Анри Труаия - Снег в трауре Страница 8

Он так частил, что Исай инстинктивно съежился, как под проливным дождем. Слова лились на него рекой: «Домишко.., продадим.., войти в долю...» Потом он почувствовал сильный удар в грудь.

– Мы не можем продать дом.

– Почему?

– Мы оба здесь родились, здесь родился отец, дед...

– Вот именно. Их пример как раз и доказывает, что в этой дыре хоть всю жизнь надрывайся, как каторжный, а так ничего и не наживешь. А дом? Ты посмотри, что в нем хорошего?

– Но это же дом, – удивился Исай.

По правде сказать, попроси у него Марселен отрезать себе руку или ногу, то и тогда он не был бы так поражен, как сейчас. Он накрепко прирос к этому дому. Он был ничто без этой развалюхи, но и она была ничем без него. Марселен сделал шаг вперед. Свет от окна лег ему на лицо. В глазах не было злобы.

– Я понимаю, – снова заговорил он. – Мне тоже нелегко оставлять этот дом. Но когда идешь вперед, нужно освободиться от лишнего груза.

– Дом – не балласт, – ответил Исай.

– Нет, балласт, если на нем нельзя заработать.

– Где же я буду жить, когда мы продадим дом?

– В другом доме.

– С тобой?

– Нет, не со мной. Я же сказал, что переберусь в город.

Исай тряхнул головой.

– Как же я без тебя?

Он невольно вспомнил ту ночь, когда Марселен появился на свет. Он представил, как держал в руках беспомощный кричащий комочек, а мать, обнаженная, стонала, лежа на перепачканных простынях.

– Если не хочешь жить один – женись, – сказал Марселен.

Тельце новорожденного еще стояло у него перед глазами, и этот новорожденный говорит с ним внушительным, властным тоном.

– Пятьдесят два – еще не старость. Да и есть тут одна, она не прочь выйти за тебя:

Мари Лавалу...

Он сказал это так внезапно, что у Исая перехватило дыхание. Вся кровь прилила к лицу.

– Не трогай Мари Лавалу, – прервал его Исай, но Марселен не унимался.

– Она на пять лет старше тебя. Ну и что?

Недурна собой да к тому же здоровая, чистоплотная, работящая. Дом подновить немного – будет лучший в деревне. В одиночку ей трудно вести хозяйство. Ей нужен в доме мужчина. Ты же бегал за ней тридцать лет назад. Сам ведь мне рассказывал...

Да, так оно и было. Когда-то Исай был влюблен в Мари Лавалу. Но он робел перед женщинами и не открылся ей. Она жила одна с родителями. Ждала. Бледнела. А он мешкал. Ее родители умерли почти одновременно. Она переехала в долину: пошла в работницы к кюре. Исай долго молча переживал разлуку. Потом забыл ее. Из-за гор, которые все больше забирали его. Через двадцать девять лет кюре умер. Мари Лавалу вернулась в деревню и поселилась в большом пустом доме.

– При встрече со мной она всегда говорит о тебе, – продолжал Марселен. – Тебе будет хорошо у нее. Она станет ухаживать за тобой. Ты ни в чем не будешь испытывать недостатка. В таком возрасте, да при твоем здоровье она просто находка. А я буду часто навещать тебя.

Исай не мог понять, как пухленькая, цветущая девчушка времен его молодости могла превратиться в угловатое существо с тусклым взглядом и обвисшим подбородком.

Всякий раз, когда он думал о ней, у него возникало чувство, что Господь Бог сыграл с ней злую шутку...

– Нет, Марселен. Поздно мне думать о женитьбе. Если ты уедешь, я останусь один. И умру один. Но ты не можешь хотеть мне смерти.

– Конечно, я не хочу твоей смерти, – раздраженно сказал Марселен.

– Вот и хорошо.

Марселен почесал затылок.

– Ну тогда, если ты ни в какую не хочешь жениться, мы сделаем по-другому... Ты видишь, я все предусмотрел...

– Да, Марселен.

– Когда мы продадим дом, я уеду, а ты перейдешь к Жозефу на то время, пока я не устрою свои дела с Огаду... Тогда ты приедешь ко мне... Поселишься в моем.., доме. И мы снова заживем одной семьей... Дружно... Как братья... Ты согласен?

Он явно начал терять терпение. Он наклонился над братом, будто хотел покрыть его своей тенью, подчинить своим мыслям. Исай видел над собой блестящие глаза, диктующие свою волю. Чувствовал его горячее дыхание у себя на лице.

– Чего ты ждешь? Отвечай!

– А как же дом? Выслушай меня. Когда ты поймешь, ты согласишься со мной.

Взгляд Марселена стал жестким, отчужденным.

– Это ты должен понять, а не я. Я слишком добрый. Вожусь с тобой. А какой с тебя прок? Мозги-то все вышибло!

– Зачем ты об этом, – сказал Исай умоляющим тоном.

– А что, не нравится? Терпи. Теперь твой черед. Я тебя терпел многие годы.

– Но я не стеснял тебя. Я всегда во всем был с тобой согласен.

– Да, ты был покорным, как бревно покорно тому, кто спускает его с гор. С тех пор, как я вернулся из плена, я живу с бревном.

Мы просыпаемся, едим, работаем, снова спим. Перебрасываемся парой слов за день.

По-твоему, это жизнь? Но я все сносил. Из жалости. Именно из жалости. Я думал, ты отплатишь мне добром. Я ошибался. Болван, упрямый болван! Хватило небольшой просьбы, чтобы он уперся... Отвечай, ты дашь мне продать дом? Да или нет?

Дрожь прошла у Исая по затылку. Голова раскалывалась. Он медленно протянул руку, потрогал стену дома. Ему надо было убедиться, что дом на месте, цел, все еще принадлежит ему.

– Нет, – ответил он.

Марселен отступил назад. Губы передернуло нервной ухмылкой.

– Ну так вот! Имей в виду, – сказал он. – Я все узнал у нотариуса. Ты не можешь отказаться от раздела имущества. – При этих словах он вынул из кармана листок бумаги и сунул его Исаю.

– Мэтр Петифон мне записал. Читай:

"Статья восемьсот пятнадцатая Гражданского Кодекса: «Любой гражданин может потребовать раздела имущества, невзирая на запрет и возражения противной стороны». По-моему, все яснее ясного.

– Не знаю, – сказал Исай.

– Дом принадлежит нам обоим, и закон дает мне право, когда я пожелаю, если пожелаю, продать его и получить свою долю.

– Когда пожелаешь, если пожелаешь?

– Да. А ты выбирай. Или мы договоримся по-доброму, найдем покупателя, назначим хорошую цену и поделим деньги. Или дом пойдет с молотка, по суду.

Он бросил бумагу на стол.

– Прочти. Здесь все написано...

Исай провел рукой по холодной, шероховатой стене. Он гладил дом, как живое существо.

– Никто не может заставить человека уйти из родного дома. Ни судьи, ни нотариусы, ни полиция.

Марселен расхохотался, раскосые глаза сузились, зубы обнажились по самые десны.

– Вот дурья башка! Да кто ты такой! Кто тебя слушать станет. А будешь упрямиться, тебя упрячут, куда подальше. И не в тюрьму. а в сумасшедший дом. Давно пора!

Перед глазами мелькнула огненная вспышка. В голове кружил водоворот мыслей. Все тело содрогнулось от наполнившей его небывалой силы. Исай встал во весь рост. Занес над головой тяжелые кулаки. Изо рта рвались жалкие нелепые звуки.