Алекс Май - Заблудшие дети Perestroiki. История первой любви Страница 9

Песенку написал дня за два…

Да знаю все, знаю, критики мои разлюбезные, но кто вам сказал, что первой сыгранной «Лед Зеппелин» песней была «Лестница на небеса»? Кто вам сказал такую ерунду?

– Ленина выкинь! Не пропустят. Выкинь, чтобы и духа не осталось, – посоветовал Валера, сидевший как-то с Олей на уже нашей с Таней репетиции.

– Валера, ты что? Никак нельзя выкинуть… Это так по-панковски, – запротестовал я, почти обидевшись на «цензуру», да еще и со стороны друга. – Валерыч, жалко песню кромсать…

– Выкинь, и поверь, что так будет лучше. Тебе еще школу закончить надо и экзамены сдать.

– Валерыч, на дворе – перестройка. Ленина ругают все кому не лень… Рои медведей парят над страной и все такое…

Упрямый и мудрый Валера уперся, как объевшийся мухоморов лось. Выкинь и все тут. Не читает, наверное, журнал «Огонек». Телевизор не смотрит. Совсем от жизни отстал. Я отстаивал свою позицию с помощью народной мудрости. Перечислил все поговорки. Слово – не воробей, топором не вырубить, рукописи – огнеупорны и так далее. После долгих препирательств сошлись на том, что Ленина все-таки оставим, а вот «хуй» – выкинем. Такой вот, как любил говаривать Горбачев, консенсус. Компромисс. Смущало ли меня использование мата? Если честно, немного смущало. Но мы ведь готовились к рок-концерту, а не к прослушиванию в филармонии.

Когда под звуки веселых риффов пришло время очередного рок-фестиваля, песенка была более или менее отрепетирована. Мы настолько увлеклись ею, что на сочинение других просто не хватило времени и сил.

Валера пообещал помочь в организации нашего рок-дебюта. Он по жизни с ног до головы, словно сетями, был опутан множественными и необычайно загадочными связями во всех сферах.

Примерно в то же время выяснилось: чередовать квартиры не получается – очень уж выматывали нас еженедельные, а главное – беспредельно бессмысленные и безнадежно идиотические переезды с квартиры на квартиру. Пришлось объяснить Таниным родителям, что столь ненормальный режим отрицательно скажется на успеваемости. Пообещали радовать их щедрыми россыпями «троек» и «двоек». Ради циферок в дневнике они… Они, скрепя сердце, согласились с нашими доводами. Представляете? Почему мы раньше не подумали о таком простом, но эффективном маневре?

На последнем семейном совете Тане разрешили жить у меня постоянно.

Вещи перевозили холодными вечерами, в автобусе. Три или четыре поездки совершили.

Жили по следующему самоутвердившемуся плану: Школа – Репетиция – Бар «Фрегат» (напоминающий питерский «Сайгон» и заполненный такой же неформальной волосато-ирокезной публикой).

Хорошее место.

«Фрегат», сохранился ли ты? Что стало с тобой? Что стало с твоими завсегдатаями? Слышал, что кто-то обратился в преуспевающего бизнесмена, кто-то эмигрировал, кто-то попал в тюрьму, а кого-то уже и не сыщешь среди живых.

Во «Фрегат» любой, даже малознакомый человек мог зайти без копейки денег, и его всегда угощали вином, пивом или мороженым. Как-то Таня принесла огромный кремовый торт, на радость всем хиппи и крысам. Ручным, слегка флегматичным крысам с дурными (вроде алкоголизма) привычками, считавшимися неизменным и обязательным атрибутом настоящего хиппи. Девчонки даже одежку, украшенную бисером, шили для крыс, дабы последние не морозили свои нежные розовые хвостики во время суровой заполярной зимы.

Мисс Крыса, не хотите ли примерить этот балахончик?

Хорошее было время и место, так нам казалось.

Снег той зимой валил и валил…

Помню, что на нас почти постоянно сыпались огромные и мягкие, словно ангельских пух, снежинки.

Неужели на небе уже началась битва?

10

Ведущий рок-фестиваля, типичный комсомольский работник с квадратным туловищем, короткими ножками и постным, как от кислых щей, лицом торжественно объявил: «А сейчас – дебют молодой группы „Ромео и Джульетта“! Поприветствуем!»

Вот ради таких моментов и стоит жить!

Перед выступлением Таня вырядилась в узкие черные кожаные штаны, черную майку и голубые перламутровые босоножки на огромнейших каблуках. На мне – ярко-голубые джинсы и желтая майка. Да! Чуть не забыл упомянуть популярные в то время китайские кеды – огромные, размера на три-четыре больше. Валера с Олей перед нашим выходом на сцену сняли с себя свои вечные косухи и протянули нам. Мы влезли в грубую пахучую кожу. Вот за это отдельное огромное спасибо.

Папа привел на концерт чуть ли не всю свою рыбацкую команду – от старпома до буфетчицы.

И вот из зала свистят, орут: «Хеви металл! Хеви металл! Давай!» Динамики гудят, как турбины, в воздухе сконцентрировалось электричество. Путаясь в шнурах, подключили инструменты. Немного, ровно столько, сколько надо для панк-музыки, настроились. «Раз-два-три-четыре!» – отсчитал, ударяя по «хэту» барабанщик, лучший в городе, его, как и косухи, подогнал нам за два дня до выступления Валера. И вот как лупанет этот парень по барабанам! Я, изо всех сил преодолевая неожиданный паралич, заиграл классическое, на двух-трех струнах, рок-н-ролльное вступление… Да, мы играли почти классический рок-н-ролл, но с панковской грязью, в отвязной такой манере. Звук – жесткий, классный. На басу играл человек по имени Лан, вторая гитара – Троцкий.

Таня, с распущенными волосами, словно жрица рока, высокая и красивая стояла посередине сцены. Дым – столбом, как на пасеке во время отъема меда у пчел. Таня пела, я большую часть песни орал, но именно такое, контрастное сочетание ее нежного голоса и моих воплей придавало, на наш взгляд, особую прелесть песне.

Первый проигрыш.

Нет, я, конечно, не забыл, что Валера перед выступлением, как заведенный, твердил – «хуй» петь не надо, а еще лучше и про Ленина не надо… про «хуй» не надо, про Ленина не надо… Не надо, в общем, про Ленина и хуй Достал, одним словом!

А мне…

Черт побери, мне мерещилось, что с высоченного потолка незримым духом, улыбаясь и дымя самокруткой, за нами наблюдает вечно пьяный ухмыляющийся Моррисон… Я даже искал его глазами среди балок, разноцветных прожекторов и штукатурки. И что-то такое непонятное нашло на меня… Ага, значит? Не надо про Ленина? А еще чего? Так вот – очень даже надо. Надо и все тут!

Тот самый куплет…

И вместо отрепетированного запила, что должен был заменить собой нехорошее слово, я проорал:

– И жадно Крупскую целуя, не мог поднять он даже хуя!!!

– Ууууу! Хуй!!! – непонятно чему, но дружно обрадовалась толпа.

Мельком взглянул за кулисы, сквозь дым частично разглядел взбешенного Валеру, который указательным пальцем одной руки крутил пальцем у виска, а другой, словно саблей, рубил воздух. Под конец я разошелся… Нещадно терзал бедную «Музиму», словно хотел вырвать все ее электронные внутренности. Она визжала, жужжала и стонала… Таня вошла во вкус и тоже ой как разошлась, вспомнив все, чему ее научили в танцевальной студии. Трехминутную песню легко растянули на целых пятнадцать, благо припев позволял… Ведь его можно, как вы поняли, повторять до Четвертого Пришествия.

Почтенной публике наше выступление понравилось. Нам тоже.

Перед уходом за кулисы зачем-то крикнул в микрофон:

– Даешь, на фиг, прожектор перестройки!

– Вааааа, даешь! Хуй!!! – взорвался воплями зал.

За кулисами, забирая косухи, Валерыч отчитал меня… Я же, продолжая балдеть от произошедшего, отмахнулся. Залпом проглотил предложенную кем-то бутылку пива. Вторую отдал Тане.

Не сразу, но отдышались. Захотелось уединиться, спрятаться от всех.

Пошли в комнатку, выделенную нам и еще нескольким группам под гримерную… Заперлись там, чтобы целоваться, целоваться, целоваться…

На традиционной, обязательной после концерта пьянке музыканты спорили, ругались, обсуждали: кто где слажал, кто забыл две ноты из соло… Вечная рок-н-ролльная суета. Все крутились возле «приглашенных гостей». В том году, если не ошибаюсь, у нас гостила группа «Чайф» – легендарные люди с Урала. Но нам было хорошо и без них. Нам хватало друг друга.

Вышли покурить. Возле туалета нас выловили телевизионщики. Ого! В первый раз на сцене, а уже мужики с камерой, микрофон под нос суют:

– О чем ваши песни?

– Какие такие песни? – не понял я. – У нас всего одна песня… Она – про нее! – Я обнял Таню и поцеловал ее. – И про Ленина…

– А другие песни будут?

– А вам что? Этой мало? – удивилась Таня.

– Будут, – ответил я, – будут и другие… Много песен будет. И все про нее… Про Таню…

– У вас голос такой жуткий! Как вам так удается петь?

Кажется, он меня с кем-то спутал. Не такой уж и жуткий у меня голос, если прислушаться, но…

– Что? Голос? Голос – у нее! А я типа на подпевках. А получается так. – Я вырвал у мужика микрофон, сложил руки лодочкой, как любят делать вокалисты из чумовых тяжелых команд, и сам того не ожидая, проорал: