Игры мажоров. Хочу играть в тебя (СИ) - Ареева Дина Страница 8

Самое интересное, что Коннор действительно не вынимает рук из карманов.

— Наконец-то до тебя дошло, что это самая правильная поза, да, малышка? Передо мной на коленях. Запомни ее, когда будешь мне сосать, а я так и быть, не буду тебя трогать.

— Послушай, Коннор, почему тебе не найти себе кого-то посговорчивее? — особой надежды договориться не питаю, но и на открытый конфликт идти не хочу. Хотя разве кто-то на моей памяти договаривался с отморозками?

Смотрю на него снизу вверх. И его еще считают красавчиком! Своими ушами слышала, как девчонки обсуждали, какой он весь большой. Как на меня, парень больше похож на гориллу. А кто-то видел когда-нибудь красивых горилл?

Левая нога горит огнем, но если начну подниматься, боюсь не выдержу и расплачусь. А ублюдок только этого и ждет.

— Мне даже нравится, что ты сопротивляешься, меня это заводит. Разве ты сама этого не видишь, — он придвигается пахом к моему лицу, и я брезгливо отшатываюсь. Трикотаж свободно топорщится, обрисовывая реально немаленький член. — Но когда-то мне это надоест. И тогда я буду кормить тебя своей спермой, пока ты не захлебнешься...

Резкий свистящий звук, а следом сильный удар обрывает словесный поток. Коннор замирает, нескладно покачивается и огромной тушей оседает рядом, чуть не накрыв меня собой. В последний момент отползаю в сторону, наплевав на счесанные ладони.

Саймон прорывается ко мне, пока друзья Коннора обступают его со всех сторон. А я как во сне вижу идущего к нам через все поле Топольского.

— Мари, вставай, — приятель помогает подняться и даже коленки обтряхивает, как маленькой. С благодарностью опираюсь об его руку.

Он прячет глаза, явно чувствуя неловкость от того, что не смог защитить меня от Коннора и его дружков. У меня и в мыслях нет обижаться. Кем надо быть, чтобы противостоять этому отморозку? И разве мне стало бы легче, если бы Коннор размазал Саймона по асфальту?

С трудом держусь на ногах, в голове сотней молоточков настойчиво бьется: что именно видел Никита? Неужели он слышал все эти гадости?

Меня совсем не задели слова Коннора, но мысль, что их мог слышать Ник, ослепляет, заставляет щеки гореть огнем.

Я кажусь себе выпачканной в грязи. Словно со стороны вижу себя на коленях перед этим орангутангом. Что Ник обо мне подумал? Горькое осознание внутри подсказывает, что ничего нового.

— Извини, — слышу знакомый ровный голос, который проникает в подкорку. Бьет по нервным окончаниям. Сносит все выстроенные заслоны. Такой забытый и до сих пор все еще такой нечужой...

— Ты охуел, парень? — хрипит Коннор. — Я тебе сейчас башку сверну.

Только теперь понимаю, что ему прилетело в голову мячом. А он живучий. Меня, к примеру, это бы точно убило.

— Попробуй, — равнодушно говорит Никита, подцепляя ногой мяч и перехватывая его одной рукой, — у моей команды по времени сейчас тренировка. Так что иди тренируйся в другом месте. В следующий раз может и по яйцам прилететь. Остальных это кстати тоже касается.

Он на нас не смотрит, но я понимаю, для кого это говорится. Со стороны учебных корпусов быстрым шагом идет их футбольный тренер. Похоже, капитану университетской команды прилет в голову Коннора сойдет с рук.

— Расходитесь по другим площадкам, здесь сейчас будет тренировка, — машет рукой тренер. Мы с Саймоном медленно добредаем до скамейки. Друг осматривает мои коленки и ладони.

— Пойдем в медпункт, надо обработать ранки, — говорит он, заботливо вытирая мои руки салфеткой.

Я отказываюсь, перекись и пластырь есть у меня в комнате. Обходимся без медпункта, Саймон справляется не хуже.

— Это что получается, теперь из-за футболистов даже не побегаешь? — расстроенно спрашиваю приятеля.

— Я слышал, администрация в этом сезоне задалась целью выиграть кубок, — пожимает плечами Саймон. — Вот и капитана нового специально переманили.

