Анхела Валвей - Охота на последнего дикого мужчину Страница 8

Крысенок растет у меня внутри, как ребенок в животе Гадор. Это не удивительно, ведь он только и делает, что ест, а я – его пища.

– Если бы я не была беременна. – Гадор ворочается под простынями, пытаясь поудобнее устроить свой вздувшийся живот.

– Ладно, Гадор, хватит. Пора спать. Завтра мне на работу.

Вдруг у Гадор, будто по какому-то сигналу, открываются шлюзы, и она начинает всхлипывать, как овца.

– Слушай, Гадор… – Я поднимаюсь и зажигаю лампу на ночном столике. – Теперь в чем дело?

– Ни в чем. Просто я больше не могу, черт возьми!

– Успокойся, это нехорошо в твоем состоянии…

– В моем состоянии нельзя даже дышать. Представь себе. Конечно, ты не можешь представить. Ведь ты… ты… – она снова начинает всхлипывать, но на этот раз я уже запаслась туалетной бумагой и передаю ей длинный и мягкий сверток. – Ты не замужем, ни с кем не связана, никто тебя не дергает за юбку и не брыкается у тебя внутри, у тебя нет мужа, который трахается с другой сразу после вашей свадьбы и который купил себе видеокамеру, хотя тебе приходится экономить даже на завтраках – все время печенье и никаких круассанов с мармеладом. Он развлекался с другой и все снимал на видеокамеру, купленную только благодаря тому, что я все время старалась тратить поменьше денег на завтраки, покупая печенье вместо круассанов. Как выяснилось, он держал видеопленки в коробке рядом с моим подвенечным платьем. Его проклятые фильмы! Представляешь, какое свинство? И вот однажды ты никуда не идешь, встаешь и ищешь коробку, в которой хранишь свое подвенечное платье. Тебе нужно его разыскать, потому что… не знаю… тебя что-то подмывает, тебе хочется вспомнить те времена, когда ты еще не ощущала бомбы внутри себя, и был дом, хоть ты и жила с четырьмя сестрами. Ты могла свободно слушать музыку, а готовкой занималась мама… Рядом с твоим подвенечным платьем коробка, как ты считаешь, с его свадебным костюмом, и если бы тебе не пришла в голову мысль проверить, нет ли там моли или чего-нибудь грязного, ты бы не обнаружила в ней целую дискотеку.

– Видеотеку, – мягко поправляю я ее. – Перестань, Гадор, тебе вредно. Постарайся заснуть.

– Черта с два я усну!

– Успокойся, ляг поудобнее… – Я встаю и подхожу к ее кровати, которая находится меньше чем в метре от моей, и подкладываю подушку ей под шею. Она потеет, а ее глаза похожи на два белых бильярдных шара.

– Не представляешь, что значит даже не иметь дома видео. И ты отправляешься в магазин на углу, где продают бытовую технику, который принадлежит Пако Гандиа, тому самому, однорукому.

– Гадор, ты мне уже рассказывала. Не стоит так страдать, повторяя все снова.

– Бедняга подходит и говорит, что эти пленки слишком маленькие и нужен адаптор. А я не поняла, какой адаптор. Я только знала адаптор для розетки, потому что это единственное чудо техники, которым мне посчастливилось пользовалась в моей квартире, если не упоминать о холодильнике и телевизоре в четырнадцать дюймов. Что касается телевизора, то в нем все кажутся не больше блох. Нужна лупа, чтобы разобраться, что показывают: футбол или праздник в Бенидорме.[2]

– Здесь у нас большой телевизор, завтра целый день можешь смотреть его, лежа на диване, – говорю я ей.

– И теннис, черт, как мне раньше нравился теннис, помнишь, Кандела?

– Помню, помню…

– А по моему паршивому телевизору я даже не могла разглядеть, куда летит мячик. Экран такой маленький, что чертов мячик просто не виден. Поэтому я перестала смотреть теннис по телевизору, хотя это была единственная возможность увидеть игру.

– Ничего страшного, здесь ты сможешь смотреть.

– Да, конечно… Бедный Пако Гандиа идет и приносит адаптер «Панасоник», потом ставит пленку в потрясающую видеосистему, которая продается со скидкой и у которой огромная мощность. Знаешь, я в этом не разбираюсь, но на меня она произвела впечатление. В общем, я стою там, в магазине Пако…

– Ты уже много раз говорила, Гадор… – устало шепчу я.

– … а на экране появляется этот недоносок Виктор со своими поникшими шарами и в фуражке, как у полицейского регулировщика. И больше на нем нет ничего, Кандела. Стоит нагишом, козел.

– Шш… знаю, знаю.

– У меня все еще перед глазами эта картина, – она тыкает указательным пальцем в переносицу, – особенно та тетка. У нее такой зад… если бы ты видела, ты бы обалдела. Хочу сказать, он просто огромный. Может, ты и видела такие габариты по телевизору, но это был не зад, а стадион.

– С такой трудно соперничать, – признаю я, гладя ее волосы. – Но не беспокойся, такой тип женщин, с такими задницами, уже не в моде. Они остались в прошлом веке. Или даже в доисторической эпохе, до рождества Христова.

– Ты ее не видела, Кандела. Не наблюдала за выражением ее лица. Она наслаждалась. Мне никогда не приходило в голову развлекаться с Виктором в постели. Я бы скорее предпочла круассан, чем его…

– Пенис, – подсказывает Бренди, входя в комнату и осторожно прикрывая за собой дверь. – Что за плач?

– Еще одна! – начинает рыдать Гадор.

– Ты подслушивала? – спрашиваю я, желая вывести Бренди на чистую воду.

– Совсем немного, в самом конце. Начало я слышала из моей комнаты. Странно, что весь квартал еще не в курсе, – отвечает она, кивая на огромное тело Гадор, дрожащее в моих объятиях. – И что сказал Пако Гандиа? – спрашивает Бренди.

– Что он мог сказать, бедняга? – У сестры дергаются губы, она закрывает глаза, снова все вспоминая. – Насколько я поняла, он думал, что там видеозапись первого причастия. Правда, я его предупредила, что это кое-что другое, но на самом деле это нечто – я бы могла брать деньги за показ, такое это было красочное зрелище.

– Боже, Гадор, мне жаль! – Бренди подходит к Гадор и уже ведет себя вполне по-человечески: она гладит руку, в которой Гадор сжимает остатки туалетной бумаги, мокрой от слез и слюны.

Затем на ее лице снова появляется улыбка, и она посылает проклятия нашему бывшему свояку.

– Может, рассказать все Кармине, – предлагаю я, забыв о благоразумии.

– Не будь дурой, хочешь, чтобы она его убила и мы все попали в переплет? – отвергает мое предложение Бренди. – Ты что, не знаешь, какая у нас сестра?

– Мужчины просто отвратительны, – говорю я, думая о вполне конкретных личностях, которые к этому моменту уже наверняка во всем разобрались и пришли к выводу, что если что-то и есть в этом мире в избытке, так это моя ложь.

– Знаете… – Бренди кивает и садится. – Я часто себя спрашиваю, что способен мне дать мужчина такого, чего я не могу сделать сама с помощью большого пальца?

– Ласку? – неуверенно предлагает Гадор.

– Да уж… Сомнительное удовольствие.