Анна Харрелл - Вероломство Страница 8

Но тут послышался милый, несолидный возглас Май: «Папка!», и он улыбнулся. Дочь приглашала его на выход. Потом она спохватилась и придала своему голосу то, что с точки зрения четырнадцатилетней девочки было светскостью:

— Папа, ты еще не готов? Лимузин ждет.

«Только для тебя», — подумал Джед и справился-таки с галстуком, с третьей попытки соорудив простой, в общем-то, узел. Быстро осмотрел себя в зеркале. Классический смокинг скрывал его возраст. И бостонские Вайтейкеры, и сан-францисские Слоаны, увидев его сегодня вечером, с радостью признали бы его своим. У него были крепкие скулы Слоанов, темные волосы, круглые глаза чирка и присущий им всем щегольской вид. А ростом (в нем было под метр девяносто) и телосложением он пошел в маму, вторую из четырех жен Уэсли Слоана, которая несколько лет назад удалилась из бостонского общества и теперь жила на восточном побережье Канады в так называемой добровольной ссылке. И была довольна как никогда.

— О! — присвистнула Май, увидев Джеда во всем великолепии. — Скажи — некрасивый!

Он рассмеялся:

— Да и ты не уродина.

Май наморщила хорошенький лобик. Она была наполовину вьетнамка — американо-азиатка. Невысокая, тоненькая девочка, гибкая и сильная, с вьетнамскими миндалевидными глазами и четко обозначенными скулами. Но широкий подбородок и красноватый оттенок черных волос ясно говорили о присутствии англо-саксонской крови. В азиатском квартале ее сочли бы за белую, в белом квартале — за азиатку. Джед с малых лет учил ее быть самой собой, но недавно обнаружил, что Май не уверена, кто она такая. Он попытался объяснить. Во Вьетнаме американо-азиатов называли «буй дой», то есть пыль жизни. Джед ненавидел это выражение, ведь для него Май была светом всей жизни.

— Вот так комплимент, — сказала она отцу.

— Чтобы ты не слишком заносилась. К концу вечера будешь купаться в комплиментах. Ну что, готова?

Яркий блеск глаз дочери говорил Джеду о том, что его единственный ребенок в предвкушении. Было видно, как хочется ей поскорей сесть в шикарный лимузин, довольно неуместно смотревшийся на фоне их маленького оштукатуренного дома на Рашн-Хилл. Она с трудом сдерживалась. Прилежная девятиклассница, Май не утратила непоседливость раннего детства, направив ее в новое русло. Джед и сейчас ждал, что она подбежит к автомобилю, стукнет ножкой по шинам, залезет под капот, посидит на каждом сиденье, испробует все рукоятки и кнопки. Год назад так бы и было. И бывало, по свидетельству деда.

Сегодня, однако, она величаво подошла к элегантной машине, стараясь не помять платье из гладкой, с холодком, бордовой материи, которое удивительно шло к ее нежной коже. Май вежливо поблагодарила шофера, открывшего перед ней дверцу, назвала его по имени, Джорджем, и села на заднее сиденье совсем как взрослая.

Джед обошел машину и сел рядом с Май. Лимузины он ненавидел еще больше, чем смокинги. С дочерью они обычно колесили по Сан-Франциско на стареньком незамысловатом пикапе «Форд-Эскорт», но чаще ходили пешком или пользовались общественным транспортом.

Проигрыватель компакт-дисков привел Май в дикий восторг. Она всплеснула руками:

— Когда это дедушка успел?

— Он обожает всякие штучки, — спокойно заметил Джед.

Уэсли Слоану было шестьдесят пять. Архитектор с международной известностью, он мог потакать своим дорогостоящим причудам. Предложения войти в его сан-францисскую фирму, которые постоянно получал Джед, вызвали бы у большинства архитекторов черную зависть, но Джед, старший из троих детей Уэсли, упорно отказывался. Он предпочитал работать сам по себе, в маленькой студии на заднем дворе своего дома, специализируясь в реставрации, пристройках, перепланировке — в «изящном плотничестве», как называл это отец. Правда, единокровная сестра Джеда Изабель только что получила диплом магистра архитектуры лос-анджелесского отделения Калифорнийского университета и, кажется, была не против окончательно перебраться в Сан-Франциско. Джед надеялся, что отец удовлетворится хотя бы этим. Уэсли Слоан знал — Джеда не переубедить, но он был не из тех, кто легко мирится с поражением.

Если бы Уэсли мог себе представить, до чего его внучке нравится кататься на лимузине, то он посылал бы к ней машину ежедневно, наплевав на мнение Джеда. Может быть, он даже купил бы такую машину лично для нее и нанял шофера, но за тридцать девять лет Уэсли хорошо изучил характер сына. Если Джед отказывается от материальной поддержки Вайтейкеров и Слоанов, то уж лимузина на своей дорожке он точно не потерпит.

Вечер выдался прохладный, сырой, туманный. В такую погоду Джед с особой силой ощущал свое одиночество. Он молча смотрел в окно, пока автомобиль спускался по извилистой, узкой улице с Рашн-Хилл. Май поставила один из полдюжины компакт-дисков, заботливо приготовленных для нее дедом. Джед улыбнулся, подметив контраст между мягкой обивкой лимузина и песенкой о женщине, которая добивалась, чтобы ее опять взяли на работу официанткой: «Дайте мне веник — и я сотворю чудеса: размету себе дорожку я на небеса…» Май подпевала.

Перед входом в элегантный, недавно открытый отель «Вилла», построенный по проекту Уэсли Слоана, собралась небольшая толпа. Уэсли Слоан и его очередная супруга давали ежегодный благотворительный бал — одно из главных событий в весеннем календаре светской жизни Сан-Франциско. Уэсли посылал приглашение внучке каждый раз с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, но только в этом году Джед смягчился и разрешил принять приглашение. Теперь Май должна, как когда-то и он, сама определить свое отношение и к Вайтейкерам, и к Слоанам, не испытывая давления ни с чьей стороны.

Но мир так жесток, а она — его ребенок. Его ребенок. И это он должен ее защищать, хоть и верил, что Май — сильная девочка.

Май дотронулась до его руки:

— Посмотри, папа…

Джед уже заметил. Когда лимузин подъехал к тротуару, из тумана вдруг возникли десять мотоциклистов на «Харлей-Дэвидсонах», взяв автомобиль в полукольцо.

— Что это, Джордж? — спросил Джед.

— Не знаю, мистер Слоан, — ответил водитель. — Кажется, мы попались.

— Они собираются к нам пристать? — спросила Май, стараясь скрыть беспокойство.

Джед отрицательно помотал головой:

— Нет, тут слишком много народа. Думаю, они просто хотят нас припугнуть.

Парни крутили рукоятки газа, поднимая невообразимый шум, заглядывали в окна лимузина и строили рожи. Вид их был отвратителен: ожиревшие, татуированные, нечесаные. Шпана. Джед заметил двоих полицейских, неторопливо отделившихся от толпы. В стороне щелкал затвором фотокорреспондент.