Не твоя семья (СИ) - Оливия Лейк Страница 8

— А ты не одумался? — не удержалась, погладила темные волосы. По густым бровям кончиками пальцев провела. Запоминала черты, которые буду видеть на лице своего ребенка. Красивый мужчина с черствым сердцем. Он ведь всегда был таким, просто я в своей любви не замечала. Наивная глупая девочка.

— Неужели готова похерить пять лет брака ради дефектного эмбриона? — спросил с металлом в голосе. — Серьезно?

— Это ребенок, Тим, — схватила крупную ладонь и на живот положила. — Он живой, шевелится, его сердце бьется. Послушай!

Тимур прерывисто втянул воздух, руку выдернул, отвернулся, сжав челюсти.

— Не думал, что так мало для тебя значу, — ответил непривычно тихо.

— Аналогично, — упрек был взаимным.

Я встала с его колен. Служащая вернулась. Поднялась суета. Мне предложили расписаться в актовой записи. Тимур был вторым.

— Я подпишу, — он достал из кармана пиджака ручку, — и не приму тебя обратно, Геля. Даже если будешь умолять.

Я отвернулась, пряча от него свою боль и свое сердце: искать будет, не найдет.

— Я любил тебя, Ангелина, — бросил, испепеляя взглядом, и поставил широкую размашистую подпись. Мне в паспорт тут же шлепнули печать. Я схватила его и стремительно покинула кабинет. Никто меня не удерживал. Никто не догонял.

В глухом отчаянном оцепенении дошла до Чистых прудов. Села на лавочку, слабо улыбнулась мальчонке, врезавшемуся в мою ногу на маленьком самокате, осмыслить пыталась: мир поделился на до и после Дыхание перехватило, в горле горький комок образовался: я не могла его сглотнуть или выплакать. Это тлен, пепел и выжженная земля. Такое исцелялось только временем. Даже на самой мертвой почве прорастает росток, но не сразу.

Точкой опоры стали уточки с выводком. Детвора бросала в воду хлеб, и было забавно наблюдать, как одна мать-утка заботилась об одних утятах и гоняла чужих. Умудрялась отличать, чувствовала родную кровь.

Я достала телефон, хотела сфотографировать, но только через минуту заметила, что листаю совместные с Тимуром снимки. Такой красивый, статный, мужественный. Уверенный в себе мужчина. Муж. Мой. Хотя нет. Уже нет. Уже бывший.

Тряхнула волосами и поднялась. Даже если ничего не вернуть, я хочу обнажить перед ним душу! Чтобы понял, что чувствую! И его тоже хочу услышать! Что Тимуру тоже больно! Что это нечто большее, чем бездушное желание держать марку перед обществом!

Я вернулась к машине и поехала на набережную. Сердцем чуяла, что Тимур не может… Пока не может поехать в наш дом. Что вернулся в холостяцкую берлогу. У меня были ключи от лофта. Муж ник… Бывший муж никогда ничего не скрывал и не шифровался. Поэтому в его верности не сомневалась.

Приложила ключ к кнопке лифта: он быстро и бесшумно поднял меня в апартаменты. В гостиной никого не было, но я чувствовала, что не ошиблась: в воздухе остался легкий шлейф брутального дымно-пряного аромата. И был еще какой-то, но я не понимала…

Здесь все было как на ладони, кроме курительной комнаты: истинно мужская вотчина, обустроенная для работы и курения сигар, специально, чтобы не мешать мне запахом дыма. Тимур все это сделал ради меня: когда перевез из Питерской академии в Москву.

Дверь была приоткрыта, и слышны приглушенные голоса. Я застыла возле нее, во все глаза рассматривая открывшуюся картину. Тимур сидел в кресле с закрытыми глазами, напряженный, нервный, пиджак сброшен, узел галстука ослаблен, а рядом Марьяна: она массировала ему плечи и тихо что-то говорила. И улыбалась: ласково, даже слишком. Они ведь близкие друзья. Вроде бы ничего такого, но… Тимур запрокинул голову, и ее пальцы переместились на виски: он что-то шепнул, она ответила и… склонилась над ним, целуя в губы.

— Ох… — не сдержалась, среагировала, рот рукой закрыла: хотела задушить поднимавшийся из глубины дикий вой. Вот оно как…

Марьяна отскочила, испуганно глядя на дверь. Тимур вскинул голову и безошибочно нашел мои глаза. Впился, давил, прожигал.

— Я принесла ключи, — взвесила в руке связку. Здесь было все. — Извините, что разрушила интимную идиллию.

— Оставь нас, — бросил, не теряя со мной зрительного контакта.

Марьяна безошибочно поняла, к кому обращался. Я тоже. Она прошла мимо, отводя глаза в сторону. Неужели стыдно? Или боялась сцены ревности? Или что Олегу, ее мужу, расскажу? А может, прятала улыбку превосходства?

Мы с Тимуром остались вдвоем. Я заговорила первой:

— Это все из-за нее, да? Марьяна — истинная причина развода?

Тимур зло хохотнул, бросаясь в меня пылающими взглядами.

— В нашем разводе виновата ты, Ангелина. Только ты. А Марьяна… — задумчиво произнес ее имя, но не стал развивать тему. — Зачем ты пришла? Мы в разводе, забыла? Никто никому ничего не должен.

Мой порыв поделиться болью, обнажить чувства и услышать его, теперь казался сущей глупостью. Ему это не нужно. Мне… Мне, наверное, тоже.

— Ключи, — бросила на кресло рядом. — Думаю, в одном городе нам будет тесно. Я уезжаю, — вздернула подбородок. — Надеюсь, это наша последняя встреча, Тимур Мантуров, — я отрезала его от себя. Меня всегда учили любить, тонко чувствовать, сострадать и быть милостивой. Больше не буду. Тем более с ним. Я научусь его ненавидеть! — Ни мне, ни моему ребенку ты больше не нужен. Прощай.

Тимур с бешенством клацнул зубами и процедил:

— Я куплю тебе дом. Скажешь, где.

— Да подавись ты! — бросила презрительно. Никогда раньше не говорила так с мужем. Бывшим мужем. Это нужно запомнить. Хорошенько запомнить.

Резко развернулась и вышла. Марьяна стояла, опершись спиной о стену. Возможно, все слышала. Ждала, не уходила.

— Я думала, мы подруги, — проговорила, останавливаясь прямо напротив нее. Сколько они вместе? Марьяна вроде бы не лезла в нашу семью, но не всякая любовница стремилась заменить жену. Некоторые просто приятно проводили время с красивыми видными мужчинами. Она ведь и сама замужем. Просто дружеский секс.

— Я всегда любила Тимура. Не лезла, пока женат был. Сейчас все изменилось, Ангелина. Больше не уступлю его, — оттолкнулась от стены. — Я сумею выносить и родить здорового ребенка.

Нет, не разнообразие. Влюбленная заклятая подруга.

— Племенная кобыла? — иронизировала, но во рту такая горечь. Права, во всем права. Я бракованная для них. Для него…

— Пусть так. Я готова ей быть. А ты не для него. Ты никогда не была для семьи Мантуровых своей, — ткнула меня в очевидное и