Арина Ларина - Свадьба беременной Золушки Страница 8

Очнувшись, она застонала. Во рту было сухо, болел низ живота, тело не слушалось. Аня с трудом разлепила глаза и увидела капельницу. Прозрачная трубочка тянулась к руке. Она опустила глаза: живота не было, одеяло лежало на плоском теле без намека на беременность. Рядом с кроватью стояло прозрачное корытце, в котором лежало аккуратно сложенное байковое одеяльце. Аня попыталась позвать кого-нибудь, но голоса не было. Она пошевелила рукой. Тут же рядом с ней возникла медсестра и, старательно отводя глаза, затарахтела:

– А вот сейчас подушечку перевернем. Губки вот смочим. Не хотите ли чего?..

Аня хотела только одного: узнать, где ребенок. Она пыталась поймать взгляд девушки, но медсестра постоянно отворачивалась. Она смотрела куда угодно, только не на пациентку, и постоянно болтала, не давая вставить ни слова. Анька похолодела. Она и хотела, и боялась спросить. Хлынули слезы, тело затрясло, как в ознобе.

– Ой, не будем плакать, не надо, сейчас доктор придет, и все будет хорошо. – Медсестра убежала. Буквально через минуту появился доктор. Он тоже отводил глаза. У Аньки уже начиналась истерика, это неведение было настолько невыносимым, что хотелось заорать на них, схватить за грудки и тряхнуть…

– Анна Николаевна, – наконец выдохнул доктор, – к сожалению, ребенка спасти не удалось…

Через три недели подруги встречали ее у дверей клиники. Все молчали, потому что никто не знал, что говорят в таких случаях. Девочки так и не решили, как себя вести. Аня шла к ним из глубины коридора: бледная, осунувшаяся, с сумкой на плече. Она улыбалась! У девчонок отлегло: хотя было страшно, чему она могла улыбаться после случившегося. Выйдя на крыльцо, она сказала:

– Не смейте меня ни о чем спрашивать и делать постные морды. Тема закрыта. Ну, какие новости? А то я выпала из жизни, пора возвращаться.

С тех пор эта тема была табу. Единственный раз, когда Анька позволила себе заговорить об этом, случай с Катюхой, очередная ее любовная драма. Она сидела на Аниной кухне вся зареванная и требовала совета: Катерина забеременела от очередного кавалера, который был безнадежно женат. Решали дилемму: рожать – не рожать. И тут Анна выдала:

– Лучше вообще не иметь ребенка, чем пережить его потерю. Я больше никогда не буду носить в себе чужую жизнь, слишком большая ответственность и слишком страшная утрата.

Лицо ее заострилось, глаза заблестели предательской влагой. На кухне повисла тишина, никто не решился спорить, хотя доводы имелись. Анькина модель мира была ясна. Она, безусловно, в глазах девочек была ошибочной. Но мать, потерявшая ребенка, имела право на свое мнение. Она имела больше прав, чем кто-либо из сидящих за столом.

Анька вообще была непредсказуемой и оригинальной. Ее поведение не укладывалось ни в какие рамки.

Разведясь с Андреем, у которого, к слову сказать, с той самой «девочкой» ничего не вышло, Аня попыталась поделить жилплощадь. Но бывший муж под предводительством мамы выдвинул невероятные финансовые претензии и затребовал себе двухкомнатную квартиру, объяснив, что Аня одна, поэтому ей полагается однокомнатная, а их с мамой двое, они разнополые, посему им положена по закону двухкомнатная. О том, что до объединения площадей у Ани имелась двухкомнатная квартира, уже никто не вспоминал. У нее было достаточно средств, чтобы купить себе отдельные апартаменты, но она заняла позицию: я не злопамятная, отомщу – и забуду. И осталась жить с бывшим мужем и его мамой. Жизнь перековала Анечку в злобную стерву, и теперь уже Андрей с Марией Сергеевной были бы и рады разъехаться, да Анька возражала. По прошествии четырех лет после трагедии отношения жильцов перешли в стадию вооруженного нейтралитета, и Аня уже подумывала закончить эксперимент с отмщением и съехать, предварительно продав свою часть отсуженной жилплощади. Она была бы не она, если бы после всего не оставила своих обидчиков в коммуналке. Последние несколько месяцев Аня подыскивала покупателей. В идеале это должна была быть большая восточная семья, но пока таковая не попадалась.

В общем, переть против Анны было бесполезно. Все задуманное она тщательно воплощала в жизнь, сметая все преграды на своем пути.

Приняв судьбоносное решение ничего не говорить подруге, а сказать все врачу, Юлька вышла на кухню.

– Надо сфотографироваться до аборта, – выдала Анька. – Пока рожа нормальная, а то потом может уже и не получиться. Останется от твоей красоты одно воспоминание!

– В каком смысле? – оторопела Юлька. – Куда фотку – на могилку, что ли?

– Да. Дурость твою и безнадзорность хороним. Теперь я за тебя возьмусь, давно пора было. Давай шевелись! Придется нам сегодня своим ходом, моя машина в ремонте.

Наспех выпив кофе, они понеслись куда-то. Куда – Анька знала, а Юлька нет. Она так устала от подружкиной напористости, что решила не пререкаться: беречь нервные клетки. Их после вчерашнего и так почти не осталось.

Оказалось, их ждали в косметическом кабинете. Вышла оттуда Юлька, осторожно неся лицо: такой красивой она себя еще не видела. Это было даже не ее лицо, а чье-то чужое, но потрясающее, как с обложки глянцевого журнала, которые Юлька, кстати, никогда не покупала.

Маршрутка была полупустой. Тетка, сидевшая напротив, обалдело таращилась на подруг, переводя взгляд с одной на другую. Они и правда были довольно колоритной парой: взлохмаченная, бледная Анька и павлинообразная лицом Юлька: макияж был сделан в расчете на фотографию, а никак не на поездку в общественном транспорте. В зеркальце заднего вида периодически мелькал настороженный взгляд водителя. Юлька не выдержала и состроила ему глазки. Машина вильнула, и подруги чуть не рухнули в узкий проход между креслами. Юлька погрозила водиле кулаком: не хватало еще размазать о грязный пол эту нечеловеческую красоту.

Через полчаса она принимала разные позы, наклоняла голову то вправо, то влево, сидя на крохотном неудобном стульчике перед плешивым фотографом. Чудо-мастер был неопределенного возраста, с серьгой в ухе и в чудовищно мятой рубахе. Юлька вдруг подумала, что теперь каждого представителя противоположного пола мысленно оценивает: подходит – не подходит. Для чего именно подходит, она еще не поняла, но оценки уже ставила. И ждала. Хотя в ее положении ждать уже было нечего. Дождалась.

Гинеколог, как оказалось, принимал в «евростандартовском» центре. Все было красиво, явно дорого, но почему-то бесплатно. Аня сказала, что разберется сама, и Юлька решила не забивать голову еще и этими проблемами. Разберется – значит, разберется.

Слава богу, Анька осталась снаружи. Спасибо и на этом. Доктор оказался импозантным дядькой лет пятидесяти. Если бы Юля встретила его на улице, то могла бы заподозрить его во владении любой профессией, кроме гинеколога. Но тем не менее это был именно нужный ей в данный момент доктор.