— Я слышала, его год уговаривали, — вспоминаю подслушанный в столовой разговор. — Теперь придется менять расписание.

Саймон с досадой соглашается. Уже прощаясь, спрашивает:

— Может, завтра с утра побегаем?

— Посмотрим, мне еще надо в библиотеку, — машу ему на прощание и иду в сторону учебного корпуса. Она работает до восьми, у меня целых два часа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ В помещении библиотеки тихо и прохладно. Мне нравится, как здесь пахнет, жаль, что за отработку в библиотеке засчитываются очень низкие баллы. Я бы с удовольствием здесь поработала, но это если бы у меня была оплачена как минимум половина обучения. А так моя участь — кафе и раздевалки.

Кроме меня сейчас в читальном зале никого. У меня не так много времени, поэтому погружаюсь в книгу с головой. Совсем не слышу шаги и не сразу замечаю нависающий надо мной силуэт.

Поднимаю голову и с трудом удерживаюсь от удивленного вскрика, потому что передо мной, уперевшись одной рукой в стол, а другой в спинку стула, стоит Никита.

Глава 5-1

Мы сцепляемся взглядами. Впиваемся друг в друга, его взгляд прожигает во мне целые сквозные отверстия с оплавленными краями.

Мы оба молчим, просто смотрим. Ловлю себя на том, что впервые так хорошо вижу его вблизи без всяких линз и увеличительных стекол очков.

Хочу еще ближе. Еще глубже.

Медленно поднимаюсь, несмотря на подрагивающие коленки. Теперь наши лица прямо напротив. Фокусируюсь на зрачках, вижу каждую линию радужки, каждый излом.

У него красивые глаза. И всегда были красивые, я это знала даже когда была слепая.

Как давно я его не видела.

Недавняя встреча не в счет, вокруг нас было слишком много народу. А сейчас мы одни, и каждая клеточка тела кричит, узнавая в нем того, моего Никиту.

Пусть он сменил парфюм и стрижку, он по-другому пахнет и по-другому укладывает волосы. Пусть его глаза смотрят холодно, и в них больше нет ни восхищения, ни желания. Пусть его губы плотно сжаты, и он больше не говорит, что когда он со мной, мне нечего бояться.

Я все равно узнаю его по дыханию, по стуку сердца в грудной клетке, которая стала заметно шире. Как я могла думать, что я его забыла?

Мне для этого надо было срезать нервные окончания, вычистить память, заменить рецепторы.

Поменять меня на кого-то другого. Внутри меня должна быть другая девушка, которая не знает, какие у него шероховатые пальцы, какие твердые мышцы, какое горячее дыхание.

Господи, как же я оказывается соскучилась...

Рука сама непроизвольно тянется к его лицу. Кожа на пальцах горит. Если я прямо сейчас не прикоснусь к нему, то умру.

— Ник, — шепчу чуть слышно и даже делаю попытку улыбнуться, — Никита...

Рука, перехваченная за запястье металлическими тисками, прижимается к столу. Никита нависает надо мной, наши лица почти соприкасаются.

— Ты завтра же заберешь документы и свалишь отсюда, поняла?

Если и есть более эффективные методы сбрасывания на землю с розовых сопливых облачков, то Топольскому они точно известны.

— Отпусти, мне больно, — шиплю, пытаясь вырвать руку. — Я не собираюсь забирать документы.

— Еще раз. Завтра тебя не должно быть в университете, — он втягивает воздух через ноздри, и я вполне допускаю, что он может меня задушить.

— Что ты о себе возомнил? — зло дергаю руку, но он толкает меня к столу, и я больно ударяюсь об столешницу задом. — Почему я должна уходить?

— Потому что нам двоим здесь слишком тесно, — хрипит он, нависая надо мной.

— Вот ты и уходи. Мало тебе мажорских универов? — пячусь возмущенно. — А я буду учиться здесь.

— Не будешь. Я все равно тебя отсюда выдавлю.

— Кто ты такой, чтобы мне указывать? — задираю вверх подбородок.

Упираюсь руками в нависающую надо мной грудь. Теперь мне самой противно оттого, как меня вело еще несколько минут назад.

Нет никакого «моего» Никиты. А может, и никогда не было. В груди жжет обида, вместе с дыханием вырываются всхлипы.