляла, – возразила я.

– Нет, виляла! – Карла повернулась к Виви и Соне. – Ещё как виляла. И улыбалась ему, как будто ей мёдом намазано! И это несмотря на то, что он заставил реветь бедную Штеффи!

– Маленькое примечание: бедная Штеффи, с тех пор как забеременела, ревёт не переставая. Вчера она разрыдалась из-за того, что уборщица позабыла выбросить мусор из её корзины для бумаг. Бирнбаум вовсе не такой плохой, каким ты его тут представляешь.

– Для меня он был и остаётся задницей. А ты подлиза. – Карла бросила мрачный взгляд на нашего шеф-редактора и Аннику Фредеманн. – И что она в нём нашла? Могла бы подобрать себе кого-нибудь получше. До недавнего времени она была вместе с этим классным режиссёром – как бишь его звали? А до того – с тем парнем из «Формулы 1», Хайни. Ну разве это справедливо? Человек рождается дочерью богатого издателя, а в качестве подарка получает ещё и тело супермодели! Ей уже за тридцать, но разве по ней видно? Это просто отвратительно! Девчонки, пойдёмте куда-нибудь в другое место. Только давайте незаметно!

Глава 4

Никакая я не подлиза! Подлизываться совершенно не в моём характере. Я всего лишь не разделяла всеобщей нелюбви к Бирнбауму. Ведь он был прав: «Анника» – это просто катастрофа. А кто из тех, кто участвовал в создании этой катастрофы, был готов услышать такое? Разумеется, никто. Я недавно работала в журнале, поэтому моя доля вины была относительно небольшой. Возможно, по этой причине я ничего не имела против Бирнбаума.

На его дружелюбное «Доброе утро!» все, кроме меня, отозвались невнятным бормотанием типа ворчливого «гммм». Только я громко и отчётливо ответила «Доброе утро» – неужели из-за этого меня надо сразу же зачислять в подлизы?

В ожидании Бирнбаума мы все сверхпунктуально разместились за овальным столом. Настроение было подавленное. Особенно у трёх наших «ископаемых» – по их лицам казалось, что им вот-вот предстоит страшный суд.

– Я слишком стар для этого, – сказал наш арт-директор Дитхельм Блюме, который никак не мог переварить бирнбаумову критику устаревшего дизайна. – И я не позволю какому-то недозрелому фрукту указывать мне, как работать! – Господин Блюме называл «недозрелыми фруктами» всех, кто был моложе пятидесяти. Что касается сравнения с фруктом, то он сам напоминал скорее то чёрное, сморщенное нечто, которое я на днях извлекла из нашего холодильника и которое, как считал Филипп, было когда-то морковкой.

– У этой молодёжи только одно на уме, – заявила наша фоторедакторша Флизнер. Тридцати-, самое большое тридцатипятилетний Бирнбаум годился ей в сыновья и, возможно, даже во внуки. Однако мы все были уверены, что Флизнер ни разу в жизни не сделала ничего такого, что могло бы привести к беременности. – «Секси, трэнди» – в наше время они уже не в состоянии найти слов на родном языке!

Наша редакторша текстов Изольда Кёниг прогнусавила:

– Если он мне запретит Пауле, я уволюсь! – Фрау Кёниг добилась у фрау Цимперих разрешения приводить на работу свою таксу, престарелого кобелька по имени Пауле, который обычно лежал под столом и тихонько сопел.

– Бирнбаум наверняка выгонит бедного маленького пёсика из редакции, – откликнулась Марианна, ведущая раздел «Актуальные репортажи» и являющаяся моей непосредственной начальницей. – Вот увидите, Пауле покажется ему недостаточно «секси и трэнди»!

Марианна, если хотела, умела быть откровенной подпевалой: ещё совсем недавно «бедный маленький пёсик» назывался у неё «проклятущей шавкой» – после того как он изгрыз её туфли от Прада. Отношения между тремя «ископаемыми», как мы называли Блюме, Флизнер и Кёниг, и остальной частью редакции были в основном напряжёнными, но антипатия к Бирнбауму объединила всех.

– Он сказал, что мой кофе пить невозможно, – присоединилась Карла к общему хору. – Можно подумать, что меня наняли варить тут кофе!

– А теперь он даже не соизволит прийти вовремя, – подала голос Анке Клостерманн (именуемая «Клостерфрау» – монашка), которая до сих пор занимала должность заместителя главного редактора, а также вела страничку о здоровье – двойной пост с высокой степенью ответственности. В данный момент Монашка переживала климакс и никак не могла определиться, к какому лагерю примкнуть – к «ископаемым» или к нам. Для надёжности она ворчала на всех.