Обычная история - Юлия Резник Страница 8

— Зачем? Ты и сама все знаешь.

Строгий голос матери заставляет мучительно сжаться сердце. Я не разговаривала с ней три года. Перед судом мы в хлам разругалась, поставив точку в и без того очень натянутых отношениях. До настоящего момента я была свято уверена, что меня это более чем устраивает. А теперь вот слышу ее, и нутро скручивает тоской.

— Да, — хриплю я. — Слушай, я вообще-то по поводу вещей звоню. Нормально будет, если я заеду за ними завтра?

— А сегодня куда?

— Мне квартиру дают от конторы. Туда.

— Ясно. — В трубке опять повисает неловкое молчание, в котором так явно звенит невысказанное. Мама знала правду. Мама говорила — я дура. А я не слушала. Потому что маму я ненавидела, а Реутова любила. И да, мама была права, что уж теперь отрицать?

— С деньгами как? Дадут на первое время или…

От матери я не возьму ни копейки, даже если буду голодать. Это дело принципа. Поэтому, оборвав ее на полуслове, резко бросаю в трубку:

— Об этом не беспокойся. До завтра.

Сбрасываю вызов. Немного истерично дышу. Мама… Прикрываю глаза, и перед глазами встает ее высокая фигура. Угловатые плечи, худоба. Седые волосы, собранные в ракушку. Обязательно строгий костюм. И всегда, всегда недовольно поджатые губы.

Мама возглавляет кафедру английской литературы в одном из престижнейших вузов страны. На ее счету тысячи студентов, сотни научных работ и выдающихся, нахваливаемых критиками переводов. Но ее главным проектом и разочарованием стала все-таки я. Мне жизни не было из-за ее амбиций.

Устало растираю лицо. Краем глаза замечаю двинувшегося к туалетам Миху. Радуюсь, что он отошел. Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя после разговора с матерью. Сижу, попиваю компот.

— Ну, что, Кать? Десерт? Или поедем?

Отвожу взгляд от пестрой скатерки. Предзакатное мягкое солнце проникает сквозь плотную вязь виноградных листьев, осыпая плечистую фигуру Михи звездной пыльцой. Все нереально в сегодняшнем дне. Даже эта картина.

— Нет, пусть нас уже рассчитают, — моргаю я.

— Домой хочешь? — понятливо кивает Стрельников.

— Хочу просто лечь. Там будет куда? — вдруг спохватываюсь, хотя, говоря откровенно, мне и голого пола будет достаточно. Я в таком состоянии, что вряд ли вообще замечу какие-то неудобства. Просто хочется остаться одной. Закрыть глаза и позволить себе забыться.

— Конечно. Даже постельное в наличии.

Миха жестом подзывает официанта, чтобы попросить счет. Я тянусь к рюкзаку, доставая деньги, но Стрельников пресекает мой порыв, пригвоздив к стулу тяжелым взглядом.

— Угомонись.

Прежняя я в этом месте отвесила бы пару шуточек про Мишу-неандертальца. Ну, или же возмутилась бы его сексистскими замашками с горячностью реинкарнировавшейся Клары Цеткин. А в теперешнем своем исполнении я только равнодушно веду плечом. Похер, все вообще похер. Даже злость всю подчистую высосало. Держаться не за что.

Дорогу домой Стрельников решает использовать с толком — рассказывает о продукте, который они создают. Если кратко, то это программа, использующая искусственный интеллект для защиты критически важных систем от хакерских атак извне.

— Вскрывала когда-нибудь наши сервисы? — бросает на меня хитрый взгляд. Алло. Я, может, и на дне, парень, но…

— Мих, у меня семь лет «не отгулянных». Ты мне к этому еще двадцатку за шпионаж добавить хочешь? — хмыкаю.

Наверное, глупо, да, что об этом я вспоминаю только сейчас? Тогда, когда я как орешки щелкала «их сервисы», я почему-то меньше всего задумывалась о последствиях. Просто драйвово было. Где я, а где нары, правда? Мне так тогда казалось. Глупая была. Жизнь казалось игрой по заданным мною же правилам.

Я ведь и Реутова так добилась.

Просто, сука, написала ему по внутренней, естественно, закрытой мидовской почте.

«Привет. Как-то мы хреново вчера расстались. Может, где-нибудь поужинаем? Кэт». И свой мобильный номер добавила.

Реутов перезвонил через две секунды.

— Ты, блядь, какого… Ты спятила вообще?! Да ты хоть знаешь, девочка, что тебе за это, твою мать, будет?!

Я засмеялась. Так приятно было получить от него нормальную человеческую реакцию. А то ведь сидел весь такой интеллигентный, задрав породистый нос к самым стробоскопам.

— Ну, ты же меня не сдашь, а?

Он не сдал. Я тогда думала, потому что ему понравилась. А теперь даже в этом сомневаюсь. Не удивлюсь, если Реутов просто боялся пострадать сам, если бы начался кипиш. Встретились, посидели. Его глаза загорелись. А уж когда мы поехали к нему, и он сообразил, что я ему девочкой досталась, все у нас и завертелось.

Слез нет. Глаза высохли и мучительно пекут, особенно когда водилы на встречке забивают на то, чтобы вырубить дальний. Опускаю ресницы и для надежности прикрываю лицо предплечьем. Самое ужасное, наверное, во всем случившемся — то, что я теперь вообще во всем сомневаюсь. Ставлю под вопрос даже то, что раньше казалось мне абсолютно незыблемой истиной. Рассматриваю под лупой каждый кадр своей прежней жизни — и тут все было неправдой? И тут? И тут?! А свет, преломляясь в линзе, выжигает до пепла душу.

Не-вы-но-си-мо это все.

Еще и Сашка!

Может, это мне расплата за то, что я выбрала мужика, а не дочь? Ведь если бы я не взяла на себя вину, мы бы с ней не расстались. Да, нас бы, один черт, разлучили с Реутовым, но дочь была бы со мной!

Я плохая мать, да. Ужасная. Ничем не лучше моей собственной. Виктор прав. И только понимание того, что я Сашку не заслужила, а не какое-то там благородство, останавливает меня от того, чтобы силой ее забрать. А ведь хочется. Очень хочется, наплевав на последствия. Но я действительно не знаю, чего в моем желании больше — быть с дочерью или ударить посильней ее отца за предательство. Родительство Реутова всегда было гораздо более осмысленным, чем мое. Даже когда Сашка была крохой, он мог ее успокоить, когда я на нервах не могла ни-че-го. Только вместе с ней плакать от бессилия. Он был более терпелив, зрел и надежен… Я же маялась от послеродовой депрессии, постоянного недосыпа, маститов, следующих один за другим, и тихо зверела. Нет, потом, конечно, стало полегче, но комплекс того, что я недостаточно хорошая мать, потихоньку зрел во мне все эти годы, а сегодня, видно, проявился во всей красе.

— Да-да, поняла. А какая роль в этом всем отводится мне?

— Ты будешь испытывать систему на предмет надежности.

— То есть просто ее хакать? — округляю глаза.

— Просто? — передразнивает меня Миха. — Это ты зря, Кать. Просто тебе не будет.

Фыркаю. Посмотрим, мол. Стрельников улыбается шире. Километров через тридцать сворачиваем