Эстер Браун - Маленькая леди и принц Страница 8

Я снова взглянула на ее румяные щеки, потом на увеличившуюся грудь, и тут до меня дошло.

– Поздравляю! – прошептала я, радостно пихая ее локтем.

Эмери прищурилась.

– Тсс! То есть… я не понимаю, о чем ты.

Я закатила глаза.

– Послушай, я никому ничего не выболтаю. Поздравляю! Собираешься открыть свой секрет за ужином? Боже! Как же здорово!

Эмери бросила на меня взволнованный взгляд и беспокойно осмотрелась по сторонам.

– Тише ты! Ничего я не собираюсь говорить. Папа не должен ни о чем знать. Только представь, что будет! Едва он услышит, что у нас появится наследник, засадит меня под домашний арест. А я не желаю тут торчать, смотреть, как он без конца дает интервью.

– Молчу,– пообещала я, светясь от счастья. – Когда ждете?

Тонкая бровь Эмери изогнулась.

– Точно не знаю.

– Что?

– Что-что! – Эмери подняла глаза к потолку, будто я задала самый неуместный вопрос. – Не знаю. Через четыре месяца. Или три. В общем, наверное, летом.

– Но, Эмери… – начала я.

– Дорогие мои, надо было предупредить меня, что напитки уже подали! – произнес знакомыйголос.

– Ей-богу, эта женщина за полмили услышит, что откупоривают бутылку,– пробормотала Эмери, а я вскочила с кресла, чтобы поздороваться с бабушкой.

Бабушка, единственная в клане Ромни-Джо– унсов, радовалась встречам со мной. Терпеть мою семью можно было лишь в те вечера, когда компанию украшала бабушка. Нельзя не признать, что и она страдает легкой склонностью к скандалам, однако это отнюдь не характерные для отца разбирательства из-за уклонения от налогов, а клубные и изысканные приключения в гламурном духе пятидесятых.

– Выглядишь превосходно! – воскликнула она, заключая меня в облако из шифона и аромата «Шалимар». – А куда подевался твой очаровательный друг-американец?

– Пошел смотреть меч,– ответила я, позволяя бабушке поправить мою черную блузку и тайком поглядывая на свое отражение в пыльном зеркале над камином.

Благодаря небольшому бабушкиному коррективу мой стиль из «полуслоунского» [1] превратился в «Дольче вита». У бабушки определенно легкая рука.

– Я специально не спускалась, пока не приедешь ты,– шепнула бабуля. – Не выношу их всех. Уильям набивает желудок с той минуты, как они приехали, будто участвует в конкурсе «Кто больше съест». А Ларс с Аллегрой уже расколошматили дверь.

Не успела я спросить о причине очередной ссоры, как раздался жуткий грохот, и все в гостиной подскочили с мест дюйма на три.

– Ужин подан!

Отец усмехнулся, размахивая колотушкой для гонга. Он обожал созывать всех к столу с помощью кошмарного гонга. Говорил, это семейная реликвия, но бабушка как-то поведала мне, что отец забрал гонг из кинотеатра в Чиппенхеме, в семидесятые, когда его закрыли.

– Он определенно перегнул палку с загаром,– негромко заметила бабушка. – Того и гляди пойдут разговоры о каникулах и средствах на организацию местных праздников.

Джонатан стоял на пороге рядом с папой. Казалось, поход к оружию выбил его из колеи лишь самую малость. Он протянул мне руку и ни словом не обмолвился о том, что в доме, за исключением пятачка перед камином, ужасно холодно. Я это оценила.

– Как пообщались? – шепотом полюбопытствовала я, когда мы шли по стылому коридору в столовую.

– Я сказал твоему отцу, что у меня есть охотничье ружье,– прошептал в ответ Джонатан. – И что у нас в школе была пушка, из которой мы стреляли на Четвертое июля. По-твоему, этого достаточно?

– Вполне.

Я вздохнула с облегчением.

– Про «узи» упомяну в следующий раз,– задумчиво добавил Джонатан. – Решил приберечь разговор на крайний случай.

Я удивленно взглянула на него. По-моему, это была шутка. Порой невозможно понять, всерьез Джонатан говорит или дурачится.

Мы вошли в столовую. Сегодня она выглядела мрачнее обычного, потому что мама где-то откопала серебряные канделябры и решила ради столь торжественного случая не включать электрический свет. Бедняга миссис Ллойд, домработница! Должно быть, чистя серебро, натерла себе мозоли.

Впрочем, с таким освещением были не видны слои пыли и паутины, глаза развешанных тут и там оленьих голов поблескивали, а обшитые дубом стены выглядели как никогда торжественно.

– Какая красота! – воскликнула Аллегра. Мрак был ей очень к лицу.

– Я не увижу еду в тарелке,– заныл Ларс, садясь напротив меня.

– По-моему, британские блюда лучше не рассматривать,– весело заметил Уильям.

– Уильям,– машинально произнесла Эмери.

Она выглядит уставшей, с тревогой подумала я. Может, стоит намекнуть о ее положении маме? Эмери почувствовала на себе мой взгляд и нахмурилась.

Пока отец откупоривал бутылки с вином, бабушка заняла самое удобное место, где он ее не мог видеть. К тому же она оказалась со всех сторон окружена мужчинами: по обе стороны от нее сидели Джонатан и Ларс, а напротив – Уильям.

Стол был длинный, поэтому казалось, что старая серебряная корзина с булочками стоит дальше, чем на самом деле. Сторонний наблюдатель тотчас заметил бы, что стулья сдвинуты к маминому краю, а отец пыхтит и злобствует в некотором отдалении от остальных.

К моему великому стыду, родители, продолжая в духе смехотворного представления в гостиной, решили попотчевать нас томатным супом, лазаньей, молодым картофелем и ужасной смесью из нарезанной кубиками моркови с горохом, которой так любят кормить в школах и больницах. Хуже того, миссис Ллойд заставили надеть поверх черных брюк передник и подносить нам всю эту дрянь в серебряных тарелках.

Вино, однако, как и всегда, текло рекой. В основном в рот отца.

– Мелисса! – гаркнул он. Его новые зубы загадочно поблескивали в сиянии свечей. – Чего ты набросилась на картошку?

– Я положила всего две штучки!

Я выронила ложку, будто она вдруг раскалилась.

Джонатан, сидевший по правую руку от отца, выразительно посмотрел на меня. Он всегда повторял, что мне следует быть потверже в общении с родственниками. Ради него я вымучила нервный смешок, прикидываясь, будто подумала, что отец шутит, хоть и знала наверняка: шутками тут и не пахнет.

– Может, ты хочешь, чтобы я передала блюдо тебе?

– Нет,– отрезал папаша. – Не хочу. Если бы хотел, так и сказал бы. Джонатан, ради бога! Оставь в покое мою ногу.

Аллегра, сидевшая слева от отца, заглянула под стол.

– Это Дженкинс, пап. Наверное, тоже мечтает поскорее уничтожить ужин. Попрошайка несчастный!

Она махнула рукой на старшего из двоих маминых бассет-хаундов.

– Вот почему нам приходится довольствоваться низкожирной лазаньей, мои дорогие,– объяснила мама. – Дженкинс напакостничал: украл со стола и съел кусок баранины. – Она вновь наполнила свой бокал из ближайшей бутылки. – Такая же участь постигла и птифуры. Плохой мальчик, Дженкинс! – добавила она, снисходительно улыбаясь.