Алиса Клевер - Закрытая книга Страница 9

– Жара. Что это за баланда? – Я кивнула в сторону супа.

– Они считают, что мне необходимо почиститься перед операцией, – фыркнула мама, поморщившись. – А мне кажется, что этим я только пачкаюсь. Почему ты так поздно пришла?

– У меня были дела, – пробормотала я, отведя глаза. – Я переводила. Ты приедешь сегодня?

Я посмотрела на маму с надеждой. Одиночество не так привлекательно, когда ты каждую минуту ожидаешь визита мужчины с уникальным запахом. Я пришла позже, потому что надеялась миновать время обхода. Сегодня в отличие от вчерашнего дня я не хотела с ним встречаться. Как я посмотрю ему в глаза.

– Да, приду. Даша, пожалуйста, разбери мою почту. Я не хочу напрягать глаза, прочти мне, что там понападало. – Я достала из маминой сумочки ее телефон. Для мамы, чтобы читать мелкие тексты, нужны были очки, а она не переносила даже мысли нацеплять их себе на нос. Поэтому, когда могла, использовала меня, или Шурочку, или любого из своей многочисленной свиты. Я читала ей ее почту, еще когда была в школе.

– Спама-то набралось! – возмутилась я. – Ты что, совсем не отключаешь рассылки? Везде подписываешься, где только можно?

– Я нигде не подписываюсь, – возразила мама, глядя в окно. – Оно само как-то подключается.

– Письмо с киностудии.

– Что там? – тут же оживилась мама.

– Они поздравляют тебя с днем музыкантов, играющих на народных инструментах.

– Господи, какой идиотизм.

– Да уж. Уверена, что ты каким-нибудь образом, сама того не заметив, вступила в их сообщество. И теперь, ко всему прочему, ты еще и почетный балалаечник.

– Балалаечница, – рассмеялась мама, пока я читала другие сообщения. В основном всякая чушь. Несколько писем от поклонников, которые бог весть как, но обзавелись маминым реальным адресом. Хорошо, что есть функция блокировки.

– Тебе пришел счет на электричество.

– Отправь Шуре, – покачала головой мама. – Они поднимают эти тарифы каждый день.

Я рассмеялась, а мама посмотрела на меня обиженно.

– Что? Я не могу быть в курсе последних новостей?

– Можешь, но я не думала, что тебя это волнует! – покачала головой я, громко смеясь. – Ты даже не знаешь, как выглядит квитанция. Может быть, ты стала выключать за собой свет, когда выходишь из комнаты?

– Но тогда мне ведь придется входить в темную комнату! – притворно возмутилась она, театрально взмахнув руками. Я всегда обожала следить за мамиными руками, они жили своей жизнью, они грациозно и беззвучно рассказывали свою собственную историю. Мама могла быть холодна, но ее руки полны скрытых намеков. Она могла улыбаться, но ее руки ставили человека на место – одним щелчком. Я никогда этого не умела. Я смеялась и смотрела на маму, когда она вдруг принялась поправлять волосы. Я поздно спохватилась, поняв, в чем причина ее попытки навести лоск. Я продолжала сидеть на стуле и болтать ногами, когда услышала сдавленный кашель за спиной. Андре не заболел, он просто кашлянул, чтобы привлечь мое внимание. Еще один человек, чьи руки живут отдельной жизнью и имеют на меня огромное влияние.

– Ты в приличной обуви! Как неожиданно, – сказал он совершенно спокойным тоном, по-французски, но челюсть его была сведена, он плотно сжал губы и принялся сверлить меня взглядом.

– Добрый день, – ответила я вежливым, официальным тоном по-русски.

– Погода испортилась, – ответил он и пожал плечами. Затем он демонстративно отвернулся и стал вести себя так, словно меня вообще не было в комнате. Я сидела ни жива, ни мертва, пойманная слишком неожиданно, чтобы успеть нацепить подходящую случаю маску. Я же не актриса. Я – сплошное недоразумение.

– Ну что там анализы? – спросила мама, поглядывая на меня странным взглядом. – Смогу я сегодня убраться из вашей стерильной тюрьмы, Андре?

– А вы так хотите на свободу? – спросил он и обернулся ко мне. – Что там хорошего?

– Я не могу есть вашу еду! – воскликнула мама. – Меня в студенческие годы в общежитии кормили лучше!

– Вы же знаете, вам показана диета, – сказал Андре, и мама словно вздрогнула от боли. Это было жестоко и совершенно излишне. Мама никогда не страдала от лишнего веса, она и так питалась только аплодисментами и шоколадными конфетами.

– Мы справимся, вы должны нас отпустить, – бросила я куда громче, чем хотела. – Вы не имеете права требовать, чтобы мы выполняли все ваши причуды.

– Имею, если вы хотите оставаться со мной… как с врачом! – ответил он, испепеляя меня взглядом. – И вообще, иногда бывает достаточно просто все обсудить. Не стоит вытворять черт знает что. Я тоже чувствую свою ответственность… профессиональную.

– Я могу остаться, раз так! – воскликнула мама, и оба мы – и Андре, и я – посмотрели на маму так, словно она была случайным призраком в комнате. Затем я стушевалась, чувствуя, как задрожали мои руки. Он переживал из-за меня. Он злится. Он восхитительно серьезен, так напряжен, как опасный хищник перед прыжком. Я должна держаться подальше, мне не нужно было вообще приходить.

– Нет, мама! Ты имеешь полное право немного отдохнуть.

– Я отпускаю вас, – выдавил Андре и ядовито улыбнулся. – Я никогда и никому не навязывался. – Он повернулся к моей маме. – Приходите завтра к восьми утра, будет осмотр.

– Ты куда? – это спросила мама, глядя, как я подлетела к двери, неосознанно и совершенно бессмысленно пытаясь выбраться из комнаты. Мои щеки горели.

– Решили сбежать? – спросил Андре ледяным тоном. – Не стоит, я сам покидаю вас. До завтра, мадам.

Он кивнул маме и вышел, буквально отодвинув меня от двери. Для этого ему пришлось прикоснуться к моему плечу – буквально на секунду его пальцы впились в мое плечо так, что стало больно. Я вздрогнула и посмотрела на Андре. Он ответил на мой взгляд, смотрел, склонившись, чуть исподлобья, и продолжая хмуриться. Вертикальная линия на подбородке, нервно подрагивающая щека. Он выглядел так, словно имел что-то, что хотел мне сказать, что-то недосказанное или недоделанное, с чем ему теперь было сложно справляться. Он был небрит, возможно, не спал этой ночью, не заткнув малодушно свои чувства двумя таблетками транквилизаторов. Но он справился даже лучше меня и через секунду отпустил мое плечо, открыл дверь и исчез. Я моментально почувствовала себя так, словно потеряла что-то очень важное, необходимое мне, ключевое для того, чтобы я оставалась собой – единым целым. Я напоминала себе, что у меня ничего такого никогда не было, что мне нечего было терять, но единственное, чего мне хотелось – это побежать за Андре.