Разрушенные - Кристи Бромберг Страница 8

Энди протягивает руку и сжимает ладонь Доротеи.

— Мы смогли немного стабилизировать его сердце, что является хорошим знаком, поскольку боялись, что, возможно, от силы удара произошел разрыв аорты. В данный момент мы знаем, что у него субдуральная гематома. — Доктор поднимает взгляд и смотрит мне в глаза, прежде чем продолжить. — Это означает, что кровеносные сосуды разорваны, а область между его мозгом и черепом заполнена кровью. Ситуация двоякая, потому что мозг Колтона отек от травмы, полученной при ударе о череп. В то же время, скопление крови оказывает давление на его мозг, потому что ей некуда вытекать, чтобы уменьшить это давление. — Доктор Айронс изучает глаза окружающих его людей. — В настоящее время он более стабилен, поэтому мы готовим его к операции. Крайне важно, чтобы мы проникли внутрь и ослабили давление на его мозг, чтобы попытаться остановить отек.

Смотрю, как Доротея тянется к Энди за поддержкой, ее очевидная безусловная любовь к сыну вызывает во мне бурю эмоций.

— Как долго продлится операция? Он в сознании? Были ли другие травмы? — Бэккет говорит впервые, быстро выстреливая вопросы, о которых все мы думаем.

Доктор Айронс сглатывает и складывает пальцы перед собой, встречаясь глазами с Бэккетом.

— Что касается других травм, они незначительны по сравнению с травмой головы. Он не в сознании и не приходил в сознание за это время. Он был в типичном коматозном состоянии, которое мы наблюдаем с подобными травмами — бессвязное бормотание — сопротивление нам во время эпизодических приступов. Что касается всего остального, мы узнаем больше, когда окажемся в операционной и увидим, насколько сильно кровоизлияние в мозг.

Бэккет, всё это время задерживавший дыхание, выдыхает, и я вижу, как его плечи опускаются, хотя не уверена, от облегчения или смирения. Ни одно из слов доктора не уменьшило страх, нависший над моей душой. Квинлан шагает вперед и хватает Бэкса за руку, она смотрит на своих родителей, прежде чем спросить то, чего мы все боимся.

— Если отек не прекратится после операции… — ее голос дрожит, Бэккет прижимается к ее макушке братским поцелуем в знак поддержки, — …что… это будет значить? То есть, вы говорите о черепно-мозговой травме, так каков прогноз? — Ее дыхание прерывается всхлипыванием. — Каковы шансы Колтона?

Доктор громко вздыхает и смотрит на Квинлан.

— В настоящее время, прежде чем мы не попадем в операционную и не посмотрим, есть ли какие-либо повреждения, я не могу давать какие-либо прогнозы. — Приглушенный вздох Энди нарушает тишину. Доктор Айронс делает шаг вперед и кладет руку ему на плечо, пока Энди не поднимает голову и не встречает его взгляд. — Мы делаем абсолютно все, что можем. Мы очень опытны в подобного вида травмах и предоставим вашему сыну все преимущества этого опыта. Пожалуйста, поймите, я не могу сказать какова вероятность исхода, не потому что это безнадежный случай, а скорее потому, что мне нужно больше увидеть, чтобы знать, с чем мы столкнулись. Как только я узнаю, мы сможем составить план и двигаться дальше. — Энди слабо кивает ему, потирая глаза ладонью, а доктор Айронс поднимает глаза и изучает лица всех присутствующих. — Он сильный и здоровый, и это сыграет нам на руку. Более чем очевидно, что Колтона любят столько людей… пожалуйста, знайте, я возьму это знание с собой в операционную. — С этими словами он натянуто улыбается, поворачивается и выходит из комнаты.

После его ухода, никто не двигается. Мы все еще в шоке.

Все еще позволяем суровой правде его слов просочиться сквозь пробоины в нашей решимости. Люди медленно начинают двигаться и перемещаться, мысли сливаются, пытаясь утихомирить эмоции.

Но я не могу.

Он живой. Не мертвый, как Макс. Живой.

Тупая боль облегчения, которую я чувствую, не идет ни в какое сравнение с острым уколом неизвестности. И этого недостаточно, чтобы унять страх, засевший так глубоко в душе. Начинаю ощущать, как липкие щупальца клаустрофобии обжигают мою кожу. Делаю глубокий вдох, пытаясь избавиться от пота, бисеринками нависающего на моей верхней губе, и стекающего по позвоночнику. Воздух выскальзывает из легких, не пополняя тело.

Образы снова сменяют друг друга. Макса на Колтона. Колтона на Макса. Кровь, медленно вытекающая из его уха. Из уголков рта. Пятнами усеивающая разбитую машину. Губы приглушенно произносящие мое имя. Его мольбы ранят мое сознание. Оставляют на нем клеймо, которое останется со мной навечно.

Капли тревоги превращаются в ливень паники. Мне нужен свежий воздух. Нужен перерыв от подавленности, удушающей эту чертову приемную. Мне нужны краски и движение — что-то, полное энергии и жизни, как Колтон — что-то другое, кроме монохромных цветов и подавляющих воспоминаний.

Подталкиваю себя и почти выбегаю из комнаты ожидания, не обращая внимания на оклик Бэккета. Слепо бреду к выходу, потому что на этот раз свист открывающейся двери манит меня, дает передышку от истерии, высасывающей надежду.

Ты заставляешь меня чувствовать, Райли…

Спотыкаюсь у дверей, воспоминание растекается по моей душе, но ударяет под дых. Задыхаюсь, боль проходит через каждый нерв. Делаю прерывистый вдох, мне нужно что-то, что угодно, чтобы вернуть веру в реальность, что Колтон может не пережить операцию. Или ночь. Или утро.

Трясу головой, чтобы избавиться от яда, пожирающего мои мысли, заворачиваю за угол здания и меня бросает в водоворот. Клянусь, здесь больше сотни камер, вспыхивающих одновременно. Рев вопросов гремит так громко, что я поражена приливной волной шума. Меня тут же окружают, спиной прижимая к стене, а микрофоны и камеры тычутся мне в лицо, запечатлевая мою медленно истощающуюся связь с реальностью.

— Это правда, что над Колтоном проводят последний обряд?

Слова застревают у меня в горле.

— В каких вы отношениях с мистером Донаваном?

Гнев усиливается, но меня сокрушает шквал вопросов.

— Это правда, что Колтон лежит на смертном одре, и рядом с ним его родители?

Мои губы открываются и закрываются, кулаки сжимаются, глаза горят, душа плачет, и моя вера в человечество рушится. Знаю, я выгляжу как олень в свете фар, но меня загнали в ловушку. Знаю, если бы я задумалась, то почувствовала бы внутри щупальца клаустрофобии, но сейчас я чувствую, как сжимается моя трахея, когда руки СМИ выжимают из меня воздух. Воздух входит резкими хрипами. Над головой вращается голубое небо, сознание кружится в ленивом водовороте, исчезая, начинает просачиваться тьма.

Как только я собираюсь погрузиться в приветливое забвение, сильные руки обвиваются вокруг меня и предотвращают мое падение на землю. Вес моего тела врезается в Сэмми, как товарный поезд, и мой разум пронзают воспоминания о том, как я в последний