Сойкина Ворона (СИ) - Галина Валентиновна Чередий Страница 8

Уточнить — без чего конкретно — я тогда не успела, оглушенная многозначительным хлопком двери за ушедшим. Звонить или писать не пыталась. А шесть дней спустя обнаружила любовника на лестничной площадке под своей дверью в компании с большим чемоданом.

— Жень, я все обдумал, объяснился с женой и пришел к тебе насовсем, — заявил Павел, потянувшись обнять меня.

— Зачем? — удивилась, отступая от него.

— Ну не злись, Жень, я же все понимаю. Я год тянул, и это было некрасиво по отношению и к тебе, и к Асе. И ты молодец, что дала мне четко понять все этим своим «Орионом».

Угрызений совести за то, что спала с чужим мужем, не испытывала. Я никакими обязательствами не связана, ни на что не претендовала, так что моральные аспекты этого не ко мне. Познакомились когда-то в баре, свое семейное положение Павел не афишировал, я — не интересовалась, потому что планов на его счет не имела, так что плевать.

— Паш, я хочу работать в «Орионе» потому что действительно этого хочу, никак с тобой данный факт не связан и ни от каких действий твоих не изменится. И совместную жизнь с тобой я не планирую.

Вслед за этим последовала безобразная сцена, с истерическими обвинениями меня в разрушении его привычной жизни и почему-то в меркантильности. В конце он даже попытался меня ударить. Естественно очутился лежащим на щербатом кафельном полу лестничной площадки, где я его и оставила, уйдя в квартиру. С того момента Павел больше не звонил и не появлялся.

Трижды после этого я выходила в бар с целью одноразового знакомства, но черт знает почему ничего не срасталось даже на одну ночь, хотя подходящих вариантов хватало. Неужто дело как раз в том, о чем и сказал Корнилов? В том, что мой внутренний запрет в отношении Сойкина работает как запрет всего в принципе и ведет к накоплению напряжения и раздражения? Ну почему на Сойке-то сошлось? Я же не романтичная малолетка, чтобы верить в возможность внезапной влюбленности с первого взгляда или с десятого, да хоть с сотого. Я вообще не влюблялась в этой жизни, натура не та. Тогда откуда этот конфликт животной тяги, реализовать которую проще простого с… чем? С пониманием того, что для Сойкина это тоже исключительно сексом и будет? Ну так того и надо, казалось бы. Тогда почему стоп? Ладно, об этом я подумаю после задания.

— Могу я идти, Михаил Константинович? — спросила, стряхнув задумчивость.

— Да, конечно. Удачи, Евгения. Я и все остальное руководство, и опер-группа всегда на связи для вас, если что.

Глава 5

Сойка

— Охренеть можно!

— Ух тыж!

— Вот это да-а-а!

Дружный возглас-выдох от мужиков из опер-группы заставил меня крутануться на месте, находя взглядом недавно отправившуюся экипироваться на задание Ворону.

Лизку, без пяти минут уже Лебедеву, начальство напрягло-упросило заняться формированием служебного гардероба для наших девчонок на момент заданий, и она, хоть и повозмущалась отстранением от оперативной работы, но развернулась будь здоров. Отжала решительно кусок подвала в офисе, который раньше использовали в качестве кладовки для всякого хлама, припахала нас его освободить, а потом и ремонт косметический сбацать. После туда наперли кучу тряпок, тканей в рулонах, зеркала, пару швейных машин, коробок всяко-разных, а после коварно объявили это запретной для мужиков зоной. Вот, че за несправедливая херня, а? Как помогать — мальчики, пожалуйста, а как посмотреть потом — хрен вам по всей морде.

Вот из этой самой запретной зоны и вышла Евгения, произведя сногсшибательный эффект на всех как бы невзначай отирающихся около спортзала, включая меня. Реально уронил челюсть и похоже пора утереть слюни, пока совсем не опозорился.

Лизка обрядила Льдину в строгий, на первый взгляд, брючный костюм и поставила на каблуки. Темно-графитовый, застегнутый на все пуговицы пиджак, свободные вроде бы брюки, серебристо-серая рубашка и даже галстук под самое горло. Казалось бы, ничего менее сексуального и придумать невозможно, но…

Сука-а-а, я сдохну! Вот, прямо с места не сходя скончаюсь или, бля, обкончаюсь у всех на глазах! Зараза Ерохина, нахрена ты мою занозу-Льдину в гранату осколочную, мозги взрывающую, превратила?

Хрен знает, из чего этот гребаный костюм был сшит, но на каждом шагу трепетал и облизывал формы Льдины так, будто кайфовал от контакта с ее кожей. Еще бы не кайфовал, тряпичный скот, ведь тереться о Воронову во всех тех местах, облапать и натирать которые мечтал я, и не тащиться — невозможно, даже если ты долбаный неодушевленный предмет!

Всегда бледные губы сейчас выжигали на моей радужке ярко-красное сочное клеймо, что хрен когда сотрется и оттуда и из моей памяти. Новой дрочильной фантазией с этими алыми губами в главной роли я сто процентов на ближайшие недели обеспечен.

Я и так-то всегда тащился от походки Льдины, но сейчас это завораживающее покачивание бедрами на каждом шагу сделало меня совершенно одуревшим от похоти болваном, что только и мог, что торчать столбом и таращиться, как она приближается. Наплывает, как чертова лавина на оцепеневшего незадачливого туриста. А ты стоишь такой с распахнутой пастью, осознавая, что тебе п*здец придет через считанные секунды, но при этом дух перехватило от охерительного великолепия стихии, что тебя вот-вот угробит.

Льдина поравнялась со мной, наши взгляды встретились, и мне как под дых ногой кто двинул, от души так. Легкие свело, горло перехватило, язык во рту как суперклеем прифигачен, зато член только что не в голос на весь офис завопил «Да-а-ай!»

Евгения мимо прошла, а я так и остался столбом торчать и таращиться, теперь ей вслед. Я должен ее трахнуть. Нет, не так. Я, нахер, жить не буду, если ее не трахну. Если не стану это делать с регулярной, бля, периодичностью… ну хотя бы раз в час поначалу.

— Евгения, вы потрясающе выглядите! — прорвался в мое внутреннее царство беснующейся похоти голос Сашки Никитина, и верхняя губа задралась сама собой, как у злобнючей псины, чью сахарную кость облапал другой кобель завидущими зенками. Потому что мне-то известно, что в своей черепушке он ее уже жрет-жрет-жрет, давясь от жадности и брызгая голодной слюной, урод похотливый!

Пошел ты на хрен! Все пошли! Мое это! Ломанулся по коридору, в котором, оказывается, уже один и остался и взлетел по лестнице, догоняя Воронову и собираясь в конце концов вопрос ребром поставить и срать мне на свидетелей моего возможного позора. Хожу уже сколько недель кругами, долбодятла кусок, типа почву, мать ее раз так, для