Натали Якобсон - Кровавый рассвет Страница 9

Николетт же уже двигалась по направлению к Лисандро, сама быстрая, как тень. Никто словно ее не видел. Никто из тех, кто мог насторожиться. Очевидно, лишь заговорщики видели ее и поддерживали. Никто из них так и не решился нанести удар, хотя Фердинанд заметил, что некоторые отходящие от кардинала тоже прятали в рясах стилеты, которые, однако, так и не были пущены в ход. Николетт шла неслышно, стремительно, будто не касаясь пола. Сам Лисандро будто тоже ее не видел, пока она не подошла совсем близко. Лицом к лицу. Узнал ли он дьявола в лицо? Даже если узнал, то не смутился, а восторжествовал при мысли о том, что ему наконец-то удалось достучаться до высших сил.

Фердинанд жалел в этот момент, что не умеет читать мысли. Он не мог заглянуть ни в сознание ангела, ни в сознание человека. Но роковой миг приближался, он это ощущал всеми порами кожи. Сейчас произойдет нечто знаменательное. Только он не имел права в это вмешаться.

Бескровные губы ангела чуть раскрылись, словно щель в иной мир.

– Будь благословенен! – произнесла Николетт с какой-то пугающе холодной интонацией. Она всего лишь повторила за всеми, но имела в виду нечто особенное, тайное, пугающее. Вдруг в ее руке блеснул нож. Всего на миг. Она успела вонзить его в тело кардинала так резко, что Фердинанд вздрогнул. Он хотел кричать, видя, как ангельская рука вспорола человеку кишки. Абсолютно равнодушно, ритмично, расчетливо. Николетт распорола его всего, от низа живота до горла. Полные предсмертного ужаса глаза жертвы ее ничуть не смущали. Кровь забрызгала ее кожу и одежду, как до этого забрызгивала лилии. Но сам ангел, казалось, остался чистым, даже в крови. Или это всего лишь иллюзия?

Фердинанд наблюдал за переполохом как будто издалека. Многие спешили выбежать из зала. Кто-то кричал. Самые разумные, видимо, заговорщики, знали, что здесь присутствует сила, от которой не убежать, и просто наблюдали. Молча. Как и сам Фердинанд. В данном случае он не был ни за, ни против. Это дело его не касалось, как и его собратьев. Их орден не имел права вмешиваться, если речь не шла о непосредственном исполнении приказа.

Только вид вспоротого тела, на которое тут же с жадностью накинулись какие-то существа, снующие по полу, невольно вызывал тошноту.

Николетт не смутилась. Она подняла в руке лезвие, которым только что убила, и слизнула с него кровь. Почему-то это простое действие напоминало мистерию, куда больше, чем проводимый до этого обряд.

А потом она была такова. Фердинанд тупо смотрел на пустое место. Ощущение было таким, словно статуя сама сошла с постамента и просто ушла. Он так надеялся, что она еще раз на него взглянет. Он этого безумно хотел. Взгляда пронзающего острее, чем нож. Вместо этого на выходе его сильно толкнул тот самый красивый брюнет, которого он заметил рядом с ней. Очевидно, он сделал это нарочно. Его усмешка так о многом говорила.

Так и не обагренный кровью клинок в руке Ферднанда тоже говорил о многом. Сегодня он так и не сделал своего дела. Только ад в его душе разверзался совсем не поэтому.

Непорочные

Что-то было не так. Что-то напомнило ей о небесах, пустых после падения дьявола и наполненных вздохами. Что-то расцветало в душе подобно розе с гноящимися кровью шипами. Все вдруг стало как раньше, на один-единственный миг. Но этот миг был решающим. Воспоминания вернулись вдруг с пугающей реальностью. Все, что она не могла вспомнить раньше, лежало, как на ладони. Вернее, стояло перед глазами. Миг падения, боль, огонь, порезы, сокрушительное ощущение конца.

Необратимость! Только одно слово билось в голове. Это должно было произойти. Сознание обожгло. Но ее лицо осталось спокойным лицом статуи.

Николетт выходила из дворца, как существо из другого мира. По сути, она им и была, но пурпурная накидка уже скрыла крылья. Пурпурный цвет – привилегия королей. Она была даже больше, чем королевой. Ведь она суть царя царей – самого дьявола. Раньше на ее красивом лице не отражалось никаких чувств, но теперь на нем застыло легкое беспокойство.

Если б кто-то увидел ее в темноте, он бы не устоял. Подсознательно люди понимают, что перед ними опасность, но уже не могут отвести взгляд от губительной красоты волшебного существа. Первая жертва оказалась не за горами. Судя по рясе, это был кардинал, правда, сильно подвыпивший и почему-то оставшийся без спутников. Наверное, он тоже собирался сегодня на тайное собрание, но по дороге решил, что вино, куда важнее, и значительно опоздал.

Что ж, он встретил искомое божество прямо на дороге и даже не понял, какая ему оказана честь. Он плелся, держась за стенку, но заметил вдруг Николетт, и почти пустая бутылка с грохотом выпала из его руки. Осколки дождем усыпали мостовую. Почему битое стекло в лунном свете так похоже на драгоценные камни? Лицо Николетт многократно дробилось в каждом осколке, будто освещая их изнутри.

Неудивительно, что к стеклу тут же потянулись разные сомнительные ночные твари.

Кардинал не смотрел на них, он смотрел на нее. Его кошелек был еще не совсем пуст, но поиски куртизанок сегодня не увенчались успехом, зато падший ангел стоял перед ним во всей своей красоте. Соблазнительное, бесчувственное лицо в ореоле золотых кудрей передернулось в легком пренебрежении.

Несчастный пьяница смотрел на нее с таким вожделением, будто у него еще были силы влезть в петлю, если она не удовлетворит пожирающую его страсть. Что ж, если от неудовлетворенности, он захочет свести счеты с жизнью, она может ему в этом помочь. Николетт ощутила, как ногти на руке неожиданно удлиняются, превращаясь в золотые когти, будто она стала драконом.

– Если ты знаешь, что дьявол перед тобой, то, что мешает тебе бежать? – она почти выдохнула ему в лицо струю огня, а не слова, но он даже не испугался. Ее красота мешала ему мыслить рационально, как, впрочем, и многим другим.

– Золото! – он потряс висящий у пояса бархатный кошелек на тесемках, где призывно звенели монеты. – Изумруды, рубины, – кардинал попытался снять перстни со своих толстых пальцев, но был для этого слишком пьян. – Хоть мою сутану, все, что хочешь, за эту ночь.

– Все, что захочу? – она с пренебрежением изогнула бровь. Он был даже ниже ее ростом. Но сколько в нем похоти. Это чувство в людях ее больше всего раздражало. Его невозможно было понять. Сама она никогда не ощущала ничего подобного. – А что, если я захочу твою душу? Разве ты не отдал ее уже своему богу?

– О, красавица, – он потянулся к ее лицу пальцами. – Кто не забудет о боге при виде тебя?

– Тот, кто верит в него, – лицо прекрасного юноши на собрании не выходило у нее из головы. Он был даже непреклоннее, чем она. Вот почему на миг она перепутала его со своими бывшими небесными собратьями. Его вера в бога была еще тверже, чем ее связь с дьяволом. Он был неприступным, как скала, опасным, как лезвие кинжала и в то же время абсолютно невинным. Эта невинность делала его каким-то особенным. При мысли о нем все вдруг стало пустым и противным.

Николетт отстранилась от жадных пальцев, тянувшихся к ее лицу.

Между тем кардинал стащил все-таки со своего пальца драгоценный перстень и швырнул его в лужу к ее ногам.

– Весь мир за ложе с тобой…

Раньше она бы преподала ему урок, придя в его дом, превратив угощение там в червей, выпив вино и наполнив кубки его кровью. Она распяла бы его на его ложе и начинала вычерчивать на нем огненные символы пламенем. Его труп остался бы на перевернутом распятие в назидание всем, кто захочет близости с дьяволом.

Но сейчас у нее не было желания играть. Ей просто стало противно.

Он ждал. Он готов был умолять, почти скулить, но лицо ангела осталось непреклонно.

– Блуд это грех! – холодно бросила Николетт и протянула вперед когтистую руку. Ее пальцы вцепились прямо в жирное горло. Жертва билась в судорогах недолго. Николетт легко оторвала тучное тело от земли и прижала к стене. Он не мог кричать, только бился в агонии. И его кровь текла по ее когтям.

Ее крылья дрогнули в предчувствии того, как душа выпорхнет из мертвеющего тела. А пока он еще жив, пусть его грехи смываются кровью.

Фердинанд выходил из опустевшей резиденции с чувством того, что апокалипсис уже свершился. В его душе разверзался ад.

Как такое могло случиться. Он всегда считал себя непорочным и вдруг… Сознание помутилось.

Эффект сильного удара по голове перешел в нечто огненное. Горело не только тело, но и сознание. Он как будто оказался в ловушке, выхода из которой не было.

Золотое создание все еще стояло перед глазами. Сердце билось, как пойманная птица.

Его статуя! Его божество! Возможно, он сам создал себе из святыни идола. И вот наказание. Дьявол принял вид этого идола. Все, чтобы уничтожить драконоборца. Так называли того, кто идет на битву со злом, как в древние времена